Буйный Терек. Книга 2

Этот человек, как и Ермолов, был убежден, что русский народ угнетен помещиками и что крепостное право — бич России. Не будучи причастен к декабристам, он, как и Ермолов, облегчал участь сосланных на Кавказ солдат и офицеров, связанных с 14 декабря. И в то же время Вельяминов верил, что жестокость и беспощадное уничтожение горских аулов приведет к полному замирению в горах.

Вскоре Вельяминов был назначен командующим Кавказской линией. Это назначение означало решительное наступление русских на Дагестан для скорейшего уничтожения газавата.

Понял это и Гази-Магомед.

Неудачи последних недель под Черкеем и опустошительный поход Вельяминова по Малой Чечне показали Гази-Магомеду, что порыв, который поначалу охватил горцев, ослабел. Имам видел, как тяжело сказалось на дагестанцах и чеченцах русское вторжение в горы и леса. Особенно угнетал его распад единства между некоторыми горскими обществами Дагестана.

Невдалеке от чеченского аула Майор-туп имам созвал большой джамаат, на котором посланцы дагестанских, чеченских, кумыкских и прочих обществ и племен должны были решить, как поступать дальше.

У известной всем чеченцам горы Кортин-Корт собралось до восьмисот человек делегатов, съехавшихся из Андии, Ичкерии, Кабарды, Кумуха, Елисуйского ханства, Большой Чечни, Аварии и других мест. Были тут знаменитые наездники, как, например, чеченец Авко, карабулак Астемир, белед Мусса, знаменитый чеченский проповедник ших Шабан, хаджи Таштемир, Саид-бей гергебильский, Гази-Магомед, Гамзат и Шамиль. Двое суток шел джамаат, и наконец после долгих речей и споров было решено уйти в горы, прекратить на время набеги на линию, собраться с силами и, дав отдохнуть людям, через год вновь провести джамаат. Мюриды вместе с жителями должны были приступить к сельским работам и укреплению аулов.

Делегаты разъехались восвояси, увозя тревожно ждавшим их жителям решение совета. Люди вздохнули свободнее — год мира обещал спокойную жизнь.

Недовольный решением джамаата, Авко увел свою конную партию из трехсот человек в ауховские леса, где устроил свое совещание. Он посоветовал наездникам двумя группами скрытно перейти Терек и ударить на казачью станицу Щедринскую, где, по его уверению, сейчас не было ни пехоты, ни казаков, якобы вызванных по тревоге к Грозной. Чеченские удальцы неохотно выслушали его. Набег на русские станицы сам по себе всегда увлекал их, но сейчас, когда дана клятва на коране, когда сам имам требовал от них поста, воздержания и молитв, предложение Авко показалось им несвоевременным и неугодным богу. Более двухсот всадников отказались слушать предводителя и в тот же день разъехались по аулам.

— Это бабы и трусы, но без большой партии я не могу начать дела, — сказал Авко, отлично понимавший, что даже в случае успеха его ослушание вызовет недовольство в народе. Умный и всегда бывший настороже, Авко понимал, что успеха могло и не быть — слишком уж сильными становились русская линия и бдительные пикеты, заставы и посты, разбросанные по обоим берегам Терека. С деланным негодованием он уехал с несколькими родичами и приближенными в родной аул.

Оставшиеся шестьдесят человек, самые бесшабашные, что называется, отпетые, решили попытать счастья и на свои страх и риск пройтись по русским тылам в чаянии добычи. Им нечего было терять. Бездомные бродяги, абреки — кабардинцы, осетины, кумыки, двое ингушей, четверо ногайцев и чеченские байгуши, — они давно забыли и свой аул, и своих родных.

Во главе всей партии встали три весьма известных на казачьей линии человека: чеченцы Пантюк-Исак и Байрам, по прозвищу Аульский, и кумык Ходокой Абукер из Андрей-аула. Это были храбрецы, уважаемые не только в горах, но и неоднократно упоминавшиеся в русских донесениях, как «весьма опасные абреки».

После ухода Авко оставшиеся разделились на три группы; к одной из них почему-то пристали все вожаки.

На совещании Пантюк-Исак оказал:

— Я не люблю возвращаться домой с пустыми руками… Засмеют даже малые дети…

Кумык Ходокой говорил о том, что у него в Костеке есть кровники, у которых он должен «взять кровь», то есть убить кого-либо из них. А чеченец Байрам коротко пояснил:

— Отточил шашку, зарядил ружье, сел на коня… Зачем же возвращаться обратно?

Их небольшая группа в двенадцать человек, скрытно пройдя качкалыкские леса, перешла через Сулак и к утру четвертого дня вышла на кумыкскую плоскость к дороге Костек — Андрей-аул. Затаившись в кустах, они терпеливо стали ждать…

Костек находится невдалеке от Андрей-аула, и трое купцов-татов, распродав часть товара в Костеке, без конвоя решили перебраться в Андрей-аул. Несмотря на уговоры подождать полуденной оказии, они, вооруженные кинжалами и ружьями, отправились на подводе в Андрей-аул.

Пропустив подводу вплотную, сидевшие в засаде абреки с воем ринулись на оробевших купцов. Мгновенно обезоружив пленников, нападающие связали двух из них, но тут произошло нечто неожиданное… Кумык-подводчик схватил ружье и выстрелил в первого попавшегося на глаза абрека. Пуля насквозь пробила ему голову. Это был Пантюк-Исак, сидевший на коне возле подводы и отдававший приказания абрекам.

Третий тат, поняв, что спасения нет, ударом кинжала свалил наземь орудовавшего с товаром чеченца. На выстрел подводчика прибежал случайно шедший по дороге кумыкский уздень [61] по имени Хасав, мужественный человек, отличившийся в боях с мюридами. Видя, что двенадцать абреков окружили подводу, он, выхватив из чехла ружье, выстрелил в самую кучу нападавших. Наугад пущенная пуля угодила прямо в сердце второго предводителя партии — Ходокой Абукера, и тот замертво свалился с коня.

Озлобленные абреки, так неожиданно потерявшие своих вожаков, с проклятиями и бранью бросились на отважного кумыка. Хасав, носивший на поясе огромный дедовский кинжал, с размаху ударил им по плечу набросившегося на него абрека, и тот со стоном упал под колеса подводы. Видно, так было угодно судьбе — этот тяжело раненный Хасавом абрек оказался третьим предводителем шайки, знаменитым Байрамом.

Абреков охватил ужас, когда залитый чужой кровью Хасав кинулся на них, размахивая кинжалом, а один из купцов вместе с подводчиком напал сзади.

Подхватив тяжело раненного Байрама и труп Абукера, бросив убитого Пантюк-Исака, абреки исчезли в кустах, откуда через минуту вынеслись на галопе, удирая в сторону леса.

Так, по воле случая, чеченские мюриды потеряли трех своих известных наездников и рубак.

Ближе к полудню выстрелила сигнальная пушка и на направлении казачьих пикетов задымили сигнальные огни. Две роты апшеронцев, эскадрон драгун и дежурная сотня Гребенского полка выступили спешным маршем в сторону аула Герменчик. Окутанная тучей пыли, пронеслась по дороге еще одна казачья сотня, и поднятые по тревоге части гарнизона приготовились к походу.

— Что случилось? — выходя из штаба, спросил Небольсин у казаков, что-то докладывавших генералу фон Таубе.

Адъютант тихо, чтобы не мешать опросу связных, сказал:

— Чеченская партия настигнута верстах в двенадцати от крепости. Они под станицей Щедринской двух казаков убили, бабу с казачонком в плен угнали и табун коней из-под станицы, да нарвались на солдатский пикет и казачью засаду. Их там в кольцо взяли… вряд ли уйдут…

— Капитан Небольсин, — позвал генерал, — возьмите взвод донцов и наметом к пункту… — он всмотрелся в донесение, — двадцать три, что возле кургана у развилки дороги на Герменчик. Вот казаки укажут, они только оттуда. Прошу вас, сразу, как разберетесь в обстановке, донесите точные данные о потерях. Из этого малограмотно написанного клочка я ничего не пойму толком, да предупредите майора Строгова, чтоб не уклонялся в сторону леса… Там чечены тоже не зевают.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — пристегивая шашку, сказал капитан.

Через несколько минут во главе двадцати пяти казаков он уже скакал по тропе к пункту двадцать три.