Хазария

– А для чего это ты велел мне досчитать до двадцати, после того как войдёшь, а потом кликнуть тебя из церкви, а? – допытывался озадаченный сотник у своего начальника.

– Так надо, брат, – ответил начальник Стражи, про себя размышляя, что Тайный тиун, конечно, прав, говоря про Алексиса как главного византийского изведывателя. Гляди, как он испугался, как онемели его прихожане и как сразу сзади, держа обе руки за спиною, возник Софроний. Не с пустыми руками возник, это, как опытный воин, Гарольд в тот миг сразу почувствовал. Потому за ними глядеть надо особо тщательно.

Глава 3

Тьмуторокань

Рано поутру выступили в поход Святославовы полки. И шли они на полдень, в Тьмуторокань, посылая вперёд дозоры.

Первым шёл Збигнев, за ним – храбрый Притыка, справа – Мечислав, слева – берестянский темник Васюта. За ними – князь с основными силами. Сзади – два полка охраны и лёгкие повозки с припасами при двух сотнях воинов. А за ними, на расстоянии двух перегонов, шли рати Танаисского тиуна на простых огнищанских повозках. Замыкали русские тылы два полка храбрых кабардинцев, с которыми Святослав нашёл общий язык.

– А как всё-таки, княже, тебе гордых кабардинцев уговорить удалось? – спросил Издеба.

– Саркел помог, – загадочно ответил князь.

– Саркел? Каким образом? – не понял темник.

– Когда мы его взяли, в числе хазарских пленников оказался кабардинский князь по имени Алегико. За своё освобождение он подарил мне свой серебряный меч. Вот я его и показал кабардинцам, на том и поладили…

И громко звенели русские песни среди привольных степей. На полях стояли уже убранные в снопы жито с пшеницей. Под ноги стелилось разнотравье. Вдали, укутавшись синими туманами, серебрились Кавказийские горы, и оттуда, со снежных вершин, долетало едва ощутимое прохладное дыхание Стрибога. И рёк Святослав Издебе:

– Ох и чудный край, право слово! Рекут, здесь всегда лето красное стоит, а зимы почти не бывает. Овсени тёплые, а весна начинается, когда у нас ещё морозы лютуют.

– Славный край! – согласился Издеба. – И потому удержать его будет трудно. Здесь текут, как многоводные реки, асийские народы. И хазары часто оставляли Тьмуторокань, и булангары, и гордым иронцам приходилось в горах прятаться. Тяжко будет здесь стражу Киевскую держать!

– Если Индра-Перун не оставит нас – удержимся! – отвечал Святослав. – Сейчас надо овладеть Тьмутороканью. Лишь тогда мы крепко станем в Альказрии! Пусть Перун вложит силы в наши мышцы, чтобы руки не уставали, вздымая и опуская мечи!

В это время прискакавший дозорный доложил:

– Со стороны Тьмуторокани показалось войско!

– Добре! – отвечал Святослав. – Значит, начнём! Первыми пойдут Збигнев и Притыка. Ошую – Васюта, а одесную – Мечислав. А ты, Издеба, со своими подольцами обойди борзо поле сечи и отсеки вражьи полки от града!

Притыка, выехав перед своей тьмой, вынул меч и крикнул:

– Кияне храбрые! Пришёл час показать свою удаль! Вперёд, на ворога!

И полетел на коне своём борзом, как сам Индра-Перун, так что искры сыпались из-под копыт да пыль завихрялась тёмная и стлалась над полем, запутываясь облачками слева в кустах.

Увидев это, Святослав заметил:

– Лучникам надобно чуть одесную от цели брать, ветер учесть непременно!

Стройными рядами тьмы Притыки и Збигнева шли вскачь прямо на тьмутороканьские полки. Дружно блеснули на солнце славянские клинки, и Хорс положил на них свою огненную силу. Всё меньше расстояние, что отделяет две грозные рати. У одной позади крепость надёжная, куда, в случае чего, укрыться можно, а у другой за спиною победы многия, сражения жестокие и сам богоподобный Святослав с верными тьмами. Катилась мощь эта незримая впереди самих отчаянных киян, и потому они ещё не скрестили клинков с тьмутороканьской конницей, а та уже почувствовала, как тает с каждым лошадиным скоком уверенность в успехе сражения. А уж как скрестились мечи, и закалённые в трудных сражениях русичи мастерски заработали своими страшными клинками, то и вовсе пали духом защитники града. Потому кияне с первого наскока смяли передовые ряды, и те, повернув коней, помчались к спасительному граду.

