Коловорот (СИ)

Бой конных кметей отличался от боя пеших ратников. Если в начале конной сшибки большую роль играет пробивная сила копий, то сейчас, когда замедлилось движение вперед, ряды противников перемешались, сгрудились в тесноте — где свои, где чужие? — в ход пошли мечи, сабли и топоры (или по-русски — секиры).

Сеча… Бешеная круговерть, мелькание бликов доспехов, лезвий оружия, лиц людей, обезображенных звериным оскалом, конских морд, свист и звон тысяч клинков, дикие крики людей и лошадей, сливающиеся в единый неумолимый гул битвы. В такой неразберихе ситуация меняется мгновенно, враги могут быть со всех сторон, ты можешь оказаться окруженным — один против всех! И удары, удары отточенной стали со всех сторон! В этой стихии есть только один способ выжить, — даже и не только остаться в живых, но и победить! — это наносить удары. Способ жизни, существования в сече — это бить, сечь часто, непрерывно, непредсказуемо во все стороны и назад в том числе, и как можно быстрее. Максимально заполнить ударами пространство вокруг себя! Вспомним боевой танец-тренировку Коловрата. Попал, не попал — некогда останавливаться, бей дальше, не в голову, так в плечо, не тому, так другому! Сознание не успевает за быстро меняющейся реальностью и в бессилии отключается, — человек продолжает биться! — но… в этом и спасение! Сознание с его условностями, оценками и запретами не дает раскрываться заложенному в нас потенциалу (как созидательных, так и разрушительных сил). Здесь, сейчас, когда смерть вокруг, когда твоя жизнь висит на волоске в пространстве свистящих клинков, не сдерживаемая условностями сознания, пробуждается огромная сила самого древнего и мощного инстинкта — инстинкта самосохранения, — движения становятся в несколько раз быстрее возможного, тело становится нечувствительным к боли, воин может продолжать сражаться, имея страшные раны, которые в обычном состоянии приводят если и не к смерти, то к невозможности двигаться вследствие боли и потери крови. Тело превращается в неудержимую машину разрушения, несущей смерть. Но это происходит не с каждым, и еще меньше, единицы людей научились контролировать и вызывать у себя при необходимости это состояние. Но такие люди были! Стихия беспощадной рукопашной схватки породила на Руси неповторимые в своем роде личности непобедимых воинов — витязей. Одним из таких был Евпатий Коловрат.

Евпатий бился боевым топором, прикрываясь круглым щитом от стрел и ударов. Сражаясь в первых рядах, Коловрат держал во внимании всю картину боя. Когда он видел, что где-то русичам приходится туго, то сразу же устремлялся туда, бросаясь в самую гущу врагов, часто оказываясь окруженным со всех сторон, но ничуть этим не смущаясь, разил степняков, рассыпая удары во все стороны. И монголы, яро кидавшиеся на окруженного вражеского вожака, неизменно находили здесь свою смерть. А русские, обод-ренные примером воеводы, с новой силой напирали на степняков.

С топором Коловрату пришлось расстаться в один из критических моментов боя. Нахлынули свежие сотни степных удальцов, и русским снова пришлось нелегко. Евпатий, недолго думая, крутнув над головой свою секиру, со всего плеча метнул ее в предводителя нового монгольского отряда — нойона в золоченых доспехах. Топор ударил багатура в грудь и, бездыханного, сбил на землю. Боевой дух монголов был сломлен, и ратная удача вновь окрылила русичей.

На Руси издавна было заведено решать исход ратного спора в рукопашной схватке. Монголы были неплохими воинами, но их родина — бескрайние степи, огромные открытые пространства — приучила их искать победы в ловкости маневра всего войска, — кто кого перехитрит, — отсюда резкие, шумные атаки с последующим ложным отступлением, чтобы завлечь противника в ловушку. Монгольский воин — это прежде всего отличный наездник, стрелок из лука, беспрекословно повинующийся начальнику. На прямое столк-новение монголы решались только при явном численном превосходстве.

Так и не сумев растоптать своим натиском малое войско русов, монголы ослабили напор, откатились, готовя новую атаку.

К Бату-хану привели пятерых русов, которых выволокли на аркане прямо из боя. Бату, сидя в седле, сверху вниз разглядывал пленных, сбитых нукерами на колени, — все ранены, перепачканы кровью, своей и монгольской. Давя их взглядом, который, впрочем, русские переносили совершенно спокойно, видимо, не понимая, перед кем стоят, Бату-хан спросил через переводчика:

— Я хочу услышать от вас только одно: кто ваш воевода? Его имя?

— Нам нечего скрывать, воевода наш — Евпатий Коловрат, боярин рязанский. Ты всю семью его сгубил, Рязань порушил, он теперь от тебя не отступится.

— Не отступится?! На что вы все надеетесь, вылезши из своих лесов и напав на мое войско столь малым числом? Вы сейчас умрете!

— Не разговоры говорить мы пришли к тебе, мы и пришли умереть за землю. Нет у нас страха перед тобой.

