Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г

Донцы послали с Низу людей по всем рекам и речкам, чтоб сходились вольные люди на Дон и с Дона шли на Азов промышлять, взять бы его и разорить, как азовцы донской городок разорили.

Собрались многие люди, и запорожцев подошло человек 400. Но азовцев достать не могли, укрылись те за стенами. Тогда запорожские атаманы Сулима, Шило и Яцкой предложили не торчать под азовскими валами, а идти на море. Собравшиеся на Дону вольные ребята, 1300 человек во главе с атаманом Василием Шалыгиным, примкнули к спаянным дружным запорожцам, и за три дня до Пасхи отправились в набег на Черное море. Большую часть этой экспедиции (да, видимо, и разоренного донского городка) составляли люди новые — и участников много, и потери, как увидим, огромные.

Уйдя «за Черное море», казаки стали приступать «к городу к Ризе и к пашиному двору и тут им учинилась шкота великая, на приступе побили многих людей». Уходя обратно, они попали в шторм, много стругов разбилось и людей утонуло, и тут их «накрыли» 27 турецких каторг. Большинство гулебщиков было перебито, утоплено и взято в плен. Обратно из похода вернулось 300 донцов и всего 30 запорожцев.

Так же неудачен был набег на ногайские Казыевы улусы. Из 400 конных казаков, возвратилось едва 100 человек.

Видимо, «сбредшие» на Дон вольные люди пробовали себя на разных поприщах…

Невзирая на все эти конфликты, из Константинополя в Москву был направлен посол Фома Кантакузин, встречать которого да заодно отвезти казакам жалование на Дон послали дворянина Семена Опухтина.

В ожидании турецкого посла Опухтин видел возвращение с моря казаков после неудачного похода за зипунами, и услышал от вернувшихся, что турки на 15 лет помирились с персами. Тут низовые казаки и многие верховые, ходившие обычно воровать на Волгу и зеленое Хвалынское море, а ныне оказавшиеся в Главном Войске, призадумались, как бы султан, шах да царь вместе не взялись их с Дона свести. Опухтин такого не предполагал, но и успокаивать донцов не стал. А то совсем страх потеряли.

Да при том же Опухтине явились в верхние донские городки из России беглых и разбойников человек 500, но, узнав, что под Азовом и на Черном море в этом году не обломилось, пошли дальше воровать — на Волгу и на Яик.

И еще чуть было измены не случилось. От запорожского атамана Бородавки явились на Дон атаман Соколка и два запорожца. Прислал де польский король Запорожскому Войску грамоту идти на турецкого султана и обещал платить по 30 рублей на человека. Вот запорожцы из лучших чувств и приглашали донцов идти на султана вместе.

От суммы дух захватывало. Но как-то перемоглись донские атаманы и казаки, сказали Соколке, что людей у них мало, тысяч 7, большое войско — на море в походе (тех же турок грабят), до возвращения решить ничего нельзя. В общем, перетерпели, пока Опухтин в Войске сидел и турецкого посла ждал. Но как встретил московский дворянин посла и увез, в первую же ночь человек 200 донцов отправились в Запороги, польстившись на большие деньги.

В августе доставил Опухтин Кантакузина в Москву.

Хлопотали о посылке Фомы Кантакузина в Москву византийский патриарх Кирилл, голландский посланник и некоторые турецкие вельможи. Подобрали специально человека греческой веры, зятя Молдавского правителя, чтоб на Москве было к его словам больше доверия. Привез он царю две грамоты, от султана Османа и от визиря Гуссейна, «что пришло время подпоясаться воинским храбрым поясом, и чтоб царь такого времени не пропускал». А если русские вступят с поляками в войну, то обещали вернуть русским Смоленск. О том же патриарх Кирилл писал Филарету.

Сам Фома Кантакузин Филарету рассказал, что султан двинет на Римского цесаря, чтоб тот полякам не помогал, своих ставленников из Венгрии, Семиградья, Валахии и Молдавии, а сам султан пойдет на поляков, и война будет идти 10 лет.

Филарет против поляков был настроен решительно — «неправды их и московского разорения забыть нам нельзя», — но перемирие подписали на 14 лет, и пообещал он так: «Хотя бы в малом чем польский король мир нарушил, то сын мой для султановой любви пошлет на него рать, и людям ратным велено быть наготове…».

