Кри-Кри

— Пусть он венчает! — кричала невеста под смех собравшейся толпы. — Назло всем! Пусть он нас повенчает!

Но папаша, рассердившись, приказал кучеру ехать на розыски «настоящей мэрии».

От взглядов Кри-Кри не укрылось, что подозрительный художник был непрочь воспользоваться этим случайным развлечением, чтобы ускользнуть. Но Кри-Кри не спускал с него глаз.

Стараясь перекричать невесту, жениха и папашу, бранившихся с кучером, Кри-Кри требовал:

— Пропустите нас к Жозефу Бантару! Где Жозеф Бантар?

— В чем дело? — осведомился сержант.

— Мы поймали шпиона, — решительно сказал Кри-Кри.

— Эге, — сказал сержант, — я вижу, ты кричишь недаром?. Случай серьезный. Но Жозефа Бантара вызвали по важному делу: на Бельвильском бульваре случилось несчастье — версальские мерзавцы подожгли фабрику амуниции.

— Как? Опять?! — загудели в толпе. — Это дело рук тех же негодяев, которые взорвали пороховую фабрику на улице Рапп.

— Как же быть? — растерялся Кри-Кри.

— Довольно с меня этой комедии! — закричал «художник» так, что его короткая шея побагровела. — Отпустите меня и проваливайте к чорту!

— Э, нет, гражданин, не торопись, — услышал Кри-Кри чей-то голос и, к своему удовольствию, увидел молодого военного, подошедшего к сержанту.

— Гражданин сержант, разрешите мне доставить пойманного к Жозефу Бантару, — сказал военный. — Мы найдем его у фабрики. Взрывы уже прекратились, и Бантар руководит там тушением пожара.

— Отправляйся, Этьен, — согласился сержант. — Время сейчас такое, что нужно быть осторожными. — И он подозрительно осмотрел «художника» с головы до ног.

Кри-Кри обрадовался, получив в лице Этьена неожиданного союзника и помощника.

По дороге к Бельвильскому бульвару от встречных прохожих, возвращавшихся с пожарища, они узнали, что пожар произошел совершенно неожиданно, в то время, когда фабрика работала полным ходом.

Пожар почти прекратился. Жертвы еще не подсчитаны, но называли человек сорок убитых и столько же раненых. Последствия пожара были бы еще ужаснее, если бы не распорядительность Жозефа Бантара, который руководил работами по тушению пожара, разборке горящих корпусов и помощи пострадавшим.

Сердце Кри-Кри наполнилось гордостью: это его дядя, простой переплетчик, так отличился!

Ему очень хотелось рассказать своему новому другу Этьену о том, что Бантар его близкий родственник, но он не решился.

Этьен, желая сделать приятное Кри-Кри, вынул из кармана пакетик с папиросами, закурил и предложил мальчику.

Кри-Кри покраснел от удовольствия и взял папиросу. Ему не нравилось курение. Подбирая недокуренные папиросы посетителей, он много раз пробовал затягиваться, но каждый раз бросал, недоумевая, что хорошего находят люди в этом неприятном занятии.

На этот раз он мужественно терпел невкусную горечь папиросы, чтобы показать себя достойным товарищем Этьена.

«Художник» тоже вытащил из кармана серебряный портсигар и протянул его Этьену:

— Пожалуйста!

— Благодарю, у меня свои, — ответил Этьен, недоверчиво оглядывая «художника».

— Напрасно. Мои лучше. Слушайте, — развязно продолжал он, — вы, кажется, всерьез подозреваете меня? Давайте объяснимся. Не будем терять времени — оно дорого и для вас и для меня. Я художник. Я срисовывал не баррикаду, как это показалось мальчику, а дом…

— Какой дом? — иронически спросил Этьен. Он шел нога в ногу с «художником», а сзади, в затылок, следовал Кри-Кри.

— Ну, если уж пошло на откровенность, дом, в котором живет моя невеста. Что ж тут особенного? Можно ведь человеку иногда быть немного сентиментальным… Видите ли… я художник…

— Художник? — переспросил Этьен.

— Моя фамилия — Анрио. Я художник по призванию, коммерсант по нужде, — вздохнул человек с блокнотом, и на мгновенье Кри-Кри поверил в его искренность.

