Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

проезжий, с которого она попросит рубль за горшок молока, непременно ее поколотит… Ну, вот посмотри: не правду ли я говорю?

В самом деле, какой-то проезжий, с которым старуха повстречалась у ворот избы, сказав с ней несколько слов, принялся таскать ее за волосы, приговаривая: «Вот тебе рубль! вот тебе рубль!..» Потом, бросив ей небольшую медную монету, вошел на двор. Кирша смотрел с большим примечанием на этого проезжего: и подлинно, наружность его обратила бы на себя внимание самого нелюбопытного человека. Он был необычайно высок, но вместе с тем так плотен и широк в плечах, что казался почти среднего роста; не только видом, но даже ухватками он походил на медведя, и можно было подумать, что небольшая, обросшая рыжеватыми волосами голова его ошибкою попала на туловище, в котором не было ничего человеческого. Лицо его выражало какое-то бездушное спокойствие; небольшие, прищуренные глаза казались заспанными, а голос напоминал дикий рев животного, с которым он имел столь близкое сходство. Этот уродливый великан, войдя в избу, поклонился нашим путешественникам и промычал:

– Доброго здоровья, господа проезжие!

Кирша вздрогнул и стал еще внимательнее рассматривать незнакомца.

– Откуда едешь, любезный? – спросил Юрий.

– Из Казани, боярин.

– В Нижний Новгород?

– Да, в Нижний.

– Так ты нам попутчик?

– Если ваша милость дозволит, так я от вас не отстану. Хоть, правда, ничего дурного не слышно, а все-таки больше народу – едешь веселее.

– Посмотри, добрый человек, – сказал хозяин Кирше, – из ваших коней один сорвался; чтоб со двора не сбежал.

Кирша поспешил выйти на двор. В самом деле, его Вихрь оторвался от коновязи и подбежал к другим лошадям; но, вместо того чтоб с ними драться, чего и должно было ожидать от такого дикого коня, аргамак стоял смирнехонько подле пегой лошади, ласкался к ней и, казалось, радовался, что был с нею вместе.

– Ого! – сказал Кирша, – так вы с одной конюшни!.. Вот что!.. Видно, я не ошибаюсь: не издалека этот казанец едет.

Привязав опять на прежнее место своею коня, он возвратился в избу, подсел к проезжему, попотчевал его брагою и спросил, давно ли он из Казани.

– Близко недели, – отвечал проезжий.

– Знатный городок! – продолжал запорожец. – Я живал в нем месяцев по шести сряду, и у меня есть там задушевный приятель. Не знавал ли ты купца из мясного ряда, по имени Кирилла Степанова?.. а по прозванью… как бишь его?.. дай бог память! тьфу, батюшки!.. такое мудреное прозвище… вспомнить не могу!

Тут Кирша призадумался, начал почесывать в голове, топал ногою от нетерпения и, дав незнакомцу заговорить с Юрием, который стал расспрашивать его о Казани, вдруг вскрикнул: «Омляш!» Проезжий вздрогнул и быстро повернулся к Кирше.

– Да, да, – продолжал казак, не обращая, по-видимому, никакого внимания на приметный испуг проезжего, – вспомнил! Омляш… иль нет… Бурдаш, что ль?.. как-то этак. Не знавал ли ты, брат, этого купчину?

– Нет, – отвечал отрывисто проезжий, поглядев пристально на запорожца,