Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

«Но этим, Курбат, ты меня не напугаешь. Твои воины неплохо смотрятся, но они были биты и Святославом и князем Владимиром. А коль вздумаешь затеять драку, то станут они биты и в третий раз. Бог любит Троицу».

Ярослав ступал неторопко, спокойно и с высоко поднятой головой. За ним — громкие победы отца и деда. Он должен войти в юрту булгарского царя не как посрамленный князь, а как продолжатель рода великих полководцев.

Перед самым входом в юрту Ярославу перегородили путь два могучих багатура, скрестив перед ним копья.

— К несравненному и светлейшему царю являются без оружия. Прошу тебя, князь ростовский, и твоих телохранителей снять мечи, — произнес через толмача сановник.

— Мечи снимут лишь мои люди. Князю же, по нашим обычаям, не положено складывать оружие ни перед византийскими императорами, ни перед заморскими королями, ни перед персидскими шахами. Надеюсь, что мой меч, вложенный в ножны, не устрашит отважного царя Курбата, — с достоинством молвил Ярослав.

— Я доложу твои слова светлейшему царю царей.

Вскоре сановник вышел и кивком головы приказал багатурам разомкнуть копья.

Изнутри кто-то распахнул вход в юрту, но он был настоль низок, что каждому входящему приходилось склонять голову.

«Хитер же Курбат, — хмыкнул Ярослав. — Но ничего, потерпим. Пусть царь хоть этим утешится».

Курбат сидел посреди юрты на золотом троне, усыпанном драгоценными каменьями. Вся юрта была устлана громадными и красивейшими азиатскими коврами. Сановники (а было их не менее двухсот человек) разместились кольцом вокруг трона на высоко взбитых подушках и тянули кальян. [193]

На царе была белоснежная чалма из тончайшей ткани, усеянной крупными алмазами, парчовый халат с широким золотым поясом, усыпанном самоцветами, и невысокие сапоги из дорогой юфти, украшенные нарядной вязью. К поясу была пристегнута длинная кривая сабля, вложенная в яркие сафьяновые ножны со сверкающими рубинами.

Курбат, поглаживая черную бороду продолговатыми пальцами, пытливо уставился на князя своими узкими, острыми глазами. Он так и не поднялся с кресла, что не пришлось по сердцу Ярославу. Ему тотчас вспомнился рассказ отца о Святославе и византийском императоре Цимисхии. Святослав, как завоеватель многих земель, не унизил себя при встрече с императором, оставаясь сидеть в челне. Императору пришлось сойти с коня.

Вот и он, Ярослав, не будет разговаривать с Курбатом, если тот не встанет с трона. Сейчас он представляет не отдельное Ростовское княжество, а государство, великую Русь.

Царь, продолжая пристально разглядывать князя, подумал:

«Этот высокий и крепкотелый гяур [194] держится чересчур самоуверенно. У него властное и мужественное лицо. Но он, царь царей Курбат, не будет рассыпаться перед этим князем в любезностях и покажет своим подданным, как надо принимать чужеземных князей».

— Ты пришел со многими кораблями, князь Ярослав. И много ли ты привез товаров?

Курбат заговорил на довольно сносном русском языке, и это не могло не порадовать Ярослава. Но царь, по-видимому, решил удивить своими познаниями не русских людей, а свое многочисленное окружение, кое одобрительно зацокало языками.

Ярослав кинул взгляд на бухарские ковры с подушками и пожал плечами. Его молчание и пожатие плечами были довольно красноречивы. Курбат понял, что гяур не хочет выслушивать его речи стоя.

Гордец! Неужели он думает, что булгарский царь соскочит со своего трона и побежит лобзать неверного?

Молчание затянулось. Курбат, еще молодой царь лет тридцати, занервничал. По суровому лицу русского князя было видно, что он не заговорит, пока ему не будет оказана подобающая честь, но тогда все приближенные удостовериться, что он, Курбат, не такой уж «величайший и несравненный», перед которым надо склонять головы и прогибать спины. Но тому не быть! Сейчас он прикажет своим багатурам раздвинуть пасть этого тщеславного шакала, и если после этого он не захочет отвечать на вопросы царя, то будет схвачен как нечестивый пленник…

Но это уже война. Ярослав привез с собой крепкое и многочисленное войско. И один Аллах ведает, чем всё закончится. Сановники же — послушные, раболепствующие бараны, они ничего не понимают в зарубежных делах. Начинать войну с Русью — потерять Булгарское царство. Этого же он, дальновидный и прозорливый Курбат, не допустит.

