Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

— Ходил, князь. С новгородскими купцами в море Хвалынское. Давно это было.

— А чего ради запоминал?

— А я, князь, всю жизнь лелеял надежду по Волге пройтись. Дотошно притоки разглядывал, даже на бумагу занес. И вот сгодилась-таки!

Ярослав живо заинтересовался словами кормчего и повелел Фролке доставить «бумагу». Долго, вкупе с ним, ее рассматривал, а затем перенес чертеж на большой пергаментный лист.

— Ты не представляешь, кормчий, какое доброе дело сотворил. Молодцом!

Ныне карта Волги лежала у князя в зеленом продолговатом ларце, кой Ярослав постоянно раскрывал при приближении очередного притока.

Долгий, долгий был путь, но уже на пятый день плавания, дружинники заметили небольшую группу всадников, показавшихся на левом, отлогом берегу Волги, кои, разглядев (и наверняка подсчитав всю громаду кораблей), с гиком и свистом сорвались с места и помчались вдоль берега к Понизовью.

— С сего дня нас будут высматривать до самого стольного града, — молвил Ярослав.

Так и получилось. Не проходило и двух дней, как булгарские доглядчики, вооруженные копьями и луками, появлялись то на левом, то на правом (обрывистом и крутом) берегу Волги.

Булгар оказался мощной деревянной крепостью, обнесенной в два ряда дубовыми бревнами. За стенами и в проемах приземистых округлых башен виднелись воины, облаченные в доспехи и шлемы, из-за стен клубились густые черные дымы.

— Смолу кипятят, ждут осады, — молвил, стоявший подле князя, Могута.

— А что, боярин, могли бы мы такую крепость одолеть?

Неторопливый в движениях и рассудительный в ответах богатырь произнес:

— Коль ныне всей дружиной навалимся, крепости не одолеть.

— Чего ж так, Могута? Аль войско наше недостаточно?

— Войско доброе, князь, но половина в кипятке и смоле обварится. Да вон и колоды на наши головы припасены, и стрелы булгары умеют метко кидать.

— Вспять со срамом пойдем?

— Вспять, князь, не пойдем. Сойдем с ладий, принесем из леса тараны, наколотим осадных лестниц и, под защитой лучников, двинемся на крепость. Хоть с потерями, но городом овладеем.

Могута ведал, что Ярослав его испытывает, у него и в мыслях не было осаждать булгар.

— Добро, боярин. Так бы я и поступил. А ныне я подниму войско.

Ярослав вскинул руку, и вся окольчуженная дружина встала на каждой ладье в шесть рядов.

Теперь булгары могли с точностью подсчитать, сколь же воинов доставил ростовский князь к крепости. (По тем временам это была внушительная сила, способная навести страх на любой мусульманский город).

Повременив некоторое время, Ярослав приказал выйти к стенам крепости Могуте и трем воинам с копьями, к наконечникам коих были прикреплены алые лоскуты, что означало — идем на переговоры. Булгары ведали этот знак со времен князя Владимира.

Заскрипели тяжелые, обитые жестью ворота, из коих вышел коренастый чернобородый толмач в белой чалме.

— Говори!

— Я боярин ростовского князя Ярослава, и мне велено от его имени сказать, что мы пришли к столице знатного государства Волжской Булгарии с миром.

— А отчего твой князь привел столь много воинов?

Могута был готов и к этому вопросу.

— Князь Ярослав впервые пустился в плаванье по Нижней Волге, а посему решил идти с береженьем, ибо ему неизвестно, что можно ожидать от чужеземных народов. Но, повторяю: князь Ярослав не ищет войны, а желает начать широкую торговлю с булгарами. Я всё сказал!

— Жди ответа, боярин, от несравненного и наимудрейшего царя царей Курбата.

Толмач удалился.

Могута ждал час и два, но ворота Булгара продолжали оставаться закрытыми. Боярин зашагал, было, к ладье, но его остановил Ярослав.

— Наберись терпения, Могута Лукьяныч. Жди!

И вот ворота вновь открылись. Из них вышел какой-то важный высокий сановник в дорогом долгополом кафтане, желтых сафьяновых сапогах и белой шелковой чалме, обмотанной вокруг головы. На пальцах его сверкали драгоценные перстни. Вместе с сановником оказался и чернобородый толмач.

