Судьба генерала

   — Пусть его чёрная душа поскорей попадёт в ад, а тело будет расклёвано птицами! — воскликнул Тачмурад, бросая шашку в ножны.

Николай только сейчас почувствовал, как по плечу и груди струится кровь. Он слегка покачнулся и присел на груду камней, положив рядом с собой шашку и кинжал.

   — Вы ранены, ваше высокоблагородие? — воскликнул появившийся рядом с ним Петрович. — Давайте я вас перевяжу.

Армянин ловкими мягкими руками стал расстёгивать офицерский сюртук Николая.

   — Ты из какого колодца вынырнул, Шайтан-Петрович? — воскликнул, весело хохоча, Тачмурад.

Ему вторили воины, быстро окружившие их.

   — Ну сколько можно издеваться над бедным человеком? — вопрошал Петрович, перевязывая Николаю довольно глубокую рану в плече. — Ох, люди! Ох, люди! — качал он своей лысой головой.

   — А теперь я могу сказать, нисколько не преувеличивая: «Палван гельды!» — «Богатырь пришёл!» — воскликнул Тачмурад, обнимая русского офицера. — Ты, Николай-джан, — настоящий богатырь! Тебе и хана удалось заставить плясать под свою дудку, и этого своего смертельного врага убить своими руками. А теперь ты попал в мои руки, и я уж тебя не отпущу, пока ты не посетишь моё становище. Там в моей юрте ждёт не дождётся моя молодая жена Гулляр угостить нашего дорогого гостя. — Робин Гуд пустыни повернулся к столпившимся вокруг людям, сопровождающим Муравьёва. — Вы все мои гости!

Целую неделю отдыхал и лечился Николай в ауле у Тачмурада. Гулляр и вправду знала ещё дедовские рецепты целительных настоев из трав, и рана Муравьёва вскоре затянулась. Как только он смог сесть на коня, посольство вновь двинулось в путь. Его до самой кромки моря провожали могучий Тачмурад и дочь пустыни красавица Гулляр, также уверенно управляющая конём, как и караваном верблюдов три месяца назад.

Вскоре Николай попал в крепкие руки майора Пономарёва. Максим Иванович аж прослезился, когда увидел живым, правда не очень здоровым, Муравьёва. И теперь уже гвардейскому капитану не казалось страшным вновь окунуться в тёплый круг приятелей Максима Ивановича. Так и произошло, когда корвет «Казань» опустил свои якоря на рейде в Бакинской гавани. Даже дымок горящей нефти был для Николая сейчас сладок и приятен.

А в то время как Муравьёв стойко переносил гостеприимство бакинского общества, каймакам Мирза-Безюрг, получив подробные вести из Хивинского ханства, с ужасом думал: что же он доложит кровожадному Аббас-мирзе? Оставалась только одна надежда на Сулейман-хана. Ведь должен же он в конце концов подстеречь проклятого русского! Без его головы к шахзаде лучше было не показываться. И вот однажды утром невозмутимый чёрный слуга внёс к Мирзе-Безюргу, пьющему утренний кофе, кожаный мешок.

   — Это прислали вам из Хорасана, — проговорил с поклоном невольник.

   — Вынимай, вынимай! — прокричал обрадованный каймакам. — Аллах услышал мои молитвы!

Раб распутал ремни, плотно перевязывающие горловину мешка, наклонился, и к ногам Мирзы-Безюрга подкатилась отрубленная человеческая голова. Каймакам вгляделся и онемел: на него смотрел круглыми мутными глазами Сулейман-хан, скаля по-волчьи зубы. Шахский сатрап дёрнулся и лишился чувств. Когда пришёл в себя, половина его старческого тела не двигалась. Не прошло и месяца, как его старший сын принимал поздравления: он стал каймакамом и ближайшим советником Аббас-мирзы, не удостоившего даже посещением могилы своего воспитателя и верного слуги Мирзы-Безюрга.

