СТАЛИНИАДА

Подаренная жизнь

По указанию Сталина за стихотворение "Люби Украину" украинского поэта Владимира Сосюру проработали в печати как националиста. По законам всякой сталинской кампании "по борьбе", во всех республиках стали сразу же разыскивать своих «националистов». Секретарь белорусского ЦК даже поблагодарил одного своего поэта за то, что тот дал материал для проработки его, так как долго не удавалось найти белорусского деятеля культуры, которого даже с большой натяжкой можно было обвинить в национализме. Над самим Сосюрой нависла опасность ареста, и он запил. Тут он и написал письмо, какого никогда не написал бы трезвым: "Отец родной, не убивай своего сына!" Письмо было столь странным, что дошло до адресата, который наложил не менее странную бюрократическую резолюцию регистратора прихода и расхода "человеческого материала": "Тов. Сосюре сохранить жизнь".

Стойкость

Писатель Николай Вирта был на приеме у Сталина. Сталин усадил его, а сам стоял и курил. Вирта встал и сказал, что ему неудобно сидеть, когда Сталин стоит.

— Ничего, не беспокойтесь, товарищ Сталин выстоит.

Бюрократия и писатели

Владимир Сологуб писал: "Пушкин находился в среде, над которой не мог не чувствовать своего превосходства, а между тем в то же время чувствовал себя почти постоянно униженным и по достатку, и по значению в этой аристократической сфере, к которой он имел… какое-то непостижимое пристрастие. Наше общество так еще устроено, что величайший художник без чина становится в официальном мире ниже последнего писаря". В сталинскую эпоху отмеченная Соллогубом российская традиция отношения писателя с бюрократией не изменилась. Это проявилось в судьбе прямо не убитых писателей Булгакова, Платонова, Ахматовой, Зощенко, Мартынова, Заболоцкого, Пастернака. По-своему замечательно точно, хотя и цинично определил эту особенность нашей литературной жизни писатель Вадим Кожевников: "Писатель без должности — не писатель".

ДРУГ СОВЕТСКОГО ТЕАТРА

Пьеса, вызвавшая личное внимание

В Комитете по делам искусств дежурил крупный чиновник.

Поздний вечер. Телефонный звонок.

— Слушаю. Звонил

Сталин:

— Как у вас в комитете относятся к пьесе Вирты "Заговор обреченных"?

Смекнув, что раз Сталин спрашивает, значит относится хорошо, чиновник сказал:

— Автор на нас не обижается.

— Вот и хорошо, что не обижается. А в каких театрах пойдет эта пьеса?

— В четырех, товарищ Сталин (и он произвольно назвал четыре крупных театра).

— Хорошо. Пусть на премьеру МХАТ меня пригласят.

Оцепенение

Когда во МХАТе ставили спектакль "Заговор обреченных", актер Михаил Пантелеймонович Болдуман играл роль американского политика. В одном из эпизодов пьесы американец говорит: "Я устраиваю один заговор за другим, а он (Сталин) тем временем занимается вопросами языкознания". Зная, что Сталин собирается прийти на премьеру, в процессе репетиций Болдуман на фразе "Он…" указывал пальцем на правительственную ложу.

На премьеру приехал Сталин. В том самом эпизоде Болдуман обернулся и поднял палец… Тут взгляд актера встретился со взглядом кумира. И в страхе Болдуман забыл текст, и жест его повис в воздухе.

Казалось, что оцепенение актера длилось целую вечность, хотя прошло несколько мгновений. Тут Сталин понял, в чем дело, и сделал ответный жест: одобрительно кивнул и дважды неслышно хлопнул в ладоши. Актер очнулся и продолжил спектакль.

Перепутал

В 1949 году в помещении МХАТа гастролировали Ленинградский театр комедии и Белорусский театр драмы. Как-то раз Сталин решил посмотреть что-нибудь революционное и выбрал спектакль белорусов, но случайно попал на Пиранделло ленинградской труппы. Взбешенный Сталин покинул театр со словами: "Это про революцию?!" Наутро постановщика спектакля Николая Павловича Акимова сняли с главных режиссеров. Вновь он возглавил театр только через два года после смерти Сталина.

