Тайна Магдалины

— Ты имеешь в виду Жана-Батиста, — презрительно бросила Тамми.

— Когда мы были в Монсегюре… он так много знал о катарах. Не только это, он отзывался о них с таким почтением, с таким уважением. Неужели все это был спектакль?

Синклер вздохнул и потер руками лицо.

— Да, и это была только малая часть очень большого спектакля, насколько я понимаю. Ролан обнаружил, что Жан-Клода с детства готовили к проникновению в нашу организацию. Его семья богата, и при помощи Гильдии он смог создать себе легенду. Известно, что он добавил деталь о родстве с Паскалями позднее, что должно было вызвать у меня подозрение, но не было причин не верить ему. И факт остается фактом, он — признанный ученый-историк, эксперт в нашей истории. Но в его случае это обращено не к благородным целям, а скорее в духе «Знай своего врага».

— Как давно это продолжается? Это противостояние?

— Две тысячи лет, — ответил Синклер. — Но только с одной стороны. Наши люди не держат никакого зла на Иоанна и всегда приветствовали потомков Крестителя как наших братьев и сестер. Помимо всего, мы все дети Марии Магдалины, правильно? Вот как мы смотрим на это и всегда смотрели.

— Это они — паршивые овцы в семье, — пошутила Тамми.

Синклер прервал ее:

— Но не все последователи Крестителя — экстремисты, что важно помнить. Эти фанатики из Гильдии представляют меньшинство. Давайте выйдем, я бы хотел показать вам кое-что.

Они все трое встали из-за стола, но Тамми извинилась. Она попросила Морин прийти к ней позже в комнату с кинотеатром.

— Теперь, когда мы продвинулись дальше, я хочу показать тебе кое-что еще, что обнаружила во время своего исследования.

Морин согласилась встретиться с Тамми через час и вышла вместе с Синклером. Вечернее солнце еще ярко светило, когда они, прогуливаясь, подошли к входным воротам в Сады Троицы.

— Помните третий сад? Тот, который вам не удалось увидеть в прошлый раз? Позвольте мне показать вам его сейчас.

Синклер взял Морин под руку и повел ее вокруг фонтана Магдалины и через первую арку налево. Вымощенная мрамором дорожка привела их в роскошный сад, напоминающий окрестности итальянской виллы.

— Это очень напоминает романский стиль, — заметила Морин.

— Да. Мы очень мало знаем об этом молодом человеке, Иоанне-Иосифе. Насколько я знаю, о нем ничего не написано — или, по крайней мере, не было написано до сих пор. У нас есть только обрывки местных преданий и легенд, которые передавались из поколения в поколение.

— И что вы знаете?

— Только то, что этот ребенок не был сыном Иисуса — но сыном Иоанна. Мы знали его настоящее имя, Иоанн-Иосиф, хотя некоторые легенды называют его Иоанн-Иешуа и даже Иоанн-Марк. Легенда говорит, что он в какой-то момент отправился в Рим и оставил свою мать, брата и сестру здесь, во Франции. Было ли это его собственным решением или частью общего плана — остается только предполагать. И какова его дальнейшая судьба, мы не знаем. Есть две версии.

Синклер подвел ее к мраморной статуе молодого человека в стиле эпохи Возрождения. Он стоял перед большим крестом и в одной руке держал череп.

— Он был воспитан Иисусом, так что, возможно, стал членом растущей христианской общины в Риме. Если он это сделал, то, вероятно, встретил свой безвременный конец, когда многие вожди ранней церкви были уничтожены Нероном. Римский историк Тацит сказал, что Нерон «предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами», и мы знаем, что это правда, из рассказов о смерти Петра.

— Так вы думаете, что его замучили?

— Вполне вероятно, возможно, даже распяли вместе с Петром. Трудно себе представить, что кто-то его породы мог стать кем-то, кроме вождя. А все вожди были казнены. Но есть и другая точка зрения.

Синклер показал на череп в мраморной руке Иоанна-Иосифа.

— Вот другая возможность. Одна легенда говорит, что наиболее фанатичные последователи Иоанна отыскали в Риме его наследника и убедили его, что христиане узурпировали его законное место. Что Иоанн был единственным истинным мессией, а Иоанн-Иосиф, как его единственный сын, является наследником престола помазанника. Некоторые говорят, что Иоанн-Иосиф отвернулся от своей матери и своей семьи, чтобы принять учение последователей своего отца. Мы не знаем, где он встретил свой конец, но мы точно знаем, что в Иране и Ираке есть крупная секта почитателей Иоанна, называемых мандеями. Мирные люди, но очень строгие в соблюдении своих законов и в своем убеждении, что Иоанн был единственным истинным мессией. Возможно, они являются прямыми потомками Иоанна, что Иоанн-Иосиф или его наследники закончили свои дни далеко на востоке, отколовшись от первых христиан. И, конечно, теперь вы знаете о Гильдии Праведных, которые претендуют на роль истинных потомков Иоанна, здесь на Западе.

Слушая объяснение Синклера, Морин пристально рассматривала череп. Внезапно ее осенило, и она воскликнула:

— Это Иоанн! Череп — он всегда присутствует в иконографии Марии Магдалины, на всех картинах. Она всегда изображается с черепом, и никто раньше не мог дать мне разумное объяснение этому. Всегда туманное напоминание о покаянии. Череп олицетворяет покаяние. Но почему? Теперь я понимаю почему. Марию рисовали с черепом, потому что она кается в своих грехах перед Иоанном — буквально с черепом Иоанна.

Синклер кивнул.

— Да. И книга. Она всегда изображается с книгой.

— Но это просто могло быть писание, — заметила Морин.

— Могло быть, но это не оно. Мария изображается с книгой, потому что это ее собственная книга, ее послание, которое она оставила нам. И я надеюсь, что оно даст нам возможность проникнуть в тайну ее старшего сына и узнать о его судьбе, потому что мы не знаем о ней. Я надеюсь, что Магдалина сама раскроет нам эту тайну.

Минуту они шли по саду в молчании, греясь в лучах вечернего солнца. Наконец Морин заговорила:

— Вы сказали, что есть другие последователи Иоанна, которые не являются фанатиками.

— Конечно. Их миллионы. Мы называем их христианами.

Морин бросила на него удивленный взгляд, а он продолжал:

— Я серьезно. Взгляните на вашу собственную страну. Сколько церквей называют себя баптистскими? Это христиане, которые впитали в себя представление об Иоанне как об истинном пророке. Некоторые называют его Предтечей и видят в нем того, кто возвестил пришествие Иисуса. В Европе было несколько семей из Династии, в которых кровь Крестителя смешалась с кровью Назарея. Самой знаменитой из них была династия Медичи. Они объединились, причастившись и к Иоанну, и к Иисусу. И наш приятель Сандро Боттичелли тоже был одним из них.

Морин удивилась:

— Боттичелли происходил от обеих династий?

Синклер кивнул.

— Когда мы вернемся домой, посмотрите еще раз на «Весну» Сандро. Слева вы увидите фигуру Гермеса, алхимика, который поднимает свой символ — кадуцей. Его рука сложена в жесте «Помни Иоанна», о котором вам говорила Тамми. В этой аллегории, изображающей Марию Магдалину и силу возрождения, Сандро говорит нам, что мы должны также помнить Иоанна. Эта алхимия — образ объединения, а объединение не оставляет места для фанатизма и нетерпимости.

Морин внимательно наблюдала за ним, все больше искренне восхищаясь этим человеком, который поначалу был для нее такой загадкой. Он был мистиком и настоящим поэтом, искателем духовных истин. Мало того, он был просто хорошим человеком — сердечным, заботливым и, несомненно, очень верным. Она недооценила его, что стало еще более очевидно после сказанных им последних слов:

— По моему мнению, отношение к прощению и терпимости — это краеугольный камень истинной веры. За последние сорок восемь часов я начал верить в это глубже, чем когда-либо раньше.

Морин улыбнулась и взяла его под руку, и они пошли назад через сад. Вместе.

Ватикан, Рим

29 июня 2005 года