Тайна Магдалины

Мария сидела в саду перед домом, наблюдая, как Фамарь играет в траве, когда увидела, что к дому приближается женщина, плотно закутанная в черное покрывало. Ее лицо и волосы были закрыты, и было невозможно понять, знакома ей гостья или нет. Может быть, это подруга Марфы или новая соседка, о которой Мария не знала?

Женщина подошла ближе, и Мария услышала сдавленный смех:

— В чем дело, сестра? Ты не узнаешь меня после всех этих лет?

Покрывало откинулось, и женщина оказалась Саломеей, царевной из рода Ирода. Ее лицо утратило детскую округлость; она вступила в полный расцвет своей красоты. Мария бросилась обнимать ее, и они минуту держали друг друга в объятиях. После смерти Иоанна для Саломеи стало слишком опасно находиться среди назареев. Если ее сторонники надеялись одолеть последователей Иоанна, то им нельзя было появляться в обществе женщины, которая явилась причиной его ареста или даже смерти.

Вынужденная разлука была тяжела для обеих женщин. Саломея сокрушалась, что ей не позволено завершить свое обучение как священнице, жалела о разлуке с людьми, которых она полюбила больше, чем собственную семью. Что же касается Марии, то это было еще горькое последствие несправедливого приговора, вынесенного им обеим после казни Иоанна.

Саломея воскликнула, когда увидела в траве маленькую Фамарь:

— Посмотри-ка на нее! Она же вылитая ты!

Мария кивнула, улыбаясь.

— Внешне. Но внутренне она становится похожей на своего отца. — Мария рассказала несколько историй о маленькой Фамари и о том, как она по-особому проявила себя с того времени, как начала ходить. Она исцелила ягненка, который упал в канаву в Магдале, одним прикосновением своей детской ручки. Сейчас ей исполнилось всего три года, но речь ее была феноменальной — Фамарь легко говорила на греческом и арамейском.

— Она действительно счастливый ребенок, потому что имеет таких родителей, — сказала Саломея, ее лицо помрачнело. — И нам надо сохранить обоих этих родителей в безопасности, вот почему я здесь. Мария, я принесла весть из дворца. Иса — в серьезной опасности.

— Давай зайдем в дом, где не будет лишних ушей, а эти маленькие ушки, — она показала на Фамарь, — займутся чем-нибудь другим.

Мария наклонилась, чтобы поднять Фамарь, но из-за большого живота ей было трудно нагнуться. Саломея удержала ее.

— Иди-ка к своей сестре Саломее, — сказала она. Фамарь помедлила, сначала посмотрев на незнакомую женщину, а потом взглядом спросив подтверждения у матери. Очаровательная улыбка разлилась по личику Фамари, когда она прыгнула на руки царевне из рода Ирода.

Когда они вошли в дом, Мария подала знак Марфе забрать Фамарь.

Марфа взяла маленькую девочку у Саломеи.

— Пойдем, маленькая царевна, поищем твоего брата.

Иоанн гулял по имению вместе с Лазарем. Марфа показала, что заберет свою племянницу и даст возможность Саломее и Марии поговорить наедине. Когда Марфа с ребенком скрылись за дверью, Саломея повернулась к Марии и схватила ее за руку.

— Послушай меня; это очень важно. Мой отчим был сегодня в Иерусалиме дома у Понтия Пилата вместе со мной. Через два дня он уезжает в Рим на встречу с императором, и ему нужен был полный доклад от прокуратора. Я воспользовалась предлогом, что хочу повидать Клавдию Прокулу, жену Пилата, чтобы получить разрешение пойти с ним. Клавдия — внучка Цезаря Августа, и я знала, что мой отчим не может сказать «нет». Но, конечно, я хотела прийти не поэтому. Я узнала, что вы с Исой и остальные здесь. Где Великая Мария?

— Она здесь, — ответила Мария. — Сегодня вечером она осталась в доме Иосифа вместе с некоторыми другими женщинами, но я отведу тебя к ней завтра, если хочешь.

Саломея кивнула и продолжила свой рассказ:

— Я воспользовалась предлогом, что хочу повидать Клавдию, чтобы узнать, что слышно в Иерусалиме о назареях. Я даже предположить не могла, что мне расскажет Клавдия! Мария, разве это не удивительно?

Мария не понимала, на что ссылается Саломея.

— Что?

Яркие темные глаза Саломеи расширились.

