Когда пал Херсонес

ам, и люди видели наше унижение. Выход в море был назначен на полночь, чтобы использовать благоприятный ветер, неизменно начинающий дуть в этот час в сторону моря, поэтому у нас еще было достаточно времени для прогулок.

На базаре толпились херсониты. Мирная жизнь понемногу вступала в свои права. Уже кое-где открылись лавки, в которых руссы покупали материи и женские украшения, и торговец показывал им цену вещи на пальцах.

Иногда до нас долетали обрывки разговоров. На главной улице города, которая называется Аракса и вдоль которой с одной стороны шел водосток, некий житель говорил слушателю, указывая на нас перстом:

— Посланцы василевса. В порту стоит ромейский корабль. А прочие — в гавани Символов…

Однажды из толпы нам крикнули:

— Предали нас варварам!

В группе людей, сидевших на ступеньках храма в ожидании, когда откроют его для богослужения, шел оживленный спор.

— Каган руссов принял крещение от латынян, — утверждал один из споривших, — поэтому папа и присылает посольство из Рима.

— Не от латынян, а из рук нашего епископа Павла, что сопровождал варяга Олафа в Киев. Это мне доподлинно известно.

— А я говорю, — вмешался третий, — что его крестили болгарские пресвитеры.

— Не болгарские, а русские!

Мы торопились, времени у нас было мало, и нам так и не удалось узнать, на чем порешили спорившие. Меня мучила жажда, и я решил попросить воды в первом же доме.

На улице стояла тишина, потому что вся хозяйственная жизнь происходит на внутренних дворах, куда надо пройти узким переулком. Когда мы вошли через низкую дверь во дворик, мы увидели дом, каких сотни и тысячи в Херсонесе: он был в два жилья, к нему теснились пристройки, и под сенью орехового дерева три курицы искали пищи под строгим наблюдением черно-зеленого петуха с красным гребнем. В углу молодая девушка сидела на корточках и молола на ручных жерновах пшеницу, наполняя воздух теплым мучным запахом. Около нее был врыт в землю глиняный пифос, где хранилось зерно. Дверь в кладовку была открыта и позволяла видеть амфоры с вином и маслом. Тут же была сложенная из кирпичей печь для выпекания хлеба. На стене висела рыболовная снасть с каменными грузилами.

В дом вела каменная лестница, так как нижнее жилье было отведено под столярную мастерскую, судя по стружкам у широкой дери.

Я приветствовал девицу, орудовавшую жерновами с таким прилежанием, что звякало ее ожерелье из серебряных монет. Она была, очевидно, служанкой или дочерью хозяина. Когда я попросил ее дать мне напиться, она встала, поправила рукой упавшие на лицо волосы, сверкнула черными глазами и сказала просто:

— Пойдемте!

Мы с Леонтием поднялись за нею по наружной лестнице с перилами и очутились в довольно низком и скромном помещении, отличавшемся большой опрятностью. Стены горницы были окрашены в розовый цвет, в углу висела резная деревянная икона с изображением трех ангелов под дубом Мамврийским, а на полке была расставлена в порядке чисто вымытая глиняная посуда, в которой обитатели дома принимали