— Повелением светлейшего и могущественного царя Курбата мне дозволено сказать, что великий царь милостиво согласился принять ростовского князя Ярослава. Пусть он придет к дворцу со свитой в три человека, — важным и протяжным голосом произнес сановник.

Могута вернулся к князю. Ярослав, выслушав слова боярина, не стал спешить с ответом. Ему, разумеется, было понятно предложение Курбата, оно имело двоякий смысл. Вот и меченоша Заботка озабоченно произнес:

— Этот царь заманивает тебя, княже, в ловушку. Так можно и без головы остаться.

А Ярослав, подумав, молвил:

— Околесицу несешь, Заботка. Курбат поступил мудро. Если я без дружины войду в город, осады не будет. А если я устрашусь, то, ни о каких мирных переговорах и речи не может быть. Через стену значительные дела не решают.

— Пожалуй, и так, князь, — поддержал Ярослава Могута.

И всё же на сердце боярина было тревожно. Слова Ярослава разумны, но как на самом деле поступит этот «наимудрейший царь?». Мусульманские властители хитры и коварны.

На прочих ладьях еще не ведали, о чем велись речи между Могутой и булгарами, но когда дружинники увидели, что к воротам стольного града пошагали князь, Могута, Заботка и купец Силуян, то воинов охватило смятение. Князь лезет в самое пекло! Он страшно рискует!

Князь облачился в парадную одежду: на его голове была отливающая серебром соболья шапка, а на плечах голубое корзно, расшитое золотой канителью. [190] Переоделись в нарядные одежды и сопутники Ярослава.

По городу сновали сотни вооруженных людей, по-прежнему в громадных железных чанах варилась смола, к стенам подносили тяжелые кряжистые плахи и бревна, ощетинившиеся острыми гвоздями, а также каменные глыбы.

Подле Ярослава вышагивали сановник и толмач с замкнутыми лицами.

«Булгары готовятся к осаде. Ни в какой добрый мир они не верят, черт их забодай!» — осерчал Силуян.

Неодобрительно поглядывал на военные приготовления булгар и Могута. Не случилось бы беды. Неужели Курбат вознамерился перехитрить князя?

Ярослав же шел спокойно и с любопытством разглядывал иноверцев и сам город.

Булгары ходили в длинных, азиатских халатах, без застежек и с запахивающимися полами, и все были обуты в сапоги. Прав когда-то оказался пестун Добрыня.

С высоких мечетей, увенчанных минаретами, [191] нараспев доносились голоса муэдзинов, [192] призывающих горожан к молитве.

Чем ближе к дворцу царя, тем всё больше город хорошел ухоженными, благоуханными садами, богатыми домами, выложенными из белого камня и диковинными фонтанами, сотворенными из разнообразных чудовищ и зверей. Вода, выбиваясь из мелко зарешеченных зевов, с негромким шумом струилась на яркие живописные цветы, видневшиеся из-за мраморных плит.

Ярослав не ожидал увидеть такого города. Булгары берут пример от персидских шахов и византийских императоров. Наверняка такая роскошь ложится тяжелым бременем на городских ремесленников и смердов.

— Где же дворец Курбата? — спросил Ярослав толмача.

Но переводчик, в присутствии сановника царя, не смел напрямую отвечать урусу. Вначале он передал слова князя приближенному Курбата, а тот уже приказал сказать:

— Летом величайший царь царей Курбат предпочитает жить не среди каменных палат, а в юрте. Скоро ты ее увидишь, князь Ярослав.

Ответ сановника показался князю странным. «Царь царей» живет в обычной юрте кочевника, пропахшей дымом и шкурами. Пышный город и — войлочная юрта степняка. Что это? Прямой вызов или преднамеренное поклонение своим далеким предкам, кочевавшим по южным землям?

Но то, что увидел Ярослав, превзошло все его ожидания. Еще издалека он изумился огромнейшей юрте, покрытой какими-то золотистыми тканями. В такое жилище могло вместиться свыше тысячи человек. Вдоль пути к шатру стояли пешие, но прекрасно вооруженные воины в дорогих доспехах, коих было не менее восьми сотен, и кои выстроились по обе стороны дороги, и непонятно было, то ли это личная гвардия Курбата, то ли царь выказывает свою военную мощь. Смотри-де, Ярослав, у меня даже пешцы облачены в отменные доспехи.