Ольга, княгиня зимних волков

– Нам эта рухлядь уж не понадобится, – ответил Краян. – Вернет Радошка жену – мы ему новую избу поставим.

«А не вернет?» – разом подумали все, кто его слышал, но вслух никто не сказал.

– Ну, сыне, чего поведать хочешь? – обратился Краян к Равдану, когда все уселись. – Говори.

Равдан глубоко вдохнул. Он собирался поведать этим бородатым мужикам, корням земли смолянской, самую важную тайну, которая существовала на этой самой земле в последние двенадцать лет.

– У нашей земли есть другой князь, кроме Свирьки. – Он сразу взял быка за рога. – Настоящий. Из Велеборовичей.

И замолчал, давая слушателям время осмыслить. На лицах отразилось изумление.

– Откуда ж ему взяться такому? – охнул Дебрян. – И этого, что ли, из Закрадья за руку привели? Я теперь поверю! Того гляди, мой дед Осина въяве в дверь постучится!

– Нет, этому на тот свет не дали со всеми уйти. Когда всех загубили, один внук князя Ведомила уцелел. Двоюродный внук, от его младшего брата Велеслава. Мать спасла его и вырастила. Теперь он уже взрослый. Постарше меня. Вы сами видите, друг ли нам, смолянам, варяг Свирька. Захотите – будет у вас настоящий князь, не варяг, а нашего, смолянского корня. Хотите вы его видеть?

– Еще бы не хотеть на такое-то чудо глянуть! – воскликнул Краян. – Где же он?

По лицам было видно, что местонахождение «чуда» предполагается за тридевять земель, как и положено чуду.

– Увидите, если хотите. Только сперва поклянитесь чурами, что никто – ни жена, ни дети, ни брат, ни сват, – от вас раньше времени о нем не узнают.

– Клянемся! – хором закричали мужики, по привычке оглядываясь в угол, где у каждого дома стояли на полочке деревянные чуры.

Здесь полочка была пуста.

Равдан прошел к оконцу, просунул в него голову и заливисто свистнул. Будто сивку-бурку вызывал. Отцы аж вздрогнули и невольно поежились: так и казалось, что «настоящий князь смолян» сейчас прискачет прямо с неба на вороном коне, у которого из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет, а из-под хвоста горящие головни валятся.

Но вместо этого лишь легонько скрипнуло крыльцо, отворилась дверь… Первой вошла женщина средних лет – в голядской юбке-бранче из бурой шерсти, в полинявшей, а когда-то ярко-синей накидке-валянке, с бронзовыми спиральными браслетами на сухих руках. Не успели отцы удивиться, как разом поднялись – узнали Ведьму-рагану. Именно они были теми редкими людьми, кто знал дорогу к ее избушке и порой с ней виделся. Поверх повоя на затылке у нее была личина из высушенной медвежьей морды: она надела ее, чтобы показать важность происходящего события. Того, кто шел за ней, привели сюда сами предки и боги.

Второму гостю пришлось согнуться пополам, чтобы пройти в низкую дверь. Это был рослый, худощавый молодой мужчина с продолговатым костистым лицом и длинными усами, подковой огибавшими рот. Желтовато-серые волчьи глаза смотрели твердо и с вызовом. Этот взгляд, впалые щеки, волчья шкура на плечах, длинный нож на поясе – от всего веяло чем-то чуждым и грозным, будто гость и правда пришел с того света. У пояса его висел варяжский меч с богатой рукоятью и ножнами в серебре; он совсем не вязался с обликом полуоборотня, но удивительным образом усиливал исходящее от него ощущение потусторонности. Окажись тут кто-то из Сверкеровых людей, признали бы меч Биргира, взятый им с собой на тот свет. И добытый новым князем с того света.

Войдя, Ведьма-рагана скользнула в сторону, будто уступая ему дорогу, а он встал посреди избы и, положив руки на пояс, оглядел присутствующих. Тут они все, даже не переглянувшись, в едином порыве встали с мест, поднятые смесью опасения и почтения, которые одним своим присутствием внушал гость из леса.

– Здоровы будьте, отцы, – неспешно проговорил он и почтительно, однако величественно наклонил голову.

– И ты будь здоров… и ты, мать! – ответил за всех Краян и перевел взгляд на Ведьму-рагану. – Кого это ты к нам привела? С чем пожаловали?

