Цусима. Книга 2. Бой

Поздним утром 17 мая командир «Асахи», капитан 1-го ранга Номото, вызвал к себе в каюту боцмана Воеводина. В каюте он был встречен словами:

— Здравствуйте, боцман.

Воеводин, услышав русскую речь, удивленно посмотрел на командира, спокойно сидевшего за письменным столом, и не сразу ответил:

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие.

— Ну, как вы чувствует себя у нас на корабле? — спросил командир, подбирая русские слова.

— Хорошо.

— Пищей довольны?

— Так точно, ваше высокоблагородие. Одно только плохо — ложек нет. А палочками мы не привыкли действовать. Приходится кушать рис горстью.

Номото не сводя с боцмана щупающего взгляда, сдержанно заулыбался.

— Ничего не поделаешь. Мы не знали, что русские попадут к нам в плен. На берегу дадим вам ложки.

Боцман почувствовал себя уязвленным. Номото начал осведомляться у него, сколько человек было на «Орле» убито, сколько ранено. Полагая, что сейчас последуют расспросы о более секретных делах, Воеводин насторожился. Но тот ограничился только этим и сам сообщил:

— Сегодня вашего командира Юнга похоронили в море.

— Он был смертельно ранен, ваше высокоблагородие.

— Хороший был командир?

— Отличный. Команда очень любила его.

Номото, опустив глаза, на минуту задