Волки и волчицы

— Вчера после игр, — продолжил он, — я зашёл к распорядителю зрелищ и договорился осмотреть останки казнённых.

Антония живо представила смрадный подвал, где сваливались в кучу мёртвые тела. Однажды она упросила Теция провести её туда, поэтому не понаслышке знала, что представляло собой это сырое подземелье. Валерий увидел, как холод безумного ужаса проник теперь и в глаза Антонии. Её живое воображение целиком перенесло её в сырое помещение, наполненное затхлостью гнили, плесени и человеческих испражнений. Её зрачки остекленели.

— Я без труда отыскал голову твоего сына, — сказал Валерий. — Только голова осталась неповреждённой…

Антония медленно оползла на пол, опираясь рукой о постамент. Край её шерстяного плаща попал в одну из лампад, мгновенно пропитался маслом и вспыхнул. Валерий уверенно наступил на побежавший вверх по ткани дрожащий огонёк и затушил его.

— Я принёс тебе голову сына, — проговорил он. — Мне пришлось умыть Гая, побрить его, так как он выглядел совсем иначе, по-варварски. Теперь ты легко узнаешь его лицо.

Валерий подвинул мешок к коленям застывшей в безвольной позе женщине. Она смотрела на мешок невидящими глазами.

— Кто ты? — едва слышно шевельнула она губами. — Ты не человек…

— Я не человек, но сейчас я живу в человеческом теле. Я пришёл к тебе не для того, чтобы пугать тебя. Поверь, ты скоро оправишься, но ты никогда не будешь прежней. Ты наделена редкими качествами, Антония, но ты впустую растрачиваешь жизнь. Загляни в себя…

— Не понимаю, кто ты и зачем ты явился из мира мёртвых… Но уйди же… Я не желаю заглядывать в себя… Чем старше я становлюсь, тем острее чувствую увядание, а я хочу вечной молодости. Хочу молодости и остроты чувств…

— Острота чувств не притупляется с возрастом. Не бойся своих лет. Пользуйся тем, что тебе дано, не гонись за ушедшей молодостью… Ты ещё будешь маленькой девочкой, ещё не раз испытаешь первое прикосновение мужчины, ещё не раз испугаешься приближения смерти…

— О чём ты говоришь? Что значит «ещё не раз»? Зачем ты пришёл? Кто ты на самом деле?

— Свидетель прожитых дней. Отзвук совершённых поступков…

— Я не хочу никаких отзвуков прошлого! Скройся! Не приходи никогда!

— Встань, Антония, — он протянул женщине руку, — поднимись. Я уйду сейчас. Ты больше никогда не увидишь меня… в этой жизни… Но память о нашей встрече у тебя останется.

— Будь проклята человеческая память! — устало пробормотала она. — Не желаю ничего помнить! Не желаю ничего знать!.. Как тяготит груз ненужных знаний… Хочу жить только одним мгновением, только приятным мгновением, вечным мгновением…

— Ты даже не знаешь, чего ты хочешь на самом деле, — Нарушитель заставил женщину встать. — Сотни лет подряд ты будешь бороться с тем, кого ты помнишь как Валерия Фронтона. Ты будешь искать с ним встреч, чтобы снова и снова ощутить его присутствие, его силу, его слабость. Ты будешь рожать от него детей, а он будет рожать от тебя. Вы будете вечно преследовать друг друга, даже не догадываясь об этом…

— Я не могу больше слушать тебя! Уйди! Прочь!

Нарушитель медленно нагнулся и взял с пола мешок с головой Гая. Вложив мешок в руки Антонии, он сказал:

— Возвращайся домой. Тебе надо приготовиться к погребальной церемонии… Теперь о главном.

— Что ещё? — лицо Антонии осунулось. Глаза с ужасом смотрели на мешок, где лежала голова сына. — Что может быть в данную минуту главнее, чем чёрная новость, принесённая тобой?

— Ты потрясена, я вижу… И я доволен.

— Ты демон!

— Твоё нынешнее состояние пробудит в тебе горячие материнские чувства, — он улыбнулся. — Я этого и добиваюсь.

Нарушитель хлопнул несколько раз в ладоши. От входной двери отделилось две фигуры: статная женщина средних лет вела за руку мальчугана лет двух.

— Это мой сын, — сказал Нарушитель.

— У тебя есть сын?

— Да. Его мать скончалась полгода назад. Её звали Лидия.

— Так ты женился?

— Она была чудесной девушкой. Красивее и умнее тебя, Антония.

Римлянка грустно ухмыльнулась.

— Теперь я отдаю моего сына тебе, — Нарушитель подозвал жестом мальчика и продолжил: — Он вернёт тебе твоё утерянное материнство. Ты окажешь мне большую услугу, Антония, если возьмёшь его в свой дом. Это будет весомый вклад в жизнь каждого из нас. Уверен, что ты полюбишь ребёнка… Служанка пусть останется с ним…

Он повернулся и неторопливо направился к выходу.

— Валерий! — крикнула римлянка вслед.

— Стань матерью, Антония! — негромко, но твёрдо, с каким-то властным нажимом сказал он, не оборачиваясь.

Приветственные слова прощания

Дверь была отперта.

«Наверное, чтобы я звонком не разбудил Николая Яковлевича», — решил Кирсанов, осторожно проходя в знакомый ему коридор, уставленный книжными полками. Свет был включён во всей квартире.

— Наташ, — шёпотом позвал Алексей. — Ты где?

Она вышла ему навстречу из профессорского кабинета. Алексей протянул руки. Больше всего в ту минуту ему хотелось обнять её. Никогда его не охватывало так сильно желание прижать женщину к своей груди. Неудержимая нежность захлестнула Кирсанова.

