Семь песков Хорезма

— Да неужто все еще целы? — удивился Сергей. — Вот это да!

— А ты слышал о Бековиче? — спросил Аллакули-хан.

— А как же не слышать! Вся Россия о нем помнит. Хан Ширгази отрубил ему голову, а тело набил соломой.

— Правильно говоришь, пушкарь. — Хан посуровел. — И еще тебе скажу так. То, что говоришь со мной без боязни, мне это по сердцу. Сумеешь исправить старые пушки — сделаю тебя первым человеком в ханстве. А если окажешься плохим мастером — сниму голову, как Ширгази с Бековича. На этом давай и закончим пока наш разговор. Сейчас поедешь с моим визирем в Хиву, там он тебе покажет старые пушки.

Спустя час Сергей с Юсуф-мехтером и другими сановниками в сопровождении сотни ханских нукеров, на конях ехали в Хиву.

Сергей за две недели общения с людьми хана привык к обстановке, освоился и чувствовал себя не хуже любого вельможи. «Вот только вежливости маловато, — с сожалением думал он о себе, покачиваясь в седле и глядя на сановников. — Уж больно они все вежливые, слово грубое друг другу сказать боятся, кость бы им в горло! Видно, это у них от природы. Природа у них тут, ну, прямо сказочная. Тополя, сады фруктовые, соловьи, аисты кругом. Да и не работают ни хрена эти дармоеды — больше языками мелют. Вроде бы дела государственные правят, а послушаешь — ну, равно дети рассуждают. И все смеются, кость бы им в горло!» Юсуф-мехтер, видя, что пушкарь задумался, ткнул его в бок черенком кнута:

— Хов, Сергей-топчи, зачем скучаешь? Невесту свою вспомнил, да? Невеста у тебя была?

— Была, да сплыла, — неохотно отозвался Сергей.

— Ничего, не горюй, найдем тебе другую. Примешь нашу веру — вместе пойдем по дворам, сам выберешь себе девку. Хочешь сартянку — сартянку возьмешь, захочешь еврейку — пожалуйста, туркменку можно, татарку тоже найдем.

— Не хватало мне еще мусульманок! — обиделся Сергей. — Лучше век буду жить бобылем!

Сановники заливисто засмеялись. Пушкарь тем и нравился им, что беспрестанно забавлял своими речами.

Незаметно подъехали к стенам Хивы. Увидев сановников хана, стража принялась разгонять скопившийся люд у ворот. Но куда там! Под ноги лошадям полезли с плачем и причитанием нищие и юродивые. Юсуф-мехтер поморщился, сунул руку под халат, вынул кошель и бросил горсть монет на головы несчастным. Его примеру последовали и другие сановники.

— Бедные люди, — проговорил Юсуф-мехтер. — Если мы им не дадим хлеба, больше никто не даст. У вас в России, говорят, тоже много нищих?

— Много, Юсуф-ага. Век Россия в нищете. Русский мужик богат смирением да нищетой.

Въехав в огромные арочные ворота дворца и оказавшись на просторном дворе, вокруг которого ровными рядами стояли высокие здания с айванами, сановники слезли с лошадей. Нукеры подхватили их за уздечки и направились на хозяйственный двор. Юсуф-мехтер повел

Сергея в другой, оружейный двор. Несколько придворных сопровождали их. Двор этот сплошь был завален пушками: они, заброшенные к забытые, лежали вдоль стен. «Мать честная! — подивился Сергей. — Видно, как стащили их сюда, отобрав у Бековича, так они и лежат: мокнут под дождем, сохнут под солнцем. Вот уж где бесхозяйственность! В нашей, русской, армии за такие беспорядки враз бы в расход пушкарей пустили, а тут лежат пушчонки, да еще напоказ их выставили!»

Сергей, ступая по стволам, стал разглядывать орудия, отмечая про себя: «Вот бомбарда древняя... Сколько же ей годов, интересно? Небось, лет четыреста с гаком... А вот тяжелое орудие, кажись, мастера Семен-кн Дубинина... Серпантина здесь же французская... Вот какая, стало быть, была артиллерия у Бековича». Разглядывая тронутые ржавчиной и окисью стволы, Сергей открыл для себя, что не все тут пушки петровских времен, есть и такие, которые попали сюда позже похода Бековича. Несколько единорогов, прижавшись один к другому, лежали, словно пузатые поросята, и ни на одном не было диковинной фигурки зверя. А вот тупорылые корабельные пушчонки: их наверняка сняли с какого-нибудь каспийского корвета или брига, попавшего в руки хивинцев... «Одни стволы, и нет ни одного станка, ни одного лафета, видно, все сгнили, — с досадой отметил Сергей. — Да и стволы искалечены сплошь: ни цапф, ни дельфинов, ни винградов... А мушки и прорези съедены ржой... Непонятно, зачем вся эта рухлядь хану Аллакули? Ведь куда удобнее ему воевать замбу-реками. Взвали их на верблюда и айда в поход. Как стрелять спонадобится, то уложи верблюда, установи между двух его горбов замбурек и пали на здоровье по противнику. Опять же замбурек гораздо легче всех других орудий...»

— Ну что, Сергей, скажешь? — Визирь испытующе заглянул в печальные глаза пушкаря.

— Не пойму, однако, Юсуф-мехтер, зачем же это старье приводить в порядок. Неужто замбуреки хуже?

— Замбуреком стены не пробьешь, — пояснил визирь. — В Бухаре, в Коканде, в Герате очень толстые стены, а ворота железные. Хан Аллакули каждый год на войну ходит и всегда жалуется на свою артиллерию. Персидская армия Аббас-Мирзы уже давно имеет английские пушки. Этим летом персы разорили все стены Хабушана, Турбета и Герата. Мы не смогли его прогнать из Хорасана, потому что у него крупные пушки. Хан Аллакули сказал: если мы не укрепим армию крупной артиллерией, то можем потерять все земли до самого Хорезма. Вот эти старые пушки могут помочь нам. Но для этого нужна твоя помощь, Сергей-топчи.

— Подумать надо, как подступиться к ним, — рассудил Сергей. — Дай мне, Юсуфмехтер, денек на соображение. Если не справлюсь, то сам к тебе приду — положу голову под секиру.

— Ай, зачем такие слова говоришь! — строго одернул его визирь. — Отрубить голову не трудно — хоть тебе, хоть другому. Давай-ка подумаем: какая помощь будет нужна — скажешь. А сейчас иди в михманхану (Михманхана — гостиница), там тебе комнату убрали, отдохни немного.

— Ну что же, это по-людски, — рассудил Сергей и пошел с одним из сановников по двору. Резные колонны в многочисленные двери михманханы занимали весь бок первого двора. В таких апартаментах Сергей сроду не бывал, да и не видывал раньше зданий, похожих на это. Внутрь вошел — сплошь резьба по дереву, стекло семицветное венецианское. В комнате ковер на полу и тахта, убранная бордовым атласным покрывалом. Чайник с пиалами на низком столике и целая дюжина по душек, одна на другой, в углу. Пока Сергей оглядывал комнату, сановник давал хозяину наказы: чтобы особенно ласков был к русскому, чай не забывал ему завари вать, воду для мытья рук и лица подносил. А если захочет Сергей-топчи обедать у себя в комнате, то нести ему все, что пожелает.

Слушая наставления сановника, Сергей подшучивал над собой:

— Ну-ну, Серега, ешь — не хочу, живи до ста лет, горя не знай, если через день-другой голову не снимут,

Как только ханские слуги удалились, пожелав ему покоя и отдыха, Сергей лег на ковер, сунул ладони под затылок и задумался, недоумевая: «Да что же это такое делается, господа хорошие?! Да разве я смогу?! Да тут надо цельное военное министерство создавать. Заводик военный надо строить. А иначе где лафеты, скажем, делать? Где кривые дула выпрямлять? Где прицелы мастерить? Ну, друзья-мусульмане, да вы не того! Здесь и дураку видно, что одному не под силу сладить с ханским приказом. Раз вы возводите передо мной ров неодолимый, то и я вам свои условия скажу. Перво-наперво дайте мне артиллерийский парк. И всех кузнецов, какие есть в хивинском царстве, ко мне соберите; русских, татар, азиатов — мне все равно, лишь бы дело кузнечное хорошо знали. Посидим, посоветуемся, а дальше видно будет...»

По повелению хана Юсуф-мехтер через несколько дней показал Сергею столицу. Кавалькада, выехав из дворцовых ворот, остановилась на обширной, вымощенной жженым кирпичом площади. Визирь, поведя рукой, сказал:

— Эти мбгучие стены непробиваемы, ворота гостеприимны, а у каждой дворцовой башни — тысяча глаз и столько же ушей. Дворец мы называем ичанкале. Его вознес святой Палван-ата, и он же основал этот благодатный город, имя которому Хива. — Рассказывая, визирь повернул лицо к сидящему на караковом скакуне Сергею и озабоченно предупредил: — Если тебе что-то непонятно, дорогой Сергей-топчи, не стесняйся меня — спрашивай.