Князь Олег

Олег внимательно вгляделся в ее пытливые и слегка насмешливые, но все же сияющие от счастья глаза и строго спросил:

— Ты пришла меня порадовать или огорчить?

— Я пришла для счастья, князь! — тихо ответила она и, закрыв глаза, быстро проговорила: — Я жду от тебя ребенка!

Олег покачнулся. Сколько раз он слышал эти волнующие слова от своих жен и наложниц! Сколько раз он надеялся на чудо и ждал только одного — сына! Но боги словно нарочно решили испытать его мужской дух и каждый раз дарили ему только дочерей! Дочь от Рюриковны, Ясочка, две дочери от Экийи — две кареглазые смуглянки, старшая из которых получила имя Вербочка, а младшая пока всеми любовно зовется Ласточка, были желанными детьми, и Олег их любил жалостливой заботливой любовью. Олег-отец не знал, как надо воспитывать дочерей, и полагался во всем на друидов, которые воспитывали княжеских дочерей в соответствии с языческими традициями и нравами племени русичей. Иногда в эти традиции и нравы вторгалась Экийя с мадьярскими обычаями и вносила путаницу и нелепицу в празднества. Но, как выяснилось позже, мадьяры обожествляли те же силы, что и русичи, и славяне. Так, силам неба мадьяры поклонялись весной и красили волосы в синий цвет только раз в году, а славяне и русичи обожествляли синий цвет перед каждым тревожным событием, перед боем с врагом и сил у неба просили постоянно, каждые три недели молясь Перуну и Святовиту, пребывавшим на небе. Скотьему богу Велесу и славяне, и русичи, и мадьяры поклонялись тоже ежемесячно, но особенно успешными считали свои молитвы и жертвоприношения, если они свершались в полнолуние. Что же касается богов любви, то Леля и Радогоста или Усладу славяне, мадьяры и русичи почитали с особым, подобострастным порывом, который выдавал стремление всех народов — обладать любящей и любимой душой. Но все ли люди вымаливали у своих богов удачу в любви? Ох как в это не верилось! Ох как часто приходилось довольствоваться тем, что боги посылали своим просителям, требуя взамен смирения и терпения!

Наследника у Олега не было, а многочисленные дочери, рожденные от прекрасных наложниц, не вызывали у него и тени любви, ибо это были дети всего лишь хмельных ночей. Олег презирал себя, но не мог изменить порядок жизни князей и своей любимой дружины, где на первом месте были веселые пиры с наложницами, ибо удачных походов его дружина знала столько, сколько ни одна другая дружина русичей…

— Ты так долго молчишь в ответ на мою весть, великий киевский князь, что я готова удалиться… — тихо проговорила Аранда, с тревогой вглядываясь в сумрачное выражение лица Олега.

— Это твое первое дитя? — сухо спросил Олег, немного отстранясь от нее.

— Да! — порывисто ответила она, и он почувствовал, что она не солгала.

«Если я поступлю с ней жестоко, боги ответят тем же моим дочерям, а я хочу добиться для них многого!» — угрюмо подумал Олег и властно протянул руку к Аранде.

— Я приму твоего ребенка, когда он появится на свет, и возьму тебя в третьи жены, — сказал он наконец и поцеловал Аранду в голову. «Только роди мне сына!» — с горькой надеждой подумал он, но крепко обнял красавицу иудейку.

С этой минуты Олег вдруг почувствовал, что его душа раздробилась на несколько частей и каждая часть рвется к своему уголку: одна часть души его затосковала вдруг по Ясочке и ее матери, Рюриковне; вторая часть вдруг почувствовала: что-то неладное с Экийей, Вербочкой и Ласточкой; третья часть тянулась к молодой страстной иудейке, а четвертая — к многочисленным делам князя-купца, предводителя огромного войска и главы государства, живущего так долго вдали от него. «Я очень похож на этот разветвленный жизнью кедр!» — усмехнулся Олег самому себе и, не отстраняя от себя Аранду, грустно попросил:

— Найди мне какое-нибудь крепкое одноствольное, прямое дерево, которому я буду молиться за наше с тобой счастье!

Аранда задумчиво склонила набок голову, немного подумала, а затем улыбнулась своей чарующей улыбкой и торжественно предложила:

— Ходи в синагогу Саркела! Молись там! Все наши мужчины молятся за благополучие своих семей только там!

— Я знаю, — грустно ответил Олег и поцеловал ее в лоб. — Но я здесь у вас не один, а со своей дружиной, а моя дружина…

— Но ты ее предводитель! Ты должен ее вести за собой во всем! — напористо провозгласила Аранда.

— Это у вас хакан истинный предводитель во всем, а у нас сильны другие традиции, и я не могу их нарушить, ибо слишком сильны духи тех богов, которым мы поклоняемся издревле, — твердо ответил Олег и быстро добавил: — Не надо учить меня вашему иудейству. Я вчера долго беседовал с вашим хаканом. Я признаю мудрость ваших законов, признаю силу Торы; наверное, она действительно является книгой книг, но ни мои воеводы, ни мои дружинники не примут всего этого. Наша вера у них не просто на языке. Она у них в сердце, в душе. И поэтому я буду молиться Святовиту, Перуну, Велесу, Радогосту и Сварогу, чтобы все, что меня окружает и радует, не разрушилось никогда! Именно поэтому для моей молитвы и для моих жертвоприношений мне нужно крепкое, сильное, единоствольное дерево! Найди мне такое дерево, Аранда! — требовательно попросил Олег, выдерживая ее жгучий взор.

— Ты такие взоры бросаешь на меня, будто прицениваешься, достоин ли старый князь такой красавицы, как ты! — вдруг грозно проговорил Олег и хмуро спросил самого себя: «А люблю ли я ее?»

Аранда едва сдерживала себя, чтобы не повиснуть на его могучей шее и не поцеловать его плечи и руки, такие притягательные для любой женщины, понимающей толк в мужчинах. «Да, он в солидных годах, но старости для этого язычника не существует!» Она склонилась перед ним до земли, поцеловала его ноги и, поднимаясь, тихо проговорила:

— Ни красоты, ни молодости — ничего не жаль для тебя, любовь моя! Что бы ни сказал хакан, я только твоя!

Потрясенный до глубины души, Олег смотрел на нее немигающим взором и не верил своим ушам.

— Пусть не мучается и не терзается твоя душа, прекрасный язычник, великий киевский князь Олег-Олаф!

Если даже ты и не сможешь взять меня в жены, я выращу свою дочь и заставлю ее гордиться отцом! — с печальной торжественностью проговорила Аранда, стараясь улыбнуться ему сквозь слезы. — Во всей Хазарии не найдется витязя прекраснее тебя! — с отчаянной искренностью заметила она и хотела было уже повернуться и уйти, как почувствовала сильную боль в локтевых суставах.

Олег так сильно схватил ее за локти, будто забыл, что перед ним та, которая может сделать счастливыми последние годы его жизни.

— Почему ты решила, что у тебя будет дочь? — хриплым от досады голосом спросил он. — Ведь это знают только боги!

Аранда застонала:

— Мне больно! Ты сломаешь мне руки!

Олег опомнился и разжал пальцы:

— Прости!

— Я знаю, ты не рад этой вести, ведь у тебя уже есть три дочери…

— Откуда тебе это известно? — спросил Олег упавшим голосом.

— Бог показывает тебе твою многоликость через твое потомство, но со слабой стороны, со стороны женщины! Значит, ты просто извлекаешь временную пользу из общения с нами, но не проникаешь глубже в душу, — назидательно проговорила Аранда и обняла его за плечи.

Олег недоуменно покачал головой и вдруг почувствовал необыкновенный прилив любви к этой странной девушке и ее ребенку, жизнь которого он зачал в порыве трезвой страсти к телу его матери. Ни о чем не хотелось думать! Никого больше не хотелось видеть! На всем белом свете были только он и она и их неродившееся дитя!..

Как-то утром Олег увидел огромные стволы деревьев, приготовленные для закладки стены, и решил, что той глины, которая имеется под рукой и необходима для засыпки стволов, явно мало. Он позвал Мути с его дружиной силачей и отправился вместе с ними посмотреть на донской пласт глины, давно раскопанный ратниками и истощавшийся, так как ее использовали не только русичи строители оборонительных сооружений, но и хазарские гончары.

Олег взглянул на срез пласта глины.