За землю Русскую

А Емеля вприсядку, крутится волчком на одном носке.

К войску прискакал ратник от переднего полка. Осадив взмыленного коня, спросил:

— Где князь? Слово ему от воеводы Спиридоновича.

— Не заблудился ли в борах Спиридонович? — насмешливо спросил кто-то.

— Вижу, кто славы ищет в походе, а кто и оплеушине рад, — гонец обжег взглядом.

Александр стоял на холме, неподалеку от места, где рокотали гусли. Увидев князя, гонец сошел с коня.

— От Василия Спиридоновича поклон тебе, княже!

— С чем послал Спиридонович? — спросил Александр.

Разговоры и смех вокруг притихли.

— Велел Василий Спиридонович сказать тебе, что передний полк перешел Мгу и стоит в Рыбацком погосте. Погост спален жителями. Свеи близко. Наказал Василий Спиридонович спросить: ждать ли в погосте переднему полку большой полк?

— Скажи Спиридоновичу, ждал бы нас там, где стоит, — ответил Александр. — Не оказывая себя, пусть проведает пути к свейскому стану. Пелгусий и жители тутошние, какие встретятся, покажут. К вечеру большой полк будет на погосте.

…Жарок день, а поели воины горячей похлебки, и будто свежее стало. Кто не сыт — мочит сухарь в чистой воде; дедами сказано, слаще сухаря нет снеди в походе. Заильменские ратники наловили рыбы. Душистая, с наваром сытным, вскипела уха.

Укрывшись в тень, Василько лежит на примятой траве. Глаза его устремлены вверх. Высоко-высоко, в голубой чаще, парит ястреб. Василько следит за его полетом.

Кажется молодцу, что и сам он мог бы, как эти птицы, подняться ввысь и так же зорко смотреть оттуда на бор, на реки чистые, на озера полноводные. Бор напоминает Васильку погост на Мшаге, возделанные нивы и луга вокруг, темные пятна только что спаленных огнищ… Домница под горой, у реки. Шумит печь от дутья, сухая руда на пылу отдает железо. Дед Левоник у наковальни. Василько улыбнулся, вспомнив Левоника. Вот он, как игрушку, выхватил из печи полупудовую крицу. Блеск вокруг, золото искр. И кажется Васильку, что краше и привольнее, чем свой, нет края на свете.

А места, где идет войско, низки и болотисты; здешние болота рудою богаче, чем на Мшаге. «Поставить бы домницы, — думает Василько. — Большие, на дутье в два меха. Не диво, если б пудовая крица легла на наковальню. Мало обжиты здешние места, а ну-ка иначе… Не сказать, сколько кричного железа варил бы на здешней руде искусный домник».

Звук рога разбудил Василька от дум. Он не понял сначала, зачем трубит рог, но по тому, как всполошился стан, догадался — трубят сбор. Воины спешат к берегу речонки, где на холмике, у старых берез, реет стяг княжий.

На холме Александр Ярославич. Солнце играет лучами на меди бехтерца.

— Терпеть ли нам поругание от свеев? — услыхал Василько голос князя. — Зарятся вороги на Русь, но пусть узнают они силу нашу. В ночь нынче полки достигнут вражьего стана. Не будем ждать, пока свей поднимут головы, начнем бой и будем биться так, как бьются русичи, как деды и прадеды наши бились. Гибли враги от копий и мечей русских и ныне погибнут…

…Когда войско выступало, отрок Савва, которого Александр взял из училищной палаты у чернеца Макария, запыхавшись от быстрого бега, приблизился к князю. С десятком других ратников Савва шел стороною, в стороже.

— К тебе, княже, — сказал он, — карельский князек Тойво прибыл с дружиною.

— Зови князя Тойво!

Солнце играло и играло. Оно скатилось с зенита, и лучи его ярче отсвечивали на зелени деревьев, на примятой траве. Прошло несколько минут. Из-за кустов вновь показался Савва. Следом за ним трое. Передний в кольчуге и шеломе, с коротким мечом у пояса. Он поднялся на холм к Александру.

— Буди здрав, княже, брат мой, — сказал.

— И ты буди здрав, брате-княже, — ответил Александр на приветствие карельского князя. — Не чаял встретить тебя. С какою нуждой пришел к нашему войску?

Князь Тойво приложил руку к груди.

— Прибежали в наши погосты рыбаки-русичи. Бежали они от свеев. От них узнали мы о походе твоем и сказали своему народу: жили мы одной думой с русичами, в дружбе жили, в дружбе с ними и в поле идем…

— Спасибо за слово доброе! Хоть и не время гостей встречать, но по обычаю русскому не пристало стоя речь вести.

Рядом, как скамья, темнеет в траве колода. Костер не потух около. Александр сел, показал Тойво на место рядом.

— Наш народ, — сказал Тойво, — жил всегда в мире с Новгородом. Мы не спорили, вы не спорили. Беспошлинно поднимались наши ладьи по Волхову, беспошлинно вели мы торг на Новгороде и мехами, и воском и всем, чем богата земля наша. Не желаем мы, чтобы свей, разорив земли Суми и Саволакса, воевали Новгород. Падет беда на Новгород, не минует она и Карелу. Сорок воинов пришли со мною. Готовы мы под твоим стягом в поле идти, биться рядом с тобою, искать победу. Не откажи, брате, в той чести, прими нас под свой стяг не данниками, а друзьями.

— Рад твоему слову, брате, — с чувством промолвил Александр. — В трудный час пришел ты, люба и дорога твоя дружба. Осушим чаши на встречу, чтоб и впредь жить нам в мире, как жили, вести торг, как вели, навсегда, нерушимо.

Глава 29

Перед битвой

К вечеру, как сказал Александр гонцу Василия Спиридоновича, большой полк достиг погоста за Мгой. Шли без остановок. Вся кладь у воинов — оружие да сухари. Обозы отстали — скрипят где-то на лесных путинах. Сотники и десятники лаской и бранью подбадривали уставших.

— Скорей, молодцы! Возьми ноги в руки!

От погоста до стана шведов — ночь пути. На месте жилья темнеют головни. От двух десятков изб осталась одна, уцелевшая от огня.

В погосте Александр не велел войску зажигать костров, на еду мешать толокно. В уцелевшей от пожара избе собрались воеводы. Василий Спиридонович сказал о путях к стану шведов, о том, что на пути есть и болота, и топи.

— Свей близко, — закончил он свою речь. — Трудно идти ночью, но жители здешние ведают все тропки, проведут. На устье Ижоры, где стоят свей, тихо. Поспеем к утру, спросонок не скоро они поймут, кто свой, кто чужой.

— Ладно ли, Василий Спиридонович, нашему воинству нападать на сонных, по обычаю ли? — спросил Спиридоновича боярин Сила Тулубьев.

— А как ты велишь, болярин?

— Как положено. Выйдем к ихнему стану, затрубим в трубу и скажем: идем на вас! А перед боем, по старому обычаю, двум богатырям преломить копья. Будет на то воля твоя, Александр Ярославич, — Тулубьев встал и поклонился Александру, — дозволь мне выйти на поединок смертный! Послужу животом Великому Новгороду.

— Дело молвил Сила, — поддержал Тулубьева воевода Божин. — «Иду на вы» — говорили встарь врагам своим князья русские. Издавна ведется обычай тот, от славного князя киевского Святослава Игоревича.

Спиридонович подождал — не скажет ли чего Александр, но так как ни князь, ни ближний воевода Ратмир не подавали голоса, Спиридонович не сдержался, высказал то, что думал:

— Ия, болярин, послал бы гонца к вражьей рати и в трубу бы трубил, — сказал он, — если б не свей, а наше войско переступило чужой рубеж. Но мы на своей земле. Когда вор придет в твои хоромы, болярин, — Спиридонович кинул взгляд в сторону Тулубьева, — велишь ли брать медный рог и трубить: не сплю, мол, хочу схватить тебя, вора, обороняйся! Не трубить нам в трубу перед ворами надобно о себе, а внезапно, всею силой навалиться на стан их и иссечь.

— Правду молвил Спиридонович, други, — подал свой голос молчавший до того Александр. — Не нам трубить о себе перед свеями да звать на поединок ихних богатырей. Непрошеные пришли они, по-непрошеному будем и встречать. Но победу взять нелегко. Многолюднее нас свейское войско; оправятся свей, жестоко будут биться. Что ты молчишь, Ратмир? — спросил Александр воеводу.

— То, княже, — отозвался Ратмир. — Не время говорить со свеями, не время и копья на поединке ломать. Иное и по-хорошему славилось в старину, а нынче оно негоже. Ладен поединок в забаве воинской, но мы не на Буян-лугу, не на забаву пришли — на бой смертный. Свей не страшатся битв, умеют владеть оружием. Помню, говаривал великий Всеволод: «Идешь в поход на день, хлеба захвати на неделю». Не подумать ли нам, княже, как подойти к свейскому войску, всею ли силой начать бой, как молвил Спиридонович, аль не оказывать силу?