— Снимите им головы! — бросил Бату-хан нукерам.

Хан молчал некоторое время, раздумывая, затем, глянув на почтительно примолкших нойонов, громко приказал:

— Позвать Харгула!

Через краткое время нойон Харгул предстал пред очами Бату-хана. Харгул, один из верных телохранителей Бату-хана, тысячник в тумене личной охраны, непобедимый воин, багатур, брат одной из жен Бату. Вошедши в юрту, где его ждал Бату-хан, Харгул заполнил ее собой целиком. Нет, он не произнес ни слова, кроме приветствия хану, не цветистыми речами, а именно молчаливым присутствием Харгула наполнилось пространство юрты. Бывшие здесь другие военачальники, тихо переговаривавшиеся между собой, затихли.

Бату краткое время восхищенно-удовлетворенно созерцал своего любимого телохранителя. Харгул сразу выделялся среди прочих воинов своим огромным ростом и мощным телосложением, которое не скрывал, а еще более подчеркивал до блеска начищенный стальной доспех, нескупо украшенный серебром. Невероятная мощь Харгула не ограничивалась огромностью его тела, ее, невольно съежившись внутренне, ощущали все присутствующие, она подавляла.

— Харгул! Я узнал имя урусутского вожака! Это Евпатий Коловрат. Ты поведешь свою тысячу в бой! Ты найдешь Коловрата и убьешь его! Или приволочешь мне на аркане! Твоя тысяча втопчет в грязь оставшихся в живых урусутов, это будет нетрудно, когда ты лишишь их вожака! Все! Иди! Приведи мне Коловрата на веревке или принеси его голову! Вперед!

Поклонившись, Харгул покинул юрту. Нойоны, не сговариваясь, перевели дух.

Русские едва успели выровнять ряды, как на них обрушилась новая конная лава. Новый натиск был сильнее прежнего. Монголы использовали ту же тактику, что и при взятии Рязани, — пользуясь огромным численным перевесом, монгольские военачальники с каждой новой атакой посылали в бой свежие отряды, еще не участвовавшие в сражении.

Гибли русские, гибли монголы, и те, и другие кидались в схватку с одинаковой яростью. Коловрат, как обычно, прорывался туда, где русским было тяжелее всего, и исправлял положение. Он приметил нойона богатырского сложения, видимо, начальника монгольского отряда, нойон сражался в первых рядах, а не руководил своими нукерами, находясь в центре отряда, как обычно. Монголы, ведомые своим начальником, в том месте теснили русских, и Евпатий повернул своего коня туда. Пробившись ближе, он с удивлением услышал, что багатур время от времени выкрикивает его имя, но он быстро понял, откуда монголы узнали его имя. Чуть поодаль с багатуром ехало пятеро нукеров со вздетыми вверх копьями. На копья были насажены бородатые русские головы. «Ты ищешь встречи? Ты ее получишь!» — Евпатий двинул прямо на нойона. Монгольский богатырь тоже увидел его. Они ехали навстречу друг другу, и воины с обеих сторон расступались, давая дорогу. Вот съехались, сшиблись. Бьющиеся округ них, не сговариваясь, переставали на время убивать друг друга и оборачивали взоры на святое для воина действо — единоборство военачальников.

Харгул делал ставку на мощные одиночные удары и на прямой натиск лоб в лоб, он постоянно наступал и теснил. Любая преграда, вставшая на его пути, неизбежно будет сокрушена. Коловрат же умело уклонялся от направленных ударов, сохраняя пока потенциал ударов своих, лишь изредка отвечая, и уходил с линии атаки. Доспех Харгула был тяжелее, мощнее, чем у Коловрата, и поэтому Евпатий был подвижнее, — он как вода обтекал смертельные удары Харгула. Сильные удары требуют большего вложения силы и быстрее истощают выносливость атакующего. Коловрат почувствовал, что атака Харгула вот-вот достигнет своего пика, и чтобы возможно больше истощить силы противника, стал принимать удары щитом не вскользь, как раньше, а напрямую, в лоб. Харгул, взбешенный бесплодностью своих атак, бил с нарастающей силой в щит Коловрата, — видно, урусут растратил силы на увертки от его ударов и теперь просто прикрывается щитом, осталось разрушить последнюю преграду к победе. Дубовый щит, обитый железными полосами и пластинами, крошился под неимоверной силы ударами клинка Харгула. Да и может ли что-либо устоять? Щепки летели во все стороны. Скоро щит был изрублен в куски, и Евпатий сбросил с руки его бесполезные остатки. Очередной удар Харгула упал в пустоту, пик его атаки прошел, Харгул выложил свою максимальную силу на щит Евпатия, теперь он уже не сможет развить такого усилия, темп его атаки может идти только на убыль. Оставшихся сил Харгулу вполне хватило бы, чтобы несколько часов вести бой и зарубить не один десяток врагов, но на этот раз его противником был Евпатий Коловрат…