— Твой путь, князь Ярослав, был долгим и утомительным. Присядь на подушки.

С князя — гора с плеч. Курбат оказался не таким уж надутым индюком. Но надо идти до конца.

— Прости, царь Курбат, но я и мои люди не умеем сидеть на подушках.

Курбат поморщился, и всё же сумел сдержать себя.

— Принесите кресла!

По громадному шатру пошел недовольный гул, но царь тотчас подавил его, пробежавшись по лицам сановников своим беспощадным взглядом.

В полной тишине Ярослав уселся в кресло и заговорил:

— Твой пращур — царь Курбат — был могущественным властителем. Именно он в седьмом веке завершил дело Органы и нанес сокрушительный удар Тюркскому каганату. Мыслю, совсем не случайно ты, царь, носишь имя своего прославленного предка. Булгария, благодаря твоим устремлениям, еще дальше раздвинула свои рубежи.

Курбату понравились слова ростовского князя. Начал он недурно, весьма недурно! Этот урус неплохо знает историю его царства.

— Да и ты, князь Ярослав, гораздо укрепил свои земли.

— То — задача любого государя, [195] на какой бы земле он не сидел. Только иногда, царь Курбат, соседи пошаливают, с коими мирным договором скреплены.

— И кто ж эти разбойники?

— Да те, царь, кои торжественно поклялись своими богами — жить в дружбе с Русью, утвердив клятву такими словами: «Мы тогда нарушим свой договор, когда камень станет плавать, а хмель тонуть на воде».

По смуглому лицу Курбата мелькнула скользкая натянутая улыбка.

— У тебя хорошая память, князь Ярослав. Я знаю о договоре моего отца. Он умел скреплять клятвы мудрыми и цветастыми словами. Но поверь мне, князь, я никогда не посылал своих воинов на Русь. А на Волге кто только не шалит. Ваши же новгородские ушкуйники не раз на мои торговые суда нападали. Найди тут виновного.

— Забудем о том, царь Курбат. С разбойниками, кои выбираются из Медвежьего селища, я непременно разберусь. Я же хочу предложить тебе новый договор с Ростовским княжеством, дабы он был мирным и торговым. Пусть наши купцы беспрепятственно плавают со своими товарами в твое царство, а ваши купцы в мое княжество. Мыслю, что нам есть, чем обменяться. Ростовский торг переполнен киевскими, черниговскими, смоленскими и новгородскими товарами. Не лучше ли, царь Курбат, отринуть некоторые мелкие обиды и проявить свою мудрость на благо процветания наших земель.

— Я приветствую твое предложение, князь Ярослав. Но за очи коня не покупают. Не так ли говорят твои урусы? Расскажи, что ты можешь привезти на своих кораблях.

— О том скажет мой купец, царь.

Ярослав кивнул Силуяну, тот поднялся из кресла (в кои-то веки в присутствии самого царя спокойно посидеть удалось. Ну, и Ярослав!) и, поклонившись царю, принялся бойко перечислять всевозможные товары. Говорил он настолько долго, что Курбат остановил его:

— Достаточно, купец. Я бы хотел видеть многие товары в моем царстве.

— Благодарствую, о светлейший и несравненный царь царей Курбат, могучий повелитель всяких стран и народов, но я не перечислил и половины товаров.

Ярослав улыбнулся. Силуяна понесло: он не только усладил Курбата витиеватыми, лестными словами, но и поведал о таких товарах, о коих и сам князь не слыхивал.

— Я сказал: довольно, купец. Мои уши — не вселенная, чтобы вместить все твои слова… А теперь пусть говорят мои купцы.

В тот же вечер Курбат задал в честь гостей богатый достархан, [196] а на другой день два властителя скрепили договор не только клятвами, но и обменялись пергаментными свитками, приложив к ним свои печати.