— Можешь говорить громко, никого не разбудишь, — Наташины глаза растерянно блуждали по стенам. — Папа умер.

— Что?

— Папа умер.

— Когда? Как?

Она слабо пожала плечами.

— Он оставил письмо.

— Николай Яковлевич умер? — переспросил Кирсанов. — Где он?

— В кабинете. Так и сидит за столом. Такое странное письмо. Так пишут, когда уходят из жизни сознательно…

— Письмо?

— Он знал, что сегодня умрёт. Я чувствую, что он закончил письмо и сразу умер. Как так может быть, Алёша? Он написал, что ты кое-что знаешь… Ты должен объяснить мне… Я не всё поняла…

— Где письмо? Покажи!

Кирсанов решительно прошёл в кабинет. Николай Яковлевич сидел в той же позе, как его обнаружила Наташа.

— Вот письмо, — сказала девушка и протянула Алексею лист бумаги.

— Девочка моя, — начал читать вслух Алексей, — я не осмеливаюсь сейчас назвать тебя дочерью, так как на самом деле я тебе не отец. Твой настоящий отец умер давно. Врачи назвали это клинической смертью и были уверены, что к жизни вернулся Николай Яковлевич. В действительности вернулся я. Впрочем, об этом тебе подробно расскажет твой Кирсанов. В данный момент я больше имею оснований назвать тебя мамой. Ты спросишь, почему? Отвечу: я вернусь в жизнь твоим ребёнком. Я уже живу в тебе. Я уже начал собираться в плод, который разрушит однажды привычный ритм вашего существования громким криком и принесёт вам много бессонных ночей. Но когда он вырастет, ты не пытайся рассказывать ему обо мне, не пытайся пробудить в нём память прошлых жизней, потому что этой памяти он будет лишён… Когда-то я тоже был обыкновенным человеком, но я уже совсем не помню себя такого, хотя это, я уверен, было самое счастливое для меня время на Земле. В моей непрерывной памяти есть только тот я, который прозван Нарушителем, то есть человек, в продолжение нескольких тысячелетий кочевавший из одного чужого тела в другое. Мне приходилось пользоваться чужими телами, чтобы сохранять собственную память. Я обладел обширными знаниями, но мне было мало этого. Меня одолевала жажда абсолютного знания. Я мечтал подняться до высот Бога!.. И вот теперь всё изменилось во мне, исчезло желание знать что-либо заранее, управлять людьми, выстраивать события. Я ничего не менял в себе. Всё изменилось само, как только я соприкоснулся с Абсолютом… Нелегко объяснить тебе это в двух словах, а на пространную речь у меня уже не осталось времени. Да, жизнь расписана вперёд на века, даже тысячелетия, но человек (крохотная точка на бесконечной линии) не должен знать о предначертанном ему пути. Человек должен жить, а не смотреть на жизнь, как на бегущее перед ним изображение кинофильма… Мне известно всё — нет, почти всё — о людях. От меня не скрыты тайны твоей жизни, но я ничего не скажу тебе о будущем. Это — лишнее… Я долго и упорно боролся за право получить абсолютное знание, кропотливо выстраивал коридоры событий, подталкивал людей к совершению поступков, так нужных мне, чтобы из них соткался наконец необходимый узор информации. Последней ступенькой на этом пути была твоя встреча с Алексеем. Я без труда устроил ваше знакомство и даже сумел сделать так, что вы теперь ждёте ребёнка. Ваша последняя размолвка — заключительный узел многих предыдущих воплощений, который предстояло развязать, но который вы могли оставить нетронутым и тем самым свести на нет все мои усилия. Вы справились с поставленной задачей. Во время моей беседы с Алексеем я увидел, что он внутренне принял ребёнка и тебя. Он ещё сам не знал этого, вы ещё не успели поговорить после ссоры, но всё уже решилось, как только ты простила его. Акт прощения обладает величайшей магической силой… И тогда произошло то, чего я ждал тысячелетия. Коридоры сконструированных событий сплелись в долгожданный магический узор, с помощью которого открылось пространство и Закон впустил меня в мир Абсолюта! Но торжествовал я лишь доли секунды. Нет ничего более мимолётного, чем торжество человеческого разума… Абсолютное знание, которым я овладел, открыло мне, что человек с таким знанием перестаёт быть человеком. Он перестаёт жить, потому что жизнь становится ненужной. Смысл бытия, его красота, его вкус, суть его заключаются в постоянном соприкосновении с новым, абсолютное же знание убивает новизну, её непредсказуемость. Я ждал этого откровения неизмеримо долго. Для тебя это лишь слова, возможно, даже не очень понятные, а для меня — многие века упорного труда…И вот я возвращаюсь в лоно Закона. Я решил это окончательно. Я ухожу, но скоро мы встретимся. Только вернусь я обыкновенным человеком, а не членом Тайной Коллегии Жрецов. И я заранее радуюсь этому, как не радовался ничему за последние несколько тысяч лет… Знаю, ты хочешь спросить, как сложится твоя жизнь, и будешь некоторое время сердиться на меня за то, что я не открыл перед тобой карты твоего будущего. Но уверяю тебя, что никто ещё не был по-настоящему счастлив, услышав предсказание, пусть даже самое благоприятное. Жизнь имеет свой неповторимый вкус, который складывается из наших ежесекундных ощущений. Мечтай, ожидай, добивайся, пользуйся каждым мгновением твоего существования, исчерпывай его до конца. Ничего другого не могу сказать тебе. А твоё будущее… Что ж, у тебя всё будет так, как должно быть. В жизни не бывает иначе.