Зарево над Волгой

К вечеру 17 июня обстановка повсюду нормализовалась. Ни один советский солдат на всей территории ГДР не пострадал. Не было потерь и со стороны немецкого населения.

— Вот как все происходило, — завершил свой рассказ генерал армии Чуйков. — А могло быть и хуже. Так что, Фридрих, как человек, искушенный в военном деле, помогайте укреплять армию ГДР. Ну а что касается нас, советских людей, то мы всегда придем вам на помощь.

— Да, вы правы, Василий Иванович, порох надо держать сухим! — откликнулся Паулюс.

А во время минувшей войны их отношения были совершенно иными, потому как Сталинградская битва была кровавой и беспощадной…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Москва, июль 1942 года.

С утра Сталин просматривал папку с донесениями с фронтов. Он был задумчив, хмур. События на советско-германском фронте развивались неблагоприятно для нас: ударная группировка немецких войск стремилась прорваться в большую излучину Дона, боевые действия на юго-западном направлении обострились, что, естественно, весьма обеспокоило Ставку Верховного главнокомандования. И когда на доклад прибыл генерал-полковник Василевский, Сталин резко вскинул голову и, обжигая его укоряющим взглядом, спросил:

— Что, начальник Генштаба принес черные вести? — На одутловатом лице Сталина вспыхнула натянутая улыбка, от которой Василевскому сделалось не по себе.

Еще и месяца не прошло, как он стал начальником генерального штаба Красной армии, сменив на этом посту маршала Бориса Шапошникова, освобожденного от должности по болезни, и как раз в эти дни под напором вражеских сил наши войска отступали. Василевскому приходилось часто бывать в Ставке, решать у верховного самые разные вопросы, казалось, можно уже привыкнуть, но Александр Михайлович неизменно волновался: Сталин был непредсказуем, порой выходил из себя, чертыхался, требовал «на месте расстреливать тех, кто без приказа оставляет боевые позиции». В таких случаях Василевский проявлял сдержанность, но и не молчал, твердо отстаивал свою правоту, если был в ней уверен. Может быть, поэтому Сталин ценил его, считался с его мнением и, когда в Ставке обсуждался тот или иной вопрос, нередко говорил: «А что нам скажет товарищ Василевский?..»

Сейчас начальник Генштаба стоял у двери, пока верховный не предложил ему сесть. Он зябко передернул плечами, усаживаясь в мягкое кресло, положил перед собой папку. Сталин откинулся на спинку кресла, задержал на Василевском взгляд.

— Что-то вы спокойны, товарищ Василевский, — бросил он небрежно. — А я вот сижу как на иголках. Почему? Мучает вопрос: когда наконец Красная армия перестанет отступать? Вот и на Сталинградском направлении мы терпим неудачи. Слышали, наверное?

В голосе Сталина прозвучала ирония, от которой у Александра Михайловича появился холодок в душе. Он едва не вспылил, но, сжав губы, промолчал. Обидно стало: разве верховный не знает, что начальник Генерального штаба в первую очередь в курсе оперативно-стратегической обстановки на южном фланге советско-германского фронта? Так нет же, ёрничает…

— Я тоже переживаю, товарищ Сталин, — как бы невзначай обронил он. — Передовые отряды 62-й армии генерала Колпакчи и 64-й генерала Чуйкова всю неделю упорно обороняются на реках Чир и Цимла. Есть опасение, что немцы скоро начнут атаки на главную линию обороны этих двух армий.

— Кто вам об этом сообщил, не генерал Колпакчи? — прервал начальника Генштаба верховный.

— Поздно вечером я говорил с ним по телефону ВЧ [2] — объяснил Василевский, качнув головой. Прибавил твёрдо: — Но паники в голосе командарма не услышал, наоборот, он горит желанием выстоять перед врагом.

— Гитлеру позарез нужна кавказская нефть, но и мы без нее не сможем воевать, — проговорил верховный и перевел разговор на другое: — Так о чем вы хотели мне доложить?

— О положении наших войск на Сталинградском направлении, — поспешно сказал Василевский. — Оно осложнилось. Враг стремится втянуться в большую излучину Дона…

— Что предлагает Генштаб? — снова прервал его верховный.

