Солдат удачи. Исторические повести

Стефан отпер дверь. Сложные замки открывались с трудом. В не­большой камере помещалось шесть человек. Григорий сидел на полу под окном. Он был прикован цепью к кольцу в стене, как особо важный преступник.

«Опять Гриша на цепочке, — подумал Янко. — Да вот цепь толста, не перекусишь».

Поговорить с пленником почти не удалось. Стефан боялся на­чальства и торопил подмастерьев.

—              

Держись, Грегор, — сказал Яцек. — Мы тебя выручим.

Выйдя из тюрьмы, друзья остановились. Мрачное здание замка

наводило тоску

—

Ну, парни, что думаете? — спросил Яцек.

—

Кабы бы Грише распилить кандалы, да в окне выпилить одну перекладину... — сказал Янко.

—

Окно выходит наружу, в ров, — кивнул Яцек. — Я приметил. Пошли посмотрим.

Друзья обошли тюрьму. Боковая сторона выходила на ров — вода покрытая ряской. Дальше тихая улица — деревянные домики.

—

Ну, хорошо. Гриша распилит кандалы. Там железо мягкое, хо­рошей пилой за час можно управиться. Потом железная перекладина в окне. Она потолще, — сказал Янко.

—

Часа полтора. Да ещё полреза с другой стороны, чтобы ото­гнуть. Он худенький, пролезет. Спрыгнуть в ров со второго этажа не штука. А тут уж мы бы ждали его. Если бы да кабы. Как передать пилу в камеру?

— Отец рассказывал, в Тридцатилетнюю войну из замка Вартбург бежал, распилив оковы, рыцарь Иоганн, — задумчиво молвил Бруно. — Будто ему передали в тюрьму большой зильбергрошен, а в нем была спрятана пила.

—

В монете? Впрочем, они же были размером с ладонь, чешские зильбергрошены. Но как в монете запрятать пилу? — спросил Яцек.

—

Я один раз видел такую монету, — сказал Янко. — Если распи­лить её пополам и в одной половинке сделать паз, а во второй — рожки, а на них натянуть тонкую пилку.

—

Нужны две монеты, причём совершенно одинаковые. А где ж их взять? Зильбергрошены давно вышли из обращения.

—              

Знаю, — сказал Янко. — Пошли к Рапопорту!

В лавке Рапопорта не было. Друзья поспешили на Юденштрассе. Вечерело, но ворота гетто были открыты. Герр Рапопорт вышел к под­мастерьям и сразу спросил:

—

Вы, наверное, друзья Грегора? Что с ним?

—

Он в тюрьме. Ему грозит виселица, — ответил Янко и кратко рассказал, что они узнали.

Рапопорт схватился за голову.

—

Вэйз мир⁶! Есть ли какая-нибудь надежда?

—

Мы хотим помочь ему. Нужно найти два одинаковых зильбер- грошена.

—

Подождите!

Рапопорт ушёл, но скоро вернулся. Выложил на стол пять зиль- бергрошенов:

—

Отберите одинаковые сами.

Янко переложил их на подоконник, к свету, и подмастерья, при­дирчиво разглядывая большие монеты со всех сторон, отобрали пару.

—

Вот эти. А эти возьмите. Мы вернём вам долг.

Яцек протянул три монеты купцу.

—

О чём вы говорите! Грегор спас от позора мою дочь! И всё, что я могу сделать для него, я сделаю. Да поможет вам Бог! А эти три возь­мите, деньги вам понадобятся. — купец протянул Яцеку кошелек.

—              

Деньги понадобятся, — кивнул подмастерье. — Но тут слишком много! — Яцек взял два золотых дуката. — Спасибо, герр Рапопорт. Если у нас не выйдет, то не из-за недостатка денег.

—              

Дай Бог вам удачи! — сказал купец. — Грегор рассказывал о вас. Вы — Янко, вы — Яцек Покорни, а вы, наверное, — Бруно. Если что по­надобится, приходите ко мне. Я сделаю всё, что в моих силах.

Друзья поспешили к Густавсону. Кузница была заперта, но хо­зяин дал ключ, не расспрашивая, только заметил:

—

С огнём поосторожней! Пожара не наделайте.

—

Без струмента и вошь не убьёшь, — приговаривал Янко, за­крепляя монету в тисках.

