Это было в Ленинграде. У нас уже утро

Передо мной вырос целый город. Находясь там, у деревянной арки, и видя перед собой только асфальтовый двор и несколько небольших зданий, невозможно было себе представить, что за всем этим скрывается. Это был именно город, с лабиринтом улиц, огромными зданиями, иногда в несколько этажей, и даже уличным движением: я видел, как проехали несколько полуторок и легковая машина. Прямо передо мной возвышался памятник Ленину…

В парткоме меня попросили войти в кабинет секретаря. У небольшого письменного стола стоял худощавый немолодой человек. Он посмотрел на меня, — я заметил необыкновенно спокойное и пристальное выражение его глубоко посаженных глаз, — протянул мне руку.

— Ну, будем знакомы. Каргин. Вы недавно из армии? Я ответил утвердительно.

— Так, — сказал Каргин. — Нам очень нужны опытные журналисты в газету. — Он помолчал. — Вы, кажется, воевали на Ленинградском фронте?

— На Волховском, но бывал и в Ленинграде.

— Наша газета, — продолжал Каргин, — ещё плохая газета, вы это сами увидите. Дело не в технике печатания и даже не в литературном качестве материалов. Дело в другом… Впрочем, вы это сами увидите, — повторил он, внимательно глядя на меня. Потом встал, прошёлся взад и вперёд по кабинету и остановился возле меня. — Ну вот и всё… Не будем предвосхищать событий. Кое-что я знаю о вас от Лидии Федоровны. С райкомом я согласую. — Он улыбнулся. — Теперь вы поговорите с редактором.

Каргин подошёл со мной к двери и, открыв её, сказал тех-секретарю:

— Покажите, пожалуйста, товарищу Савину, где у нас редакция. — Затем он протянул мне руку. — Ну, мы ещё увидимся…

Редактор оказался весёлым парнем лет тридцати, с широким, улыбчатым лицом, на котором почти терялись маленькие глазки. Лицо редактора было таким красным, точно его только что вынули из печки.

Помещение редакции состояло из двух комнат, но редактор помещался в третьей — маленьком закутке, отгороженном фанерой. Окон в закутке не было, и там горел днём и ночью свет. Редактор занимал собой весь закуток. Остановившись на пороге, нельзя было себе представить, что там может поместиться ещё один человек.

— Ну, давай, давай сюда, — гостеприимно пригласил редактор, когда я с порога назвал свою фамилию. Видимо, ему уже говорили обо мне.

В отличие от Каргина, он подверг меня тщательному опросу по части биографии, и, отвечая, я вспомнил многое такое, что, казалось, и сам забыл.

— Ну вот, — заключил редактор, отдуваясь, хотя устать должён был бы я. — Хочешь к нам в литсотрудники? Завод у нас боевой, первостепенный, да и газета неплохая…

Он о чём-то подумал, потёр между пальцами и повторил убеждённо:

— Да, неплохая газета. Ну?

Направляясь на завод, я не думал, что всё решится так быстро, и внезапно ответил:

— Согласен.

— Вот и ладненько, — улыбнулся редактор. — Порядок, думаю, примем такой: сейчас иди оформляться, а завтра на работу. Только смотри не опаздывай. — Он поднял свой толстый, похожий на сардельку, палец. — Впрочем, ты ведь человек военный.

Затем редактор потянулся в сторону двери и крикнул:

— Андрюшин, поди-ка сюда!

Через минуту на пороге показался паренёк лет двадцати трёх в выцветшей военной гимнастёрке.

— Помоги-ка новому товарищу оформиться, покажи ему, где что, — приказал редактор, кивая в мою сторону. Затем он протянул мне свою толстую руку. — Ну, бывай, до завтра.

Вдвоём с Андрюшиным мы вошли на заводской двор.

— Значит, у нас будете работать? — спросил Андрюшин. У него были очень светлые волосы, светлая кожа на лице, и весь он казался каким-то светлым.

— У вас, — ответил я.

— И очень хорошо, — сказал Андрюшин, — а то у нас совсем нет опытных журналистов со стажем.

— А откуда вы знаете, что я со стажем?

— А я вашу биографию из-за перегородки слышал. Все знаю. Вы рассказывали и про то, где в Москве работали, и про фронт, а я сидел и думал: „Нет, не пойдёт к нам такой журналист работать. Газета всё же маленькая“.