Пытаясь вызвать расположение мальчика, незнакомец продолжал:

— Я должен сказать правду, что восхищен бдительностью и упорством мальчугана, хотя они и неудачно направлены. Я уверен, что Коммуна не погибнет, пока она будет глядеть такими зоркими глазами, — и он кивнул головой в сторону Кри-Кри.

Этьен переглянулся с мальчиком и не поддержал дальнейшего разговора.

Кри-Кри изредка бросал взгляд в сторону Этьена. Ему очень нравился этот высокий сухощавый молодой человек, который, видимо, разделял его отношение к «художнику».

У Этьена были свои основания для недоверия к Анрио.

Этьен Барра был провинциал и только недавно прибыл в Париж из Марселя.

Из французских городов, последовавших примеру Парижа, Марсель был единственным, где Коммуна продержалась почти две недели. В Лионе, Бордо, Сент-Этьене и Тулузе революционные вспышки были подавлены через два-три дня после провозглашения народом Коммуны.

В провинцию, которую версальская и прусская блокада отрезали от Парижа, вести из этого революционного города доходили в искаженном виде, через версальские газеты и прокламации Тьера; а деревня все еще находилась во власти монархических влияний и с недоверием и опаской относилась к городу.

Такое отношение крестьянства в известной степени объяснялось тем, что рабочие требовали от правительства Тьера собрать народную армию, чтобы отразить нападение врага. Тьер, который за спиной народа преспокойно договаривался с пруссаками, убеждал крестьян через своих агентов, что рабочие стоят препятствием на пути к заключению мира. Разоренные войной крестьяне, натравливаемые таким образом на рабочих, были враждебно настроены по отношению к рабочим восстаниям в городах.

В силу всего этого Париж не мог рассчитывать на поддержку городов, в которых революционные вспышки подавлялись очень быстро. Марсель, которому удалось продержаться дольше других, сам рассчитывал на поддержку Парижа. Когда стало ясно, что марсельцам без помощи революционного центра не удержать власти, столяр Этьен Барра, один из преданнейших бойцов Марсельской коммуны, пробрался через версальские и прусские заграждения и в середине апреля прибыл в Париж.

Он рассчитывал, так же как и его товарищи, пославшие его сюда, что, узнав о бедственном положении Марселя, Парижская коммуна пошлет туда подкрепление.

Но в Париже Этьен быстро понял, что Марселю не на что рассчитывать: тот Париж, к которому устремлялись взоры и надежды марсельцев, сам не мог устоять перед натиском врага. Вскоре от новых беглецов из Марселя стало известно, что реакционные силы победили и Марсельская коммуна пала.

Этьен остался на баррикадах Парижа и в последние дни вступил в отряд Жозефа Бантара.

Наученный горьким опытом Марселя, Этьен проявлял больше осторожности, чем парижане, и усердно помогал им вылавливать версальских шпионов.

Вот почему он сразу же вызвался помочь Кри-Кри доставить подозрительного человека к Бантару.

Итти становилось все труднее, потому что с Бельвильского бульвара текли огромные потоки людей. Голоса прохожих становились все возбужденнее. До ушей Кри-Кри доносились отдельные обрывки фраз:

— Каков Жозеф Бантар, а?

— Отольются проклятому карлику [21] наши слезы… У Валентина осталась семья в пять человек…

— Всюду рука версальцев…

— Смотри, чтобы не потерять его в толпе, — шепнул Этьен.

— О, не беспокойтесь… — понимающе отозвался Кри-Кри. — Я не спускаю с него глаз!

В это время толпа снова загудела:

— Милле! Франсуаза Милле осталась в здании!

— Бедняжка, наверное, задохнулась в дыму!

— Гражданин Бантар! Гражданин Бантар! Надо организовать помощь несчастной женщине. У нее трое детей…

В самой гуще толпы Кри-Кри сразу узнал хорошо знакомую плотную фигуру дяди Жозефа. Несмотря на переживаемую тревогу, взгляд Бантара оставался спокойным, а мужественное открытое лицо, обрамленное черной бородой, выражало отвагу.

Бантар размышлял недолго.

— Лестницу и топор! — скомандовал он.

Скинув мешавшую ему куртку, Жозеф быстро промелькнул в толпе. Казалось странным, что при его комплекции он может так быстро двигаться.