Работа предстояла тонкая, но их было трое, да и вся ночь впе­реди.

Пока Янко размечал и распиливал монеты, Яцек с Бруно изгото­вили тоненькое, в 1/16 дюйма, сверло и узкий скарпель. Янко корпел над пазом, а парни отковали пилку и нарезали зубья. Работали не­спешно, чтоб не ошибиться, но споро. Подмастерья почти не разгова­ривали.

К рассвету две половинки зильбергрошена были готовы, и, если вставить одну в другую, шва не было видно. Закаливал пилку Бруно трижды, с особой тщательностью. Потом её натянули на серебряные рожки, заклепали, вставили во вторую половинку. Осталось передать монету Грише.

—

Пошли к Густавсону. Послезавтра большой праздник. Ратман, герр Густавсон, вполне может угостить булками бедных узников ради Успенья Пресвятой Богородицы. В этом ему не откажут, — сказал Яцек. — Хозяин — такой же добрый лютеранин, как был и его отец. Но у нас в Австрии лютеранам почти также худо, как евреям. Вот он и строит из себя правоверного католика.

Густавсон выдумку одобрил, ухмыльнулся в густые усы и заметил:

—

Я — ратман, лицо официальное. И, конечно, никаких сомни­тельных поручений не приму. Но угостить несчастненьких узников ради праздника — святое дело. Я возьму две корзины. А Бруно понесёт их, поможет мне. А потом что? Янко придется бежать вместе с другом? Очень жаль. Прекрасный работник. Да видно уж, тут ничего не поде­лаешь.

Все сошло как по писанному. Смотритель сам повёл почтенного ратмана по камерам. Густавсону эта комедия явно нравилась. Он с удо­вольствием поздравлял бедных узников с близким праздником Успения Богородицы, увещевал их покаяться и больше не грешить.

Бруно с деловым видом раздавал мягкие булки. Он ловко сунул в руки Григория монету, завёрнутую в записку.

Убедившись, что голодные сокамерники заняты нечаянно сва­лившимся на них угощением, Гриша осторожно прочитал письмо. В нём были и радость, и горе. Надежда на свободу и помощь друзей — это такая радость!

Но дальше рэб Натан писал: «На всякий случай, я уже отправил Рахиль в Познань, к её жениху, рэб Мойше. Это весьма достойный юноша, сын моего давнего компаньона. Мы хотели поженить их в конце года, но теперь есть смысл поторопиться».

«Больше я её не увижу! — подумал Григорий. — Да всё равно, я все­гда знал, что Рахиль не для меня. Может, так и лучше».

Гриша хотел бежать один. Своих соседей по камере он боялся. Особенно Лысого Фрица — пожилого вора с морщинистым лицом и злыми глазами.

Дождавшись, пока соседи уснули, Гриша раскрыл присланную монету и начал осторожно пилить звено цепи, подливая в распил сбе­режённую с вечера воду. Звук от пилы был совсем тихий, но, оглянув­шись в очередной раз, Григорий заметил, что Лысый Фриц и его товарищ, Крошка Гансик, огромный детина с тупым лицом и длин­ными, как у обезьяны, руками, тайком следят за ним

—              

Бежать собрался? Без нас? — спросил Фриц злобным шёпотом.

—

С вами, конечно. Только тихо.

—

Верно говоришь. Зачем нам лишние люди, — согласился Фриц. — Но смотри, без фокусов, а то пришью. Мы тебя прикроем.

Он с Гансиком сел рядом с Гришей, заслонив его от камеры, и приказал:

—              

Давай!

Наконец, пилка прошла сквозь кольцо цепи. Григорий хотел над­резать кольцо с другой стороны, чтобы легче было разогнуть, но Фриц остановил его:

—

Не трать времени. Ну-ка, Гансик.

Тот без труда разогнул кольцо одним нажимом своих ручищ.

«Готово! Теперь решётка!» — подумал Григорий.

Окно в камере было высоко от пола, и, чтобы дотянуться, он встал на цыпочки.

—

Так дело не пойдёт, — сказал старый вор. — Гансик, сядь под окно. А ты, парень, лезь ему на плечи.

Пилить стало намного удобнее. Но вот пила прорезала и прут ре­шётки.

—

Отойди-ка, парень. Гансик, давай!

Верзила поднатужившись, отогнул прут.