А Николай Муравьёв пожинал плоды прежних усилий. После доклада Ермолову и подготовки отчёта о посольстве и экспедиции он отправился в Петербург для встречи с царём. Прошло всего шесть лет с того грустного момента, когда бедный поручик, получив от ворот поворот у адмирала Мордвинова, не захотевшего отдать свою дочь за бедного дальнего родственника, покинул столицу. А теперь уже полковник Николай Муравьёв въезжал, что называется, на белом коне, как победоносный триумфатор, в Санкт-Петербург. Самые прекрасные и знатные женщины Северной Пальмиры жаждали заполучить отважного воина и дипломата к себе в гости, на светский вечер в свой салон. Иностранные дипломаты не отходили от Николая, внимательно слушая его рассказы о Хивинском ханстве и народах пустыни Каракумы, пересылая спешными депешами содержание их беседы со знаменитым Муравьёвым. В иностранных столицах одни восхищались, другие тревожились: Россия явно устремилась на Восток. А ведь теперь именно там завязывались международные узлы противоречий великих европейских держав. И всю оставшуюся жизнь Николай Николаевич Муравьёв принимал самое активное участие в их распутывании, отстаивая интересы России как военный, дипломат и учёный-специалист по Востоку. После выхода своей книги о хивинской экспедиции, тотчас переведённой на основные европейские языки, он был признан одним из авторитетнейших востоковедов не только в России, но и в Европе. Своими дальнейшими успехами на этом поприще Николай Муравьёв упрочил всеобщее мнение.

А теперь он, как всегда полный чувства собственного достоинства, шагал по коридорам Зимнего дворца. Его ожидал приём у императора всероссийского Александра Первого.

За прошедшее после войны 1812 года время царь располнел, полысел и стал ещё хуже слышать. Но вести себя ласково с подчинёнными не разучился. Император обнял Николая, тепло поблагодарил за верную, отважную службу.

   — Ну и как вас принимали после того, как освободили и видели в вас доверенную особу? — спросил он мягко улыбаясь.

   — Со всеми почестями, — ответил Муравьёв, стараясь говорить погромче, прямо в царское ухо, которое Александр Павлович подставил, приложив к нему руку, — но я ещё более был лишён в то время свободы.

   — А каково было обращение с вами во время заточения?

   — Очень грубое и невежливое.

   — А после?

   — После того как хан старался подарками и ласками заставить меня забыть прежний приём, то все те особы, которые не уважали меня прежде, были тише воды, ниже травы и старались подлостями загладить свою вину передо мной.

Государь обернулся к сидящему рядом князю Волконскому, главному квартирмейстеру русской армии:

   — Я это знаю, это всегда так у восточных государей. А что вы думаете, полковник, вообще о внешнеполитической позиции хана по отношению к нам? Он искренен, когда говорит, что хочет дружбы с нами?

   — Не думаю, Ваше Величество, — проговорил Николай уверенно, — мне кажется, он просто лавирует между различными силами в регионе. К нам он продолжает относиться неприязненно, но я хочу заметить, что среди хивинцев есть мощная сила в лице средних и мелких земельных владельцев и дехкан-крестьян, которые начинают с надеждой смотреть в нашу сторону. Они просто жаждут порядка и спокойной жизни под крылом сильной власти. А местные ханы и эмиры им это предоставить не могут. Мне кажется, что в будущих наших активных шагах в этом регионе мы должны опираться именно на них.

— А вы, полковник, обладаете стратегическим мышлением, — проговорил царь, внимательно вглядываясь в молодого человека, сидящего в кресле напротив. — Я думаю, вы, сочетая таланты военного и дипломата, ещё не раз с пользой послужите интересам нашей империи. Пожалуй, именно Восток ваша стихия, продолжайте изучать его. Ещё раз благодарю за службу.

Молодой полковник откланялся и вышел. Он шёл по гулким прямым коридорам Зимнего дворца так же уверенно и гордо высоко держа голову, как шагал недавно по улочкам Хивы. Такой же уверенный и смелый, только теперь на висках уже заметно поблескивали серебряные нити седины. Он только сейчас их заметил, остановившись перед огромным зеркалом в вестибюле. Трудный опыт не давался даром.

Вскоре Муравьёв вновь уехал на Кавказ. Притягательный Восток вновь манил его окунуться в жизнь, полную загадок и приключений.

Часть пятая

ВОЙНЫ ЗА КАВКАЗОМ

ГЛАВА 1

1