— Ты не знаешь? Ой, Мария, это уже слишком. Той ночью, когда Иса воскресил дочь Иаира, помнишь женщину в толпе, когда вы уходили? Она была с греком, который нес больного ребенка, маленького мальчика.

Воспоминания об этой сцене снова нахлынули на Марию. Лицо той женщины стояло перед ней последние две ночи, когда она собиралась лечь спать.

— Да, — ответила она. — Я сказала Исе, и он обернулся к ней, чтобы исцелить ребенка. Я ничего о ней не знаю, кроме того, что она не выглядела ни как простолюдинка, ни как иудейка.

Саломея рассмеялась, на этот раз открыто:

— Мария, той женщиной была Клавдия Прокула. Иса исцелил единственного сына Понтия Пилата!

Мария была удивлена. Сейчас все это приобрело смысл — чувство предвидения, знание, что в тот момент происходит что-то еще, кроме самого исцеления.

— Кто знает об этом, Саломея?

— Никто, кроме Клавдии, Пилата и их раба-грека. Пилат запретил своей жене рассказывать об этом и говорил каждому, кто спрашивал о чудесном выздоровлении мальчика, что такова была воля римских богов. — Саломея состроила гримасу, чтобы показать свое отвращение. — Бедная Клавдия разрывалась от желания кому-то рассказать, и она знала, что я когда-то была назареянкой.

— Ты все еще назареянка, — сердечно сказала Мария, когда встала, чтобы ребенок, растущий у нее в животе, мог устроиться поудобнее. Ей нужно было обдумать это важное сообщение. Оно звучало ободряюще, но пока она не осмеливалась слишком полагаться на него. Наверняка такой случай был проявлением замысла Господа в отношении Исы. Разве не он дал Клавдии больного ребенка, чтобы Иса мог исцелить его и доказать Пилату свою божественную сущность? И если Исе суждено попасть в руки Понтия Пилата, конечно, он не сможет вынести приговор тому самому человеку, который исцелил его собственное дитя.

— Но есть еще кое-что, сестра, — Саломея снова помрачнела. — Когда я была там, пришли противные Ионафан Анна и его зять, чтобы встретиться с Пилатом и моим отчимом. Они выдвигают обвинения против Исы. — Она хитро улыбнулась Марии. — Я слышала, как объявили об их приходе, и упросила Клавдию подсказать мне лучшее местечко, где я могла бы спрятаться и подслушать их.

Мария улыбнулась Саломее, которая была стремительной, как всегда.

— Пилат попытался отмахнуться от их слов, как от чего-то незначительного, чтобы можно было продолжить свою встречу с Иродом. Пилата волнует только то, чтобы в Рим попал хороший доклад, где хвалят его способности правителя. Он хочет получить пост в Египте.

Мария слушала ее терпеливо, с бьющимся сердцем, а Саломея продолжала:

— Но мой отчим Ирод со всем своим высокомерием встал на сторону этих идиотов-священников. Они подыграли ему, рассказали, что Иса объявляет себя царем Иудейским и собирается лишить род Ирода престола.

Мария покачала головой. Конечно, это чушь. Иса не желал сидеть ни на одном земном престоле. Он был царем в сердцах людей, тем, кто принесет им Царствие Божие. Для этого ему не нужен был ни дворец, ни трон. Но подозрительный Ирод чувствовал угрозу из-за ухищрений Анны и Каиафы.

— Я слышала, как вскоре после этого Пилат пришел к Клавдии — он не мог видеть, где я прячусь — и сказал ей: «Дорогая моя, боюсь, богини судьбы против твоего Исы Назарея. Священники требуют его голову, и они хотят, чтобы его арестовали прежде, чем наступит их Пасха». На что я услышала, как Клавдия сказала: «Но ты, конечно, пощадишь его». Пилат ничего не сказал, и я слышала, как Клавдия снова спросила: «Разве нет?» — и потом я больше ничего не слышала, пока Пилат не вышел из комнаты. Я вышла и нашла Клавдию в ужасном состоянии. Она сказала, что муж даже не посмотрел на нее, когда уходил. Ой, Мария, она очень беспокоится о том, что может случиться с Исой. И я тоже. Ты должна убедить его покинуть Иерусалим.

— Что твой отчим думает по поводу того, где ты сейчас?

Она пожала плечами.

— Я сказала ему, что проведу день, покупая шелка. Он слишком занят своей предстоящей поездкой в Рим, чтобы заботиться о том, где я проведу ночь. У него свои развлечения в Иерусалиме.