Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г

Строительство турки должны были закончить к зиме, тогда и посольство из Азова на Дон обещали отпустить.

Под Москвой у Можайска бои продолжались. Наемники, что были у Владислава, требовали денег. И в московском войске многие дворяне стали съезжать по домам. Казалось, что война затухает.

И тут Сагайдачный с 20 тысячами запорожских казаков вторгся в Россию с юга на помощь Владиславу. Шел он степью и захватил русское посольство, направлявшееся в Крым, которое везло на 10 тысяч «мягкой казны». А кроме того взял Сагайдачный Ливны, Елец и Данков. Пожарский заболел, «ратные люди остановились и не хотели идти против неприятеля с больным воеводою; казаки воспользовались этим случаем и стали воровать». У них пошла рознь с дворянами, они ушли во Владимирский уезд, вотчину князя Мстиславского, «и оттуда много мест запустошили» [4].

Больного Пожарского сменил князь Волконский и хотел остановить запорожцев на Оке, как обычно останавливали татар. Но 6 сентября, сговорившись, поляки и запорожцы ударили одновременно: поляки от Можайска, а запорожцы (7 тысяч старых казаков и 3 тысячи слуг) полезли через Оку. Волконский с боем отступил к Коломне, и там от него, прихватив с собой служилых татар и астраханских стрельцов, ушли последние казаки.

Москва стала садиться в осаду.

В самом городе было неспокойно. Ратные люди — ярославец Иван Туренев, смоленец Яков Тухачевский и нижегородец Афанасий Жедринекий — «приходяху на бояр з большим шумом и указываху чево сами не знаху».

Войск в столице было мало, да и те сразу же ударили челом о жаловании; еще и комета сверху нависла, так что люди стали впадать в страх.

Казаки, покинувшие войско Волконского стали лагерем в Вязниках. К ним из Москвы приезжали, звали на службу, а они выговаривали себе привилегии, чтоб никого из казаков обратно со службы не выкинули, кем бы он раньше не был, и жалованье себе просили вровень с дворянами, 5 рублей им было мало.

Пока шли переговоры, поляки 2 октября решились на штурм, но были отбиты. 20 октября начались с ними переговоры.

Только съехались московские представители с поляками, из Москвы сообщили, что часть войска взбунтовалась и пошла из города, и вся Боярская дума ходила беглецов уговаривать, чтоб вернулись.

Пока шли переговоры, пополз слух, что царевич Иван Дмитриевич жив, на Москве де удавили другого младенца, а настоящего казаки спрятали и скоро явят его. Польская делегация открыто грозила, что устроит московским людям еще одного самозванца.

Оглядывались московские представители на лагерь в Вязниках. Вот оно, готовое войско для новой смуты. И на Дону зашевелились казаки. Пригласили их на свою голову, а к кому они под Москвой пристанут, одному Богу известно.

Чтобы не потерять последнего, 1 декабря заключили московские люди в селе Деулино с поляками перемирие на четырнадцать с половиной лет, отдали Смоленск, Чернигов и Новгород-Северский.

И тут явились две тысячи донцов во главе с Гаврилой Стародубовым и с отпиской к царю: «Служить тебе готовы: вот передовой отряд, а большое войско собирается». «Но прежде, нежели сей отряд достигнут до Москвы, — пишет Василий Сухоруков, — прекратилась война с Польшею…». Действительно, на казачьей отписке стоит помета, что получена она 6 января 1619 года, через месяц с небольшим после заключения перемирия.

Москва же еще до появления донцов под ее стенами, убоялась, видимо, прихода новых вооруженных людей, и 30 декабря пошла на Дон грамота, чтоб войско оставалось в юртах своих. Мол, дорога ложка к обеду…

Прибывшим же под Москву дали жалование.

После всех этих событий, после потрясений, начавшихся с годуновских времен, притихло Московское государство, лежало, больное и беспомощное, как похмельный богатырь после загула и жестокого мордобоя.

