Тропою волка

В зале вновь поднялся ужасный гвалт. Шляхтичи кричали друг на друга так, что ничего и разобрать нельзя было.

— Тише, панове! — стучал деревянным молотком председатель, сидевший рядом с королем. Михал посмотрел на Яна Сапе-гу, до сих пор тихо сидевшего на своем стуле. Их взгляды встретились. Сапега кивнул, медленно встал, поднял руку и сказал:

— Я как Великий гетман Речи Посполитой одно могу сказать: если вы подпишете мир с царем и отдадите ему все захваченные Московией города наши, то мы, Княжество Литовское, начнем войну и с Короной Польской. Мы тогда разорвем унию по Речи Посполитой. Нам такой союз не нужен.

И сел на свое место. В зале повисла звенящая тишина. «Браво, гетман! Можете же, когда захотите!» — подумал Михал, кивнув благодарно Сапеге.

Польские шляхтичи возмущенно загудели.

— Тише! — стучал по столу молотком уже сам Ян Казимир. — Предложение в самом деле слишком дерзкое и неприемлемое! Оно отклоняется, панове! Не забывайте, те, кто так пренебрежительно относится к Литве, что если граница Московии пройдет по Бугу, то точно так же встанет вопрос и о праве на существование самой Польши! Царь, пока все славянские земли не завоюет, не успокоится! Поверьте мне, панове!

Польские шляхтичи пристыженно замолчали. Вопрос закрыли полностью. Со своего места вновь поднялся Богуслав. Михал напрягся: «Хотя бы сейчас без ругани и драки!» Но Богуслав был настроен по-деловому. Он зачитал поисти-не ужасающую сводку по Великому княжеству Литовскому: от трех миллионов населения края оставалось не более полутора. Особенно Богуслав подчеркивал плачевное состояние Менского воеводства.

— Столбцы и окрестности выжжены, indigenae (жители — лат.) либо перебиты, либо должны были migrare (мигрировать — лат.), либо пленены. Дважды сожжен соседний Несвиж, лишь замок пана Михала Казимира отбился оба раза, а наше фамильное имение в Мире враг оба раза захватывал вместе с Мирским замком. И его состояние плачевное. Выжжен и пуст сам Менск. Если по стране в целом отсутствует один из трех жителей, то в Менском воеводстве из трех не хватает двух. Это катастрофа, спадары! В целом по Княжеству полностью сожжено, по неполным данным, до ста больших и малых деревень, и почти полностью разрушен город Казимир, где сейчас нет вообще никого — ни московских войск, ни беженцев, ни даже погорельцев. Мало что осталось от Мстиславля.

Богуслав развернул длинный список и зачитал не менее печальную статистику.

— В Менском воеводстве из 31 240 дворов уцелело лишь 12 380. Это всего лишь треть от довоенного количества дворов! В Витебском воеводстве из 65 990 крестьянских дворов целыми остались лишь 22 920. В три раза уменьшилось число дворов там! В Бресте из 1 500 дворов уцелело только 869 — половина. В Кобрине из 478 уцелело 102 — менее четверти! Вот такая правда, паны ясновельможные! Везде жутчайшая разруха! Как, Ваше величество, вы планируете восстанавливать эти опустошенные земли? — вопрошал Богуслав.

Ян Казимир мрачнел, слушая сухие цифры потерь населения Княжества.

— Согласен, потери страшные, — соглашался король, — и для Столбцов, как и для Городзеи, и Несвижа с Миром, мы дадим привилей для свободной торговли и ярмарок. Катастрофа налицо, но… По нашим данным, в Польше сейчас около двухсот тысяч беженцев из ВКЛ. Примерно столько же в Пруссии, Курляндии и Жмайтии. Думаю, привилей даст этим несчастным людям возможность не только вернуться в свои дома, но и основать новые вески под Столбцами и Несвижем, стимулировав там торговлю и развитие края. Туда нужно отправить прежде всего беженцев из Смоленского повета, ибо эту территорию мы не скоро отвоюем. Пусть люди возвращаются на те литовские земли, которые мы уже отвоевали, но где никого нет. В Минск-Литовск также надо вернуть всех бежавших в Польшу беженцев и шляхту. Около ста тысяч литвинских крестьян сейчас ждут своего часа в Жмайтии и Курляндии. Мертвых же мы, паны ясновельможные, уже никак не вернем. Возможно, придется приглашать людей из-за границы, создавая привлекательные условия для жителей Италии, Франции, Саксонии, Пруссии, Силезии, Моравии, Дании, Брандербурга. Пятьдесят процентов недостачи населения — это катастрофа, без сомнения. Плохо и то, что в казне нет денег. Воюем в долг под грабительские проценты, которые я не знаю, как буду отдавать…

— И еще, — Ян Казимир встал, развернул бумажный лист и показал его всем, — до меня чудом дошел сей лист от пана Самуэля Кмитича.

