Топот бронзового коня

    Фотий задал естественный вопрос:

    - Я предвижу, ваше величество, Иоанн спросит у меня о его собственной судьбе. Вы хотели бы, чтоб и он с женой тоже перебрался в столицу?

    Государыня сдвинула брови, нарисованные чёрной тушью поверх выщипанных:

    - Не хотела бы… Ты уж как-нибудь объясни ему деликатно… Привечать его не желаю, опасаясь неприязни со стороны государя… Внук - другое дело. Внука я возьму под опеку, сделаю из него настоящего патриция - в будущем, возможно, и самодержца. Но пока загадывать рано.

    - Я немедленно отправлюсь, ваше величество.

    - Ну, совсем уж немедленно ни к чему, отдохни денёк, а за это время подвезут на судно питьевую воду и провиант. В добрый путь, Фотий. Жду тебя с хорошими новостями.

    - Рад служить вашему величеству.

    Путь в Египет занял неделю. Подъезжая к имению Гекебола, юноша заметил, что бурьян у ограды разросся чересчур буйно, а саму ограду не красили несколько лет. Да и вид у фруктовых деревьев за забором был не слишком ухоженный. Из ворот появился сторож - седоватый мулат с бородой клочьями - и сказал на ломаном греческом:

    - Нет, хозяина нет, уехал. Деньги нет, дом не жить, и уехал.

    - Да куда уехал, где его искать?

    - Мы не знаем. Нам велел охранять, мы не знаем.

    - Может, в Александрию?

    - Может, всё может. Мы не знаем.

    Поиски вначале оказались бесплодными: у архонта Александрии ничего не слышали о местопребывании Иоанна и его семьи. Да, о разорении были вести, большинство земельных угодий пущено с молотка, слуг уволили, а рабов продали. Но дальнейшая судьба самого наследника Гекебола оставалась загадкой. Настоятель собора Святой Катерины тоже ведал немного: разорённого видели в порту - там он спрашивал, кто плывёт в Константинополь; но уплыл ли, нет ли - всё покрыто мраком. Наконец Фотий напросился в гости к Прову - одному из вдохновителей «Ники», а затем вовремя сбежавшему и, в отличие от своих братьев, не казнённому. Император отнял тогда у него должность сенатора и конфисковал часть имущества, но затем кое-что вернул. Тем не менее Пров решил не дразнить гусей и остался в Александрии; впрочем, дело его - по снабжению столицы зерном - продолжало развиваться и крепнуть.

    Порученец императрицы испросил у Прова аудиенции; слуги побежали докладывать хозяину и уже через четверть часа пригласили в триклиний. Старший из племянников Анастасия Дикора стал за эти годы ещё тучнее - сделался как детская тряпичная кукла, набитая ватой, мягкая, бесформенная. Сердце не справлялось с нагрузкой, и его обладатель тяжело дышал и потел безмерно. Пров проговорил, угощая гостя вином:

    - Для чего тебе нужен Иоанн?

    Молодой человек ответил уклончиво:

    - Это по семейным делам… Для его же блага.

    - Что ли, мамочка желает увидеться? - усмехнулся тот. - Поздновато в ней проснулись материнские чувства.

    Пасынок Велисария удивился:

    - Вы, пожалуй, знаете, кто она?

    - Это в Александрии знает каждый. Но молчит, ибо опасается, что ему отрежут за болтливость язык.

    - Небезосновательно. Называть никого не будем.

    - Иоанн пришёл ко мне три недели назад - чтобы я позволил ему сесть на мой корабль, едущий в Византий. Я решительно отказал…

    - Отказали?

    - Да. Хватит с меня прочих неприятностей. Вдруг мамаша будет недовольна, что явился отпрыск? И начнёт расследовать - кто за ним стоит, нет ли здесь подкопа? Я в политику больше ни ногой. Мне достаточно моего зерна.

    - Получается, он остался в Александрии?

    - Не исключено.

    «Старый обормот что-то знает, - догадался порученец её величества, - но боится открыть: раз обжёгшись на молоке, дует на воду». И попробовал успокоить:

    - Коль его мамаша снарядила гонца за ним, вашей милости опасаться нечего. Даже наоборот: если вы поможете в его поисках, то окажете ей услугу; я не премину сообщить об этом. Думаю, она отблагодарит.