— Почему маленькая? — возразил я. — Большая, четырёхполосная газета.

— Да, да, — подхватил мои слова Андрюшин, — наша газета только кажется маленькой. А на самом деле она большая. Завод-то огромный.

— А где у вас тут лаборатория? — спросил я.

— Лаборатория? Это в другом конце. А зачем вам?

— Нет, это я просто так. Куда же мы сейчас?

— В отдел кадров.

Пока мы обошли разные отделы, раскинутые на необъятной территории завода, и я заполнял разные анкеты, прошло не меньше полутора часов.

Когда наконец всё было закончено и я получил временный пропуск на завод, Андрюшин сказал:

— Ну вот, всё в порядке. Завтра принесите две фотокарточки и получите постоянный пропуск. А теперь, вы извините, мне надо в редакцию. Должен ещё передовую сдать. Придётся посидеть до вечера.

Было не больше трёх. Я подумал: „В передовой многотиражки не больше шестидесяти — восьмидесяти строк. Неужели Андрюшин собирается писать их до вечера?“ Но вслух я произнес:

— Это из-за меня вам придётся задерживаться. За то время, что мы ходили, вы бы успели написать две передовые.

— Что вы! — воскликнул Андрюшин. — Ведь я с вами не более двух часов!

— О чём передовая? — спросил я.

— О бытовом обслуживании рабочих. Тема очень важная. Все материалы я уже подобрал. Остаётся только написать. Часов трёх мне будет вполне достаточно.

„Ещё бы!“ — подумал я и проговорил:

— Вот что, услуга за услугу. Вы потратили на меня время, а я помогу вам написать эту передовую. Идёт?

— Что вы! — замахал руками Андрюшин. — Вам ещё хватит работы, сначала осмотритесь. А передовая поручена мне.

— Чепуха, — возразил я, — на фронте это называлось: взаимная выручка в бою. Кроме того, скажу вам откровенно, мне и самому хочется поскорее попытать себя. Я ведь отвык от мирных, так сказать, тем. Вот я и проверю себя, так сказать, неофициально.

Я подхватил Андрюшина под руку и, хотя он вначале упирался и продолжал горячо возражать, привёл его в редакцию.

— Ну, где ваши материалы? — спросил я, когда мы подошли к его столу. — У вас все подобрано?

— Да, конечно, — пробормотал Андрюшин, показывая на стопку отпечатанных на машинке листов.

— Ну и отлично, — сказал я. — Погуляйте немного, я посмотрю материал.

Я уселся на место Андрюшина и погрузился в чтение. Уже через несколько минут я понял, что материал был исчерпывающий. Передо мной лежало подробное решение бюро парткома по докладу заместителя директора завода, решение, в котором не только обстоятельно разбирались недостатки в бытовом обслуживании рабочих, но и вскрывалась их основная причина. Администрация завода, привыкшая к тому, что во время войны никто не сетовал на трудности, продолжала и в мирные дни, как было сказано в решении, „игнорировать быт“. Далее разбирались конкретные недостатки, назывались их виновники.

Но это было ещё не всё. В подборке, сделанной Андрюшиным, приводилось много новых, не упоминавшихся в решении парткома фактов. Словом, передовая фактически была готова, её оставалось только продиктовать на машинку…

Я ушёл с завода в прекрасном настроении. Сразу понравились и редакция, и добродушный редактор, и Андрюшин.

Лида была уже дома.

— Откуда ты так поздно? — спросила она.

— С работы! — ответил я, пожалуй, даже с большей значительностью, чем мне это хотелось.

Я даже не предполагал, что это может так обрадовать её. Можно было подумать, что она придаёт этому факту какое-то особенное значение. Лида радовалась весь вечер, рассказывала мне о заводе и о том, что они с Ириной там изобрели.

Мы провели с Лидой один из наших лучших вечеров, а наутро вместе отправились на завод…

— А, герой, здорово! — приветствовал меня редактор, размахнувшись для рукопожатия. — Тут про тебя Андрюшин прямо чудеса рассказывает. Говорит, что за час передовую отмахал!

Я ответил:

— Это нетрудно, потому что все материалы были подобраны.

В этом заслуга не моя, а Андрюшина. По таким материалам любой бы написал.