Михал и Богуслав удивленно переглянулись. В зале зашушукались.

— Откуда? Откуда пишет пан Кмитич? Где он? — послышались вопросы с мест.

— Это обращение к сейму, — продолжал король, — обращение краткое, видимо, написанное из лесной вески какой-нибудь, ибо пан Кмитич сейчас возглавляет отряды повстанцев, часто меняя дислокацию своего отряда. Так вот, путешествуя по Литве, наш благородный князь Оршанский, Минский и Гродненский обратил внимание на то, что особенно пострадали от московитов и их наймитов как раз те населенные пункты, которые расположены по главным дорогам. Пан Кмитич советует для будущей безопасности восстанавливать и строить новые вески и местечки вдали от дорог, в глубине территории Княжества, чтобы в будущем неприятель не смог легко на них выйти.

— Я полностью поддерживаю эту инициативу пана Кмитича и Вашего величества по восстановлению края Литвы! — поднялся со своего места Богуслав. — Это здравая идея! Новые вески, хутора, а возможно, и небольшие города нужно строить именно в глубине территории, вдали от основных дорог на случай новой агрессии царя. Мы все были свидетелями, что армия Московии сжигала села и хутора, двигаясь по главным магистралям. Если же поселения будут в глубине, скрытые лесами, то в этом я вижу nihil nisi bene [19].

— А как же коммуникация между сельскими жителями? — спросил кто-то. — Это же затруднит их связь и торговлю друг с другом. Дороги — это пути сообщения, как реки для судов!

— Затруднит сообщение, говорите? Зато спасет им жизнь! — ответил за Богуслава Ян Казимир. — Мне и самому понравилась эта идея пана Кмитича, который, видимо, уже давно обратил внимание, что населенные пункты, отдаленные от больших дорог, преимущественно уцелели. Нам нужно существенно менять структуру наших дорог и поселений на востоке Речи Посполитой. Думаю, это очень важный вопрос, ибо натиск на наши границы со стороны царя со временем лишь нарастает. А если мы последуем совету пана Кмитича, то затрудним будущее продвижение вражеского войска, лишим его фуража, и не будет больше такого чудовищного урона в сельских жителях, которые есть наши кормильцы и поильцы.

— Згодны, — кивали все головами.

— Кстати, Кмитич такие же листы посылал и вам, паны Богуслав и Михал Радзивиллы. Вы их получали? — спросил король.

— Нет, Ваше величество! — Радзивиллы лишь развели руками. Письма, посланные дедом Алесем по просьбе Кмитича, все же не дошли до них. А вот королевская почта оказалась более надежной.

«Молодец Кмитич! Дельную мысль предложил», — подумал Михал, улыбнувшись, вспоминая лицо Кмитича. Богусла-ву же показалось, что Михал улыбнулся ему, и Слуцкий князь посалютовал кузену рукой. Конечно, расположение деревень вдали от главных дорог осложняло коммуникацию этих поселений, но — что главное — сохраняло им жизнь. С этим, в принципе, никто в зале и не спорил. Зато повис в воздухе вопрос о финансировании армии. Решено было лишь выплатить премии нескольким отличившимся военачальникам. Также, ввиду дефицита бюджета, решено было поднять налоги, а в войска направить доверенных комиссаров для разъяснительной работы.

— Прошу прощения! — Михал вновь встал. — Я не думаю, что решение с комиссарами правильное! Поверьте, я сам воевал и знаю солдат. Комиссар, объясняющий солдату, что тот должен и дальше сидеть в окопе или в шанце и воевать пока без денег, в долг, за идею, может получить рано или поздно в темноте нож в спину. Или пулю в лоб. Солдат рискует жизнью и понимает все так, что король просто ждет, когда же его убьют, чтобы вообще ничего не платить. Вот как думают солдаты!