Владислав с войском ушел, оттяпав для Речи Посполитой многие земли, придвинув границу к самой Вязьме. И Сагайдачный ушел. У Калуги пленных распустил (но не всех). Как обычно после таких дел, сокрушался он, что ошибся — не надо бы ему на Москву ходить, христианскую кровь проливать. Ездил даже к иерусалимскому патриарху, просил отпустить грех разлития христианской крови. И другие запорожцы говорили, что ошиблись, нечистый попутал. Один их полк — Ждана Конши — даже на службу у русского царя остался. Бесчисленные наемники отправились в Европу, где как раз началась жестокая и кровопролитная война, названная впоследствии Тридцатилетней, и где ожидали их фортуна и добыча.

В общем, все были благостны и довольны, кроме самих московских людей.

Поглядывая на них, на их прищур запоминающий, стали постепенно разбегаться вольные казаки из многочисленных шаек от греха подальше.

Что это были за люди — «показаченное московское население» — видно из таблицы, составленной А. Л. Станиславским на примере казаков атамана Баловнева. Из 94 захваченных царскими войсками в июле 1615 года оказалось: холопов — 33, крестьян — 24, дворян — 11, посадских людей (горожан) — 9, приборных людей — 8 (5 стрельцов, 2 городовых казака, 1 сторож Хлебного дворца), монастырских слуг — 4, служилых иноземцев — 3, служилых татар — 1, гулящих людей — 1.

Некоторые из них опять в холопы вернулись, но теперь, имея большой опыт войны и разбоя, сами стали при князьях и боярах за подобными себе горемыками надсматривать. Многие пошли служить «по прибору» — полторы тысячи верстанных и две тысячи неверетанных казаков получили скоро поместья и дворы в Московском государстве. А большинство отпетых, кто к мирной жизни приобщиться не мог, продолжали нищенствовать и разбойничать или сволоклись на реки и речки. Очень многие пришли на Дон.

Глава 2. Внешняя политика и казачьи набеги

Ясно было, что новая война с Польшей неминуема. Владислав от своих прав на московский престол не отказался, поляки Михаила царем не признали. Граница польская к самой Москве подступала…

Вернулся из Польши, из плена, старец Филарет, царский батюшка, поддержал сына, возглавил русскую православную церковь. Исподволь, невзирая на все перенесенное, стали на поляков войско собирать.

В 1620 году в феврале как раз в субботу на масляной приехали в Москву запорожцы на службу проситься — Петр Одинец с товарищами. Зашли они в город пеши, и в то время стояли в городе стрельцы в чистом платье без пищалей — встречали.

Рассказали запорожцы, что ходили на крымцев, вели бой у Перекопа, а теперь просятся на службу от имени Сагайдачного.

21 апреля послали из Москвы Сагайдачному грамоту, чтоб служил и жалование «легкое» — 300 рублей. В грамоте между прочим прописали: «А на крымские улусы ныне вас не посылаем». Крымский царь Джан-Бек-Гирей на нас якобы не нападает, а мы на него не будем. Царя запорожцы так и не увидели, но московские люди просили их в том «не оскорблятца», так как царь в пост молится, ездит по святым местам.

Посольство это Москве и в радость и не в радость. Иметь против польского короля запорожское войско — чего же лучше. А с другой стороны, вечно за них перед турками и татарами отвечать…

И хитрые поляки в октябре стали пугать Москву — жив малолетний Иван Дмитриевич, и запорожцы его поддерживают…

На Сечи запорожцы вместо Сагайдачного поставили гетманом Бородавку, а тот пока по-старому придерживался польского короля.

Той же осенью турки и шведы начали войну с поляками, ситуация для Москвы сложилась очень благоприятная. Теперь турки и шведы стали русских в союз вовлекать. Но силы у московских людей были еще не те, да и союза прочного с турками и татарами не получалось.

Донцы, вопреки всем запретам, продолжали набеги под Азов, на Крым и на море. Великое Войско Донское увеличилось, и добычи требовалось больше. Турки и татары при первом удобном случае лицемерно жаловались Москве на казачий «беспредел». Московские власти так же лицемерно обещали казаков ловить и казнить смертию.

Зимою на 1621 год азовцы разорили один казачий городок ниже Манычи, взяли припасы и человек 100 в плен в Азов увели.