    Пров взмахнул рукой с пальцами-колбасками:

    - Почему не ешь куропаток? Свежие, хорошие. Вот попробуй зайца… - А потом ответил: - Люди от меня могут с Иоанном снестись… Что ему тогда пере дать?

    - Что хочу его видеть. Что в создавшейся ситуации нет иного выбора.

    - Хорошо, зайди ко мне завтра пополудни. Не исключено, что получится.

    - Непременно зайду, ваша милость.

    День спустя разжалованный сенатор принял Фотия у себя в кабинете, сидя в кресле рядом с полками рукописных книг. Предложил гостю сесть напротив и сказал задумчиво:

    - Мы нашли Иоанна… Ты его увидишь, если поклянёшься на Библии, что не причинишь ему никакого зла.

    - Я готов поклясться.

    Положив ладонь на Святое Писание, произнёс торжественные слова. Тут одна из полок отъехала, словно дверца, и на свет вышел отпрыск Феодоры. Выглядел он неважно: серое лицо, ямки вместо щёк и какие-то тусклые глаза. Поздоровался коротко и спросил тревожно:

    - Почему вдруг она решила встретиться со мной?

    Но приезжий замялся, не хотел говорить открыто:

    - Я прошу прощения, было велено рассказать приватно…

    Иоанн заверил:

    - У меня от Прова секретов нет. Отвечайте смело.

    - Как вам будет угодно. Речь идёт не о вас, а о вашем сыне. - И поведал вкратце замысел её величества.

    У наследника Гекебола заострился нос:

    - Это хорошо, но одновременно и плохо. Как так - без меня? Без моей жены? То есть раньше я, возможно, согласился бы совершенно безропотно, но сегодня, в затруднительном моём положении, вынужден просить о защите. Мальчик в обмен на деньги. Да, звучит бесстыдно, а иначе как?

    - Нет, не надо ставить условия, - задышал хозяин особняка. - Самодержцы от условий звереют. Просто посетуй на свои неудачи. Пусть она сама вознамерится оказать помощь.

    С этими словами трудно было не согласиться. Иоанн кивнул:

    - Ты, конечно, прав. Я изображу из себя робкую овечку, у которой похитили золотое руно.

    - А когда всё устроится, не забудь того, кто тебе помог, - не замедлил напомнить хлеботорговец.

    - Да уж не забуду, не сомневайся.

    В тот же день сели на корабль и поплыли в сторону Босфора. Благодушный Фотий предвкушал награду за блестяще выполненное задание. И шестнадцатилетний Анастасий радовался тоже: путешествие по морю, волны, чайки были ему в диковинку. Но его родители всё ещё тревожились: как их встретит бабушка и захочет ли проявить великодушие к разорившемуся потомку? От неё всего можно ожидать…

    Миновав Дарданеллы, через день причалили к пристани Иерона и узнали, что её величество по приказу супруга срочно возвратилась в столицу. Что ж, пришлось ехать дальше, в Константинополь.

    А монарх вызвал Феодору вот по какому поводу. Разбирая письма, он нашёл одно анонимное, доводившее до сведения василевса, что его жена забавляется у себя в имении с неким рабом-мавром Ареовиндом, специально купленным ею для разврата.

    Надо сказать, что Юстиниан, как и многие тираны всех времён и народов, обладал такой особенностью: сомневался в верности преданных друзей, но зато странным образом верил всем доносам, даже самым нелепым. И нередко подлые люди этим пользовались, чтоб руками его величества извести собственных врагов. Схема была проста: заподозрив кого-либо в измене, самодержец давал поручение первому юристу страны - Трибониану - завести на несчастного уголовное дело. Компромат находился неизменно, если не находился, то его сочиняли. Обвинённый каялся и просил о прощении, тут ему советовали отписать всё своё имущество государю, и тогда приговор будет не таким грозным. Бедолага отписывал, и повешение заменяли отрубанием головы или вечной ссылкой. Думал ли правитель, что его порой водят за нос? Очевидно, нет. Просто сам процесс вершения судеб, приближавший его к Создателю, доставлял владыке высшее наслаждение.