Однако очень уж удачно все складывалось, и собрали на Москве 12 октября Собор, куда пригласили и донских казаков с атаманом. Собор же решил снова воевать с поляками.

Нужен был повод, и через три дня после Собора послали в Польшу гонца Борнякова с грамотой, чтоб паны правильно царский титул писали, иначе мол будем мстить.

Но пока вот так собирались, поляки и запорожцы под Хотином разбили турок и заключили с ними перемирие, а в Ливонии заключили перемирие со шведами.

Московским же людям направили паны ответную грамоту (привез ее Борняков 2 февраля 1622 года), где писали разные нехорошие слова про всех, начиная с матушки царя Ивана Васильевича Грозного.

Оскорбленный великий государь послал людей по городам собирать войско, «но грамоты о выступлении в поход не приходили», — записал С. М. Соловьев.

Куда ж теперь лезть в одиночку! Сильны поляки, задорны. Помнили московские ратные люди атаку польской кавалерии под деревней Клушино. Не дай Бог еще раз такое увидеть! Нет, рано нам с поляками воевать.

На Дону же, прознав про польскую силу, турецкую слабость и московскую нерасторопность, направились вольные люди при первой возможности в море за зипунами. За две недели до Великого дня, в начале апреля, вышли в море больше тысячи казаков, и старых и новопришлых. Да вслед за ними в мае, после Николина дня, двинулась еще одна партия — запорожский атаман Шило, сотни три черкасов и местных ребят с тысячу. Запорожцам поляки по условиям перемирия запретили по Днепру в море выходить, так они на Дон пришли…

Погуляли вольные ребята прямо под стенами Стамбула. Султан в ярости грозился визирю голову за нерадение отрубить. Но это, видимо, была его последняя угроза. В Стамбуле восстали янычары. В начале мая султана Османа убили и посадили на престол его слабоумного дядю Мустафу. Этого несчастного один раз уже свергали, но не убили, оставили, видно, про запас. Визирь все равно не уцелел, убили его вслед за султаном.

Татары, которым турки запрещали нападать на русские земли, теперь почуяли слабинку. Две тысячи их явилось на охрану Азова, но Азов охранять не стали. Наоборот, стравили азовцев с казаками. В начале июня прислали они в Войско сказать, чтоб явились донцы на Окупной яр мир обговорить и пленных обменять. Донцы, человек 30, поехали. Татары их подпустили и всех перебили, после чего, захватив с собой желающих азовцев, отправились на русские земли за полоном.

Все Великое Войско Донское всколыхнулось. Понеслись гонцы в верхние городки, чтоб перехватили татар на Казанской переправе. Сам войсковой атаман Исай Мартемьянов отправился на Мертвый Донец с шестью сотнями ждать татар и азовцев на верхнем перевозе. Тут с моря пришли гулебщики с богатой добычей, те, что первыми в начале апреля уходили, и тоже подключились к вспыхнувшей под Азовом войне.

И посольство Фомы Кантакузина, ведущее сложную антикатолическую интригу, и московские власти, прозевавшие удобный случай поквитаться с поляками, не хотели разрыва отношений России и Турции из-за казачьих зипунов. Летом из Москвы вместе с Кантакузиным поехали в Стамбул царские послы Иван Кондырев и дьяк Тихон Бормасов, прихватившие с собой жалование для казаков.

Ехало посольство на Дон с большой опаской. Охраны с ними, набранной по городам, было человек 800. Еще у Воронежа атаман Епифан Радилов, ехавший с посольством, стал послам высказывать: «Призывали меня в Москве к боярам, и бояре приходили на меня с шумом, меня и Войско все лаяли и позорили; а наше Войско — люди вольные, в неволю не служат, и вы, посланники, на Дон идите к началу, как Войско изволит, так над вами и сделают». Перепуганные послы дали знать в Москву: «Ждем себе задержания многого на Дону».

У Клецкою городка 2 июля узнали послы, что на Низу сидят пришедшие с моря гулебщики, разорившие Трапезонт, и с ними черкас человек 200. Ох, измена! Велено ж было черкас на Дону не принимать… А ниже, у городка Паншина, увидели послы человек 50 волжских казаков с атаманом Богданом Чернушкиным. Щеголяли те в рубашках тавтяных, в кафтанах бархатных и камчатных. А были они до этого на Хвалынском море и громили персидские суда.