Сибирь, союзники и Колчак т.2

Я не искал власти и не стремился к ней, но, любя родину, я не смел отказаться, когда интересы России потребовали, чтобы я встал во главе правления.

Момент, какой мы сейчас переживаем, — исключительной важности. Россия разрознена на части, хозяйство ее разрушено. Нет армии. Идет не только тройная распря, ослабляющая собирание страны, но и длится гражданская война, где гибнут в братоубийственной бойне тысячи полезных сил, которые могли бы принести Родине громадные и неоценимые услуги.

Я не буду входить в рассмотрение причин, которые повели к распаду власти Временного Правительства, но для того чтобы не было и тени сомнения, что я не являлся каким-то самозванцем или даже захватчиком власти, мне придется напомнить ту обстановку, в какой произошла передача власти мне.

Бывшее Временное Правительство разделяло власть вместе с Советом министров.

Чрезвычайные события, прервавшие деятельность Временного Правительства, побудили Совет министров с согласия наличных членов Временного Правительства принять на себя всю полноту власти, которая затем специальным актом того же Совета министров была вручена мне.

Передача эта мотивирована тяжким положением государства и необходимостью сосредоточить всю власть, и военную и гражданскую, в руках одного лица.

Это нужно нам для успехов военных; это нужно нам для успехов международных; это, наконец, жизненно необходимо нам для твердой и решительной внутренней политики, ибо, что сгубило коалиционную Директорию, как не борьба течений внутри ее самой, приводившая к слабости ее действий, к половинчатости ее решений.

Из ряда законодательных актов видно, таким образом, каким порядком я получил власть и что, в сущности, являлось руководящим началом для сосредоточения этой власти в руках одного лица.

Меня называют диктатором.

Пусть так — я не боюсь этого слова и помню, что диктатура с древнейших времен была учреждением республиканским. Как Сенат Древнего Рима в тяжкие минуты государства назначал диктатора, так Совет министров Российского государства в тягчайшую из тяжких минут нашей государственной жизни, идя навстречу общественным настроениям, назначил меня Верховным Правителем.

Приняв власть, я немедленно разъяснил населению, чем я буду руководствоваться в своей государственной работе.

Я сказал: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности». И это свое обещание я оправдаю не словами, а делом.

Я сам был свидетелем того, как гибельно сказался старый режим на России, не сумев в тяжкие дни испытаний дать ей возможность устоять от разгрома. И, конечно, я не буду стремиться к тому, чтобы снова вернуть эти тяжелые дни прошлого, чтобы реставрировать всё то, что признано самим народом ненужным.

С глубокой искренностью скажу вам, господа, что теперь, пережив впечатления тяжкой мировой войны, я твердо укрепился на той мысли, что государства наших дней могут жить и развиваться только на прочном демократическом основании.

Я всегда являлся сторонником порядка и государственной дисциплины, а теперь в особенности буду требовать от всех не только уважения права, но и — что главнее всего в процессе восстановления государственности — поддержания порядка.

Порядок и закон в моих глазах являются неизменными спутниками, неразрывно друг с другом связанными. Я буду принимать все меры, которыми располагаю в силу своих чрезвычайных полномочий, для борьбы с насилием и произволом. Я буду стремиться к восстановлению правильного отправления всех функций государственной жизни, служащих не только делу государственного строительства, но и возрождению родины, так грубо, так дерзко нарушенному предательской рукой большевиков.

Мне нет нужды говорить о том, какой вред принесли эти люди России. Вот почему и дело восстановления родины не может не быть связанным с беспощадной, неумолимой борьбой с большевиками. Только уничтожение большевизма может создать условия спокойной жизни, о чем так исстрадалась русская земля; только после выполнения этой тяжелой задачи мы все можем снова подумать о правильном устройстве всей нашей державной государственности. Следует всегда помнить, что мы здесь не одни, что такая же борьба с большевиками ведется на юге, на севере и на западе России, где также проснулась тяга к возрождению и восстановлению русской державы.

Обстановка, в какой мы сейчас пребываем, заставляет меня и моих ближайших помощников сосредоточить всё внимание прежде всего на создании сильной боеспособной армии. Это наша первостепенная задача.

Без армии нет государства; без армии нет возможности охранять достоинство и честь родины. Печальный развал армии на фронте в прошлом году лучше всего подтверждает мою мысль. Если интеллигенция является мозгом страны, то армия является источником ее силы и крепости.

Другая ближайшая задача, которая неразрывно связана с восстановлением армии, — это соглашение с остальными государственными образованиями, которые стремятся в разных областях освобожденной от большевиков России охранить русскую государственность. К этому соглашению должны быть приложены все усилия, дабы державные интересы России не пострадали и не умалились, и мне думается, что и здесь единоличная форма власти в такой переходный период облегчит соглашение между людьми, стоящими во главе отдельных правительств.

В результате этого процесса воссоединения России могут быть поставлены на очередь и те вопросы, которые, вне всякого сомнения, вполне законно волнуют разные общественные круги — именно, вопросы о том, какой же образ правления будет в конце концов установлен в России.

Раз будут созданы нормальные условия жизни, раз в стране будут царить законность и порядок, тогда возможно будет приступить и к созыву Национального Собрания.

Я избегаю называть Национальное Собрание Учредительным Собранием, так как последнее слово слишком скомпрометировано. Опыт созыва Учредительного Собрания, собранного в дни развала страны, дал слишком односторонний партийный состав. Вместо Учредительного Собрания собралось партийное, которое запело «Интернационал» и было разогнано матросом. Повторение такого опыта недопустимо.

Вот почему я и говорю о созыве Национального Собрания, где народ в лице своих полномочных представителей установит формы государственного правления, соответствующие национальным интересам России.

Я не знаю иного пути к решению этого основного вопроса, кроме того пути, который лежит через Национальное Собрание.

Работы на пути возрождения России предстоит много. Она непосильна одному человеку.

Я был бы безумцем, если бы возмечтал выполнить ее единолично. Нет, вся эта многотрудная работа будет выполнена мною в полном единении с Советом министров, и я глубоко убежден, что наши намерения будут встречены доверием и поддержкой населения страны. В этом меня убеждают сотни приветственных телеграмм, искренних и горячих, которые я получаю сейчас со всех концов Сибири».

Омский блок

Беседа с адмиралом оставила самое лучшее впечатление. Искренность, с которой всегда говорил Колчак, не умевший быть фальшивым, сквозила и в его тоне, и в выражении лица и обычно очаровывала собеседников.

Беседа много способствовала тому, что омский блок, сыгравший такую положительную роль в деле поддержки Сибирского Правительства против Думы и Директории, вновь ожил, чтобы оказать моральную поддержку диктатору.

Хотя ответ блока на выступление Верховного Правителя последовал значительно позже, 19 декабря, но он являлся прямым ответом на декларативные заявления адмирала, а потому я приведу его сейчас.

Тот факт, что блок не распался после переворота, что социалистические группы, раньше в него вошедшие, остались по-прежнему на стороне омской власти и выразили свое доверие Верховному Правителю, не может не быть отмеченным. Это не было исключительно омским явлением. В то время как представитель Национального центра в Сибири Белоруссов-Белецкий делал в Екатеринбурге доклад о благотворности происшедшего переворота и о полном доверии к адмиралу Колчаку как лицу, соединяющему в себе разносторонние таланты с редким мужеством, — передовой орган иностранной прессы в Китае «Пекин и Тяньцзинь Тайме» писал, что только диктатура соответствует переживаемому Россией моменту.