– Проведали мы, что есть у смолян большая нужда! – отозвалась Ведьма-рагана, поздоровавшись со всеми и усевшись на скамье со стороны входа.

– Какая же нужда?

– В князе нужда, – спокойно, будто речь шла о безделице, ответила она. – Есть у вас князь из варягов, да одно звание: земли смолянской не уважает, лучшие роды ни во что не ставит, волею богов пренебрегает, дедовы обычаи попирает, только о своей пользе и радеет. Как и быть иначе, если нет в нем крови Крива и не говорят через него предки наши? Терпели боги двенадцать лет, да вышло их терпение. Послали они вам другого князя, истинного. Вот он! – Она показала на своего спутника, тот вновь встал и поклонился. – Перед вами сын Ростимила, внук Станислава, правнук Велеслава, что был сыном Станислава, Велеборова сына.

– А ты откуда его знаешь, мать? – спросил Раздор.

– Я и есть его мать, – так же спокойно ответила Ведьма-рагана.

– Что? – Двое или трое в изумлении вскочили с мест.

– Я была женой Ростимила Станиславича. И дочерью Добуты. Твой отец, – обратилась она к Краяну, – старейшина Честислав, был на нашей свадьбе в числе иных нарочитых мужей смолянских.

Краян помедлил, но кивнул: двадцать лет назад он сам был еще молод, но его отец и правда был зван на эту свадьбу, когда княжий двоюродный внук женился на дочери знатного голядина Добуты. Причем этот Добута приходился дальней родней Уксини, и, вспомнив об этом, Краян с новым оживлением взглянул в лицо лесного молодца.

В потрясенном молчании Еглута рассказала, как бежала из гущи битвы, разыгравшейся в гибнущем Ольшанске, как вытащила сына, как пыталась уплыть с ним на челноке и как тот опрокинулся, дав варягам повод подумать, что беглецы утонули в холодной воде поздней осени. Как их приютила тогдашняя Ведьма-рагана, их и старую княгиню, с которой они и прожили до прошлого года, втайне от всего света. Ведь если бы до Сверкера дошел хоть смутный слух о том, что у Велеборовичей остался истинный наследник, он тогда перевернул бы небо и землю, лишь бы найти его и погубить.

– И вот теперь сын мой вырос. – Еглута указала на него рукой, будто передавая старейшинам. – Теперь он – голова земли смолянской. Признаете ли вы, мужи нарочитые, его своим главой?

Старейшины молчали. Они бы и хотели сказать «да», но понимали, что это слово все изменит. Однажды сказанное, оно приобретет силу судьбы и наверняка будет стоить жизни кому-то из их сыновей и внуков. Они хотели, чтобы земля смолян обрела родного, истинного князя, но не считали себя вправе решить ее участь на этом тайном вече в крошечной заброшенной веси.

– А с чем ты к нам придешь? – наконец нарушил молчание Крутояр, обращаясь к самому лесному молодцу. – Что за тобой есть?

– Воля богов, помощь чуров за мной. – Тот слегка усмехнулся. – Кабы их не было, не выжить бы мне и не вырасти.

– Это мы видим. А если мы тебя своим князем признаем, куда поведешь нас?

– Туда и поведу, куда вы сами идти хотите. Племя – тело, а князь – меч в его руке. Без меча биться нельзя, но и сам он в бой не пойдет. Вам решать, кого мне бить.

Лица прояснились: ответ отцам понравился. Даже Равдан из-за их спин одобрительно подмигнул Лютояру, но тот сделал вид, будто не заметил. Равдан дивился про себя, как изменился вдруг его лесной побратим. Он будто вышел из тени на свет и выпрямился во весь немалый рост. Впервые сказав вслух людям «Я – ваш князь», он и правда ощутил, что через него заговорили многочисленные князья-предки и сам Крив, прародитель кривичей, прямым потомком которого он был.

Однако старейшины задумались. Без князя они оставались беспомощны и безоружны. Сколь ни были смоляне недовольны Сверкером, путь открытого сопротивления им был заказан. Теперь же эта дверь открылась у них на глазах. Только от них зависело, готовы ли они взять в руку этот меч, предлагаемый судьбой и чурами, и отстаивать свои права – на родовые угодья, уважение, жизнь и свободу домочадцев. Шесть пар глаз впивались в Лютояра, будто оценивали оружие – крепко ли, остро ли, по руке ли? И варяжский меч возле его пояса без слов отвечал: да.