Неприемлемая трактовка

Сталин посмотрел в Малом театре спектакль "Орел и орлица" об Иване Грозном и был возмущен тем, что царь показан страдающим от любви к кабардинской девушке. Личное, человеческое, по мнению Сталина, не должно быть присуще образу царя. Вождь опасался, что такая трактовка будет бросать отсветы и на его собственную фигуру, которая должна выглядеть монументальной и государственно строгой.

Не пришел

Райкин должен был выступать с серией концертов перед гарнизоном Кремля. Артист послал Сталину приглашение на один из концертов. Через некоторое время нарочный привез большой конверт с надписью: "Благодарю за приглашение. Прийти не могу.

Желаю успехов в работе. И.Сталин".

Спектакль о юности вождя

В 1949 году Центральный Комитет ВКП(б) поручил Георгию Товстоногову поставить спектакль к 70-летию Сталина.

Отказаться было нельзя, тем более что у режиссера были репрессированы родители. Он выбрал пьесу "Из искры…" известного грузинского драматурга Шалвы Дадиани, которую видел в постановке Ахметели еще до войны. Товстоногов предпочел бы этой беспомощной пьесе, восхваляющей юного Сталина, булгаковский «Батум», но он был запрещен. Тогда Товстоногов пригласил драматурга и критика Михаила Блеймана, изгнанного отовсюду во время космополитической кампании, чтобы тот подправил пьесу, введя в нее мотивы драмы Михаила Булгакова. На афише, по обычаям тех лет, значился только Дадиани. Сталина играл Евгений Лебедев, родители которого тоже были репрессированы, — в духе булгаковской пьесы— как человека божественного и в то же время земного, доступного каждому. Это расходилось с официозной идеей полной божественности вождя. Начальство почувствовало этот подвох, и спектакль запретили. Между тем, в зале присутствовал работник «Правды», и в канун юбилея Сталина в газете появилась хвалебная статья о спектакле. Начальство сразу же сменило гнев на милость.

Всем ленинградским газетам было дано указание выступить с положительными рецензиями, Товстоногова и Лебедева удостоили Сталинской премии, о чем они горько вспоминали в годы оттепели и перестройки.

Падение и взлет

После войны в Малом театре поставили пьесу о морском флоте. В Комитет по делам искусств позвонил Ворошилов и сказал: "Пьесу снять — у нас таких офицеров нет!" Директор театра Шаповалов сказал: жалко — хорошие артисты играют. Посоветовались с работником ЦК Шепиловым. Тот сказал: устройте закрытый просмотр.

Во время спектакля драпировка правительственной ложи пошевелилась, а в конце оттуда показались две маленькие ладошки и сделали три хлопка.

Утром позвонил Шепилов:

Все хорошо, спектакль понравился. Выдвигайте на Сталинскую премию.

Непринужденность, знающая границы

Сталин умел создавать на приемах и банкетах непринужденную обстановку. Однако непринужденность имела свои четкие границы. Когда Сергей Образцов однажды заговорил слишком громко и оживленно, к нему подошел человек в штатском и сказал: — Неудобно, на вас смотрят.

Подвиг Матросова

На концертах в Георгиевском зале Сталин и правительство обычно сидели в первом ряду. Однажды, рассказывает Образцов, во время исполнения танца с саблями Хачатуряна Ворошилов, сидевший рядом со Сталиным, встал перед ним чуть сбоку, как бы защищая его своим телом. Сталин как должное воспринял этот жест подхалимства.

Эпизод

Однажды на юге во время прогулки Сталин встретил артиста Михаила Жарова. Тот непроизвольно попятился и шагнул в сторону. Сталин подошел и сказал:

— А я вас знаю.

Жаров в растерянности ответил:

— Конечно, меня все знают…

Каземат культуры

Сталин назначил академика Георгия Федоровича Александрова главным редактором новой газеты "Культура и жизнь".

Этот печатный орган был знаменит суровыми проработками деятелей литературы и искусства. За это в кругах творческой интеллигенции газету, сопоставляя с известной тюрьмой, называли "Александровский централ".