Задние падали и гибли от киевских мечей, а остальные летели в Тьмуторокань, объятые страхом, и успели скрыться за крепкими стенами, заперши городские врата.

Издеба послал гонца к князю.

– Не успел я отсечь и окружить врага, не принял он сечи и борзо за воротами скрылся.

– Вижу, – обронил Святослав. – Передай Издебе, пусть обходит град с полудня и становится в тылах.

Обходя град с полудня, Издеба повёл тьму оврагами да лощинами. В числе дозорных отправил самых лучших следопытов, которые разумели и следы, и голоса птиц, и ходили тихо, будто тени.

– Ворог в граде затворился, может, как прижмут наши его крепко, так попытается уйти задами, – напутствовал дозоры темник, – потому всё проверить: тропы, дороги, броды, каким путём ему это лепше будет сделать и где нам его надёжнее всего перенять.

Дозор продвигался по заросшей кугой да камышами узкой тропе, ловя каждый звук, каждый птичий крик. Вдруг ехавший первым следопыт поднял шуйцу. То был знак всем замереть. Никто из дозорных не сдвинулся с места и не проронил ни звука, каждый слушал тишину. Потом так же беззвучно следопыт сполз с седла и исчез в зарослях. Вернувшись, вполголоса доложил:

– Там, – он махнул рукой, – крепость небольшая, но добре укреплённая, стены прочные, каменные, ворота медью окованы. Вои, в ней находящиеся, о нас ничего не ведают.

– Откуда знаешь, что о нас не ведают? – недоверчиво вопросил десятник.

– Потому что ворота открыты, стража лясы точит да насмехается над бедолагой, что перед самыми воротами с поломанным возом стал, а воз под завязку загружен, ни вперёд, ни назад сдвинуться не может.

– Немедля сообщи Издебе! – приказал десятник одному из дружинников. – Скажи, коли сотня воев подоспеет борзо, так мы бы влетели внутрь, бой завязали, да и захватили крепостицу!

Посыльный тут же умчался, а дозор с великой осторожностью перебрался поближе к крепости.

– Чеслав и Куделя, за воротами глядите в оба, как наши подоспеют, охоронцев снимите, – шёпотом приказал десятник, – а мы вокруг обойдём твердыню.

Дозор тут же проворно скрылся в зарослях.

– В самом деле, надоест им над возницей потешаться, и закроют ворота, тогда, чтоб пустили, стучаться придётся, – прошептал один из дозорных. Наблюдая за охоронцами у ворот, подольцы решили, что вои, охраняющие крепость, – наёмники, обленившиеся от тихой и сытной жизни в глухом месте. Через некоторое время вернулся десятник.

– Порядок, запасные ворота и калитки под нашим прицелом на случай, если кто из крепости вздумает бежать, как сеча начнётся.

– Худо, десятник, – прошептал Чеслав, – эти лодыри таки выслали подмогу огнищанам, приподняли воз и колесо поставили, сейчас колымага скроется за воротами, и их закроют.

– Может, охорону, пока врата не закрыли, стрелами поразить? – в раздумье проговорил десятник и тут же возразил сам себе: – Не годится, другие вмиг набегут.

Один из дозорных вдруг стал снимать пояс с ножнами, а потом и стаскивать кольчугу.

– Чего удумал, Куделя? – вскинул бровь десятник.

– А то, что отвлечь их надобно, наши вот-вот подоспеть должны, – проверив засапожный нож и засунув за пояс сзади кистень, ответил воин.

– Добро, Чеслав, давай вдвоём с Куделей, а я, в случае чего, стрелами подмогну, – тихо приказал десятник.

Едва огнищанский воз покатился в ворота, как на дороге показались два всадника. Четверо охоронцев встретили их у ещё открытых ворот.

– Мы купцы, с товаром идём в Фанагорию, да тут беда приключилась, хозяин наш занедужил, товар схоронить надобно, а в град ворочаться не хотелось бы, – заговорил просительно Чеслав, слезая с коня. – Славянскую речь тут разумеет кто? – спросил громче, видя, что охоронцы молчат.

Дородный, с двойным подбородком и хитрым прищуром глаз пышноусый охоронец, по всему старший, важно изрёк по-славянски, немного гортанно коверкая слова: