Святая Русь - Сын Александра Невского (СИ)

- Ближе к сече, - предположил невольник.

Г л а в а 12

ГРАНДИОЗНАЯ БИТВА

Дружины двигались к реке Кеголе, на коей стояла крепость Раковор.

После морозных дней и неистовых метелей, с 4 февраля 1268 года началась оттепель. Снег посерел, стал рыхлым, на полях появились проталины, а через десять дней снег и вовсе истаял.

Ратники радовались теплу, пригревающему солнышку, щебетанью полевых и лесных птиц. Всем стало гораздо легче: в морозы и метели дневки и ночевки были не сладки. Ныне же и грязь не великая помеха, да и та денька через три-четыре подсохнет.

Когда да Раковора оставалось верст семь, князь Дмитрий вновь собрал военачальников на совет.

- Наступает решающий час, воеводы. Сегодня мы дадим отдых дружинам, а завтра утром облачимся в доспехи и подступим к Раковору. Русь веками грезила Варяжским морем, дабы утвердиться на нем и выйти на морские просторы. Море нам нужно до зарезу¹⁶¹. Наши ладьи с товарами будут ходить в северные страны и приносить нам немалую выгоду. И не в одной торговле дело. Утвердившись на море, к нам хлынут не только заморские купцы, но и иноземные зодчие и розмыслы, в коих нуждается Русь. Всё это надобно для процветания нашего Отечества. И чтобы вековые мечты исполнились, ныне мы всем располагаем, - и добрым войском, и горячим желанием победить и осадными орудиями, перед коими не устоять ни одной каменной крепости. Я верю в ваше мужество, воеводы!

На сей раз никто не спорил. Каждый князь заверил большого воеводу, что его дружина не посрамит земли Русской.

Довольный ответами княжьих мужей, Дмитрий Александрович вновь обратился с прежней, настоятельной просьбой:

- После совета прошу всех разойтись по своим дружинам. Надо еще раз проверить всё ли готово к битве, да и воинов подбодрить. Ведаю, что перед сечей у многих ратников на душе неспокойно. Чего греха таить - на легкую победу рассчитывать не приходится. Некоторые ратники с поле брани могут и не вернуться. Война бескровной не бывает. Каждого ратника обойдите. Пусть он почувствует уверенность в своих силах... Я же - к Анисиму Талалаю. От его пороков и метательных снарядов будет очень многое зависеть... В добрый путь, воеводы!

* * *

Утром, облачившись в ратные доспехи, войско потянулось вдоль реки Кеголы. Дмитрий Александрович, как и обещал, не стал одеваться в свой, видный всем дружинам, нарядный и драгоценный доспех. Он отказался и от корзна, кой всегда приметен даже вражеским полкам. Теперь он - обычный воин: медный шелом, простая, но довольно прочная кольчуга, меч в дешевых ножнах, овальный красный щит.

Большого воеводу лишь осудил Мелентий Коврига. Молвил своему ближнему послужильцу Сергуне Шибану:

- И чего придумал, наш стратиг? - последнее слово боярин произнес с насмешливой колкостью. - Де, враг не изведает, если его, князя, с коня свалят. Сгиб-де, рядовой воин, не велика для войска потеря. Да разве так можно? Он же большой воевода. Его каждый воин должен в сече зреть.

- А вдруг большого воеводу со стен стрелой сразят?

- Туда ему и дорога, - глухо, с нескрываемой желчью, отозвался Коврига.

- Да ты что, Мелентий Петрович? - ахнул Сергуня. - Тогда всё войско дрогнет, и не видать нам Раковора. Потеря большого воеводы всегда плачевна.

- Не шибко-то по Митьке и рыдать станут. Не велика потеря. Найдутся и более знатные люди. Есть, кому в челе войска ходить.

Сергуню будто кнутом стеганули, он аж в лице переменился. Добро, Ковригу ратники не слышат, а то бы и не побоялись, что такие мерзкие речи высказывает боярин. Ну и ну!

- На сыновей великого князя намекаешь?

- А что, Шибан? И Святослав, и Михаил - люди именитые.

- Только меча на врага не поднимали. Да они князю Дмитрию и в подметки не годятся.

- Ты чегой-то на меня глазами злобно сверкаешь? Давно стал примечать, что не горазд ты стал к службе моей. Не так ли, Сергуня?

- Врать не стану, боярин. Не по нраву ты мне. Худой ты человек.

- Что-о-о? - прищурив глаза, всё также сипло и приглушенно закипел Мелентий. - Да как ты смеешь, свиное рыло? Плетки захотел!

- Руки коротки, боярин! - громко воскликнул Сергуня. - Я тебе не холоп, а вольный человек, дружинник. Ухожу от тебя, клопа вонючего!

Мелентий от дерзости такой разинул щербатый рот, а Сергуня лихо вскочил на коня, гикнул и помчал к воеводскому шатру.

Обозные люди, стоявшие неподалеку от боярина и слышавшие слова Шибана, прыснули от смеха.

Мелентий Петрович разразился бранью:

- Молчать, паскудники! Ну, погодите у меня, недоумки. Прибудем домой - батожьем высеку. Надолго запомните мою порку, псы смердящие!

Мужики угрюмо отошли к своим саням. Емелька Бобок, пощипав заскорузлыми пальцами слежавшуюся, иссиня-черную бороду, глянул на напарника Вахоню и осерчало буркнул:

- Вот те и наставил нас на битву, дьявол брюхатый. Вечно облает.

- А Шибан-то его ловко словцом стеганул. Клоп-де вонючий, хе-хе, - с ухмылкой молвил Вахоня.

- Ловко. Молодцом, Сергуня. Боле к Мелентию не вернется. Поди, к самому князю Дмитрию на службу попросится.

- Дай-то Бог, Вахоня. Дмитрий Лексаныч, чу, никогда воинами не помыкает. Уважают его дружинники.

* * *

Войско вышло к реке и... остановилось от изумления. На противоположном берегу «вдруг увидели перед собою полки немецкие, которые стояли как лес дремучий, потому что собралась вся земля немецкая, обманувши русичей ложною клятвою».

Лицо большого воеводы пошло красными пятнами: он на минуту оцепенел, как и все ратники. Измена, предательская измена! Крестоносцы, не взирая на клятвы великого магистра Руденштейна и дерптского епископа Александра, нарушили мирное соглашение, и вышли на встречу русскому войску.

- Господи! - перекрестился новгородский князь Юрий Андреевич. - Да тут немцев тьма тьмущая. Весь брег полками усеяли... Что делать-то будем, князь Дмитрий?

- Биться! - придя в себя, резко ответил большой воевода.

- Но рыцарей втрое больше. Стоит ли лезть на железную свинью¹⁶²?

Большой воевода глянул на новгородского князя смурыми глазами.

- Аль перепугался, Юрий Андреич?

- Не в испуге дело, князь Дмитрий. Даже батюшка твой, Александр Ярославич, едва ли бы сцепился с такой громадой.

Ливонское войско и в самом деле выглядело угрожающим. Впереди выдвинулись отборные рыцарские полки, поблескивая на солнце стальными шлемами (с прорезями для глаз), прямоугольными щитами, длинными копьями, обнаженными мечами и кирасами¹⁶³. Каждый рыцарь, с головы до ног, закованный в броню, напоминал движущую крепость на сильном, боевом, также бронированном коне. И если вся эта железная махина двинется вперед, то у любого супротивника дрогнет в тревоге сердце. Сомнет, стопчет, раздавит!..

Сколь многочисленных побед нанесло врагам это сокрушительное войско!

«Его не остановить», - побледнев, подумал князь Святослав.

- Надо отходить, - вслух проронил брату, князь Михаил.

Мелентий Коврига как увидел немецкие полчища, так от страха и глаза вытаращил. Пресвятая Богородица, экое войско несметное! Сейчас как хлынет - костей не соберешь. Пропадай головушка... Поворачивать коней надо, пока не поздно. И чего это Митька ждет? Поворачивать!

- Вижу стяг великого магистра... Сам Отто Руденштейн в войске... Да и шатер с хоругвями епископа виднеется. Никак, сам Александр из Дерпта пожаловал, - подъехав к большому воеводе, произнес псковский князь Довмонт.

- Собрались, вороны, - процедил сквозь зубы Дмитрий Александрович.

- Но почему крестоносцы стоят? - недоуменно глянул на большого воеводу Юрий Андреевич.

- Глянь на лед, князь. Оттепель. Рыцари боятся, что лед не выдержит.

Князь Дмитрий не ошибся.