Великое плавание

В Нюрнберг мы добрались очень быстро благодаря частой смене лошадей.

Весь путь я провел, сидя позади господина Флориуса, наставника молодого герцога, но перед самым городом я слез с лошади и, взяв под уздцы адмиральского коня, повел его по улицам. Мне кажется, что так должны поступать пажи и оруженосцы.

Так как я не мог даже как следует распрощаться с тобой, то нам и не удалось хорошенько поговорить перед отъездом.

Узнав от синьора Томазо, что я четыре раза побывал у немцев с бродячим торговцем, адмирал позвал меня вниз и около двух часов меня исповедовал.

Я, конечно, тотчас же признался ему, что познания мои в немецком языке ничтожны и что я могу служить ему переводчиком только при покупке провизии или при самом несложном разговоре.

Я слыхал, что знатные и ученые люди в разговоре пользуются только латынью, и это облегчает сношения между испанцем, датчанином или поляком. Очевидно, латынь Бегайма заставляет желать лучшего, если господин предпочел пользоваться моими услугами.

Выяснив мои знания по части немецкого языка, он долго расспрашивал меня, умею ли я писать, петь и играть, знаю ли я какие-нибудь танцы, есть ли у меня нарядное платье. Я боялся, что, для того чтобы служить ему, окажется необходимым ходить на четвереньках, носить поноску и прыгать через обруч, но, хвала господу, до этого дело не дошло.

В Нюрнберг мы добрались без особых приключений и на следующий же день были приняты рыцарем Бегаймом, к которому у адмирала имеется письмо от флорентийца Паоло Тосканелли.

К нашему удивлению, оказалось, что рыцарь отлично говорит и по-латыни, и по-итальянски, и по-испански, так что переводчик им и не понадобился. Все же о том, что он взял меня с собой, господин нисколько не жалеет, потому что я ежедневно оказываю ему бесчисленное количество мелких услуг.

Я починил ему все платье и белье, которое, надо признаться, имело вид совсем не адмиральский.

Я бужу его по утрам и ежедневно выслушиваю его разговоры об Индии и Иерусалиме. Я сопровождаю его по городу. И, когда он велит, развлекаю его и его гостей песнями и музыкой.

Вчера же мы посетили зал ратуши, где выставлено яблоко земное, или глобус, выточенный Мартином Бегаймом из дерева. Если бы ты видел глобус, то сразу оценил бы его преимущества перед плоской картой. Глобус этот имеет один фут и восемь дюймов в поперечнике и оклеен пергаментом. На шаре нарисованы все известные рыцарю страны, обозначен экватор, разделяющий Землю на Северное и Южное полушария, тропики и первый меридиан, проходящий через остров Ферро.

Черными и красными чернилами на шаре написан точный рассказ обо всех диковинках, кои великий нюрнбержец видел сам или о которых узнал от других путешественников.

Вернувшись из ратуши, адмирал вместе с рыцарем сличал с глобусом карты, полученные им от Паоло Тосканелли.

Я мало сведущ в картографии и вижу небольшую разницу между картами нюрнбержца и флорентийца, но для путешественника они обе, как видно, представляют большую ценность.

Рыцарь Бегайм, как и господин мой, адмирал, полагает, что суша составляет пять шестых земного шара, а вода – одну шестую. А так как, по словам Марко Поло, на востоке простирается огромный океан, оба они считают, что западный путь от Европы до Индии должен быть короче восточного. Если это действительно так, то достойно удивления, что до сих пор не нашлось человека, который бы решился испробовать этот западный путь.

Когда адмирал спросил об этом рыцаря, нюрнбержец со свойственной ему прямотой и откровенностью ответил:

– Одно дело – знать что-нибудь самому, а другое дело – уверить в этом других. Эти честные бюргеры, которые бросают вверх шапки при моем появлении, отвернулись бы от меня с ненавистью, если бы я попытался вовлечь их в такое предприятие. Я много перетерпел в жизни и уже не решаюсь испытывать судьбу. Поэтому, если вам, господин адмирал, удастся совершить такое путешествие, я сочту это скорее делом рук божеских, нежели человеческих, и до смерти буду почитать вас как самого великого человека христианских стран.