Еще до начала оборонительных боев Ставка в тылу Юго-Западного и Южного фронтов из своего резерва развернула три армии — 62, 63 и 64-ю. Сейчас Василевский предложил верховному передать туда и 57-ю армию Северо-Кавказского фронта.

— Не рановато ли? — вскинул брови Сталин.

— Можно это сделать и позже, — согласился начальник Генштаба.

Скрипнула тяжелая дверь, и в кабинет вошел генерал армии Жуков. Видно было, что он торопился, лицо у него раскраснелось, а под живыми глазами блестели капельки пота.

— Прибыл по вашему вызову, товарищ Сталин! — доложил он и кивком головы поздоровался с Василевским.

— Садитесь, пожалуйста. Мы тут с Генштабом решаем, какими силами укрепить Сталинградское направление. — Сталин кончиками пальцев привычно пощипал свои ухоженные усы. — Два фронта пока не могут задержать войска противника, и, если он войдет в большую излучину Дона, ему откроется прямая дорога на Сталинград. Неделю назад мы решили создать новый фронт, и, пожалуй, не напрасно.

— Но почему-то фронт еще не создали! — бросил реплику Жуков. — Вы же сами говорили, что промедление в этом деле смерти подобно!

Верховному не понравилась грубая прямота Жукова, но он сделал вид, что не заметил этого.

— Вы что же, товарищ Жуков, полагаете, что сделать это легко? — тоном, не терпящим возражения, спросил Сталин. — Генштаб с трудом формирует бригады и дивизии. Может, вы дадите войска из своего Западного фронта?

Жуков пристально, не мигая, посмотрел вождю в лицо.

— Даже полка не дам, не то что армию, — возразил он, насупив лохматые брови. — Я сам не прочь получить хотя бы еще одну танковую армию. Ну, если не танковую, то общевойсковую.

— Георгий Константинович, ты можешь лишь мечтать об этом, — одернул его Василевский. — Для Генштаба сейчас задача номер один — Сталинград!

Сталин кивнул начальнику Генштаба:

— Докладывайте, какие еще соединения можно включить в состав нового фронта…

Наконец Сталинградский фронт был создан на базе управления Юго-Западного фронта. В его состав кроме указанных выше трех армий вошли 21, 28, 38 и 57-я армии и 8-я воздушная армия бывшего Юго-Западного фронта, а с 30 июля — 51-я армия Северо-Кавказского фронта. Командующим фронтом Ставка утвердила маршала С. К. Тимошенко, членом Военного совета — Н. С. Хрущева, начальником штаба — генерала П. И. Бодина. В оперативное подчинение нового фронта была передана Волжская военная флотилия под командованием контр-адмирала Д. Д. Рогачева, она базировалась в городе Горьком.

(Когда нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов проинформировал Сталина о кораблях флотилии, тот спросил:

— Сумеет ли командующий флотилией наладить дружную работу с командованием Сталинградского фронта?

— Рогачев мужественный и знающий свое дело адмирал, — подчеркнул нарком ВМФ. — В начале войны он возглавил Пинскую военную флотилию, и она героически сражалась с врагом. Под стать ему комиссар Раскин, хорошо проявивший себя в обороне Ханко. Кстати, — продолжал адмирал Кузнецов, — немецкая авиация стала минировать фарватеры. На всем протяжении реки Волги от Астрахани до Саратова враг сбрасывает в воду электромагнитные мины. Уничтожать их ох как нелегко, товарищ Сталин! Для этого нужны специальные тралы и размагниченные тральщики. У нас, к сожалению, нет ни того, ни другого. Начали срочно переоборудовать для этих целей десятки деревянных речных судов и барж.

— О чем вы думали раньше, почему флотилия не обеспечена специальными тралами? — сухо спросил Сталин.

Кузнецов заметно покраснел, хотя виновным в этом себя не считал.

— Что, наверное, ждали указаний товарища Сталина? — съехидничал верховный. В его глазах появился знакомый Кузнецову блеск.