Убедившись в добром отношении ко мне адмирала, я уже неоднократно делал многочисленные попытки упросить его взять тебя в плавание, но господин и думать не хочет об этом.

Поэтому я полагаю распрощаться с ним и по его отбытии в Палос вернуться в Геную.

Приветствует тебя друг твой и брат Орниччо».

Пакет, вероятно, очень задержался в пути, потому что через два дня мы получили второе письмо Орниччо, отправленное им уже из Палоса, а еще через несколько дней – третье, которое вызвало много толков и споров в нашем маленьком домике.

«Здравствуй, дорогой братец Франческо!

Я пишу тебе из портового города Палоса, чего ты совсем уж, наверное, не ожидаешь. Отбывая из Нюрнберга, адмирал захворал горячкой, и я не решился оставить его больного на руках чужих людей. Сейчас, к счастью, он уже оправился от болезни, но я не покидаю его, так как вижу некоторое изменение в его планах.

Хотя Палос давно уже перешел в руки испанцев, но церковь святого Георгия с виду еще совершенно напоминает мечеть. [26] Над городом высится мавританский замок, теперь уже разрушенный, а сами палосцы своими темными лицами, резким говором и платками, коими повязаны их головы, более походят на мавров, чем на добрых католиков.

Но, когда с ними познакомишься ближе и войдешь к ним в доверие, можешь убедиться в том, что здесь немало хороших людей. А что палосцы, мальоркинцы и бискайцы после итальянцев лучшие в мире моряки, это тебе известно, вероятно, уже давно.

Я думаю, что королева, объезжая всю Арагонию и обе Кастилии, умышленно не посетила этот знаменитый порт.

Старики тут по секрету признаются, что дедам их и прадедам легче было жить под властью неверных, чем внукам их – под тяжелой рукой королевских чиновников.

Уже очень давно город Палос не в ладу с королевскими приставами, и в настоящее время за какое-то оскорбление ее величества королева наложила на весь город наказание: палосцы должны были снарядить на свой счет два больших парусных корабля. Вот эти-то две каравел-лы – «Нинья» и «Пинта», – стоящие в гавани, и отданы адмиралу для его предприятия.

Третье судно побольше и палубное. Господин зафрахтовал его у одного из здешних капитанов.

Кроме снаряжения этого небольшого флота, королевским приказом городу Палосу предписано представить адмиралу для его предприятия команду в сто двадцать человек, уроженцев Палоса.

Приказ этот еще не выполнен, несмотря на то что людям экипажа предоставлены большие льготы: матросам выплачивается жалованье, как на военных кораблях, за четыре месяца вперед; лица, совершившие преступление, освобождаются от суда и следствия на все время плавания да еще на два месяца после возвращения.

Это дает мне надежду думать, что, не имея возможности своевременно набрать команду, адмирал после моих неоднократных просьб наконец согласится взять тебя с собой. Поэтому будь готов к отъезду и жди письма от крепко любящего тебя брата Орниччо».

«Получив это извещение, братец Франческо, ты должен немедля собраться и с первым же парусником отправиться в Палос.

Из Генуи в Картахену почти ежедневно отходят корабли, а оттуда в Палос тебя за ползолотого доставит любой капитан.

Возьми с собой свой камзол из толстого сукна, нательную одежду и теплый платок, чтобы в случае холода завязывать им уши.

Хорошо было бы иметь праздничный камзол, так как мы, может быть, удостоимся чести быть принятыми при дворе индийского царя.

Кроме этого, перед отъездом купи побольше луку и ежедневно в пути натирай им лицо и руки. Это предохранит тебя от заболевания проказой, которая свирепствует в испанских и португальских портах.

Я пишу синьору Томазо особо и прошу его добавить тебе немножко денег на дорогу к тем, что у тебя уже собраны на блюдо, но я думаю, что он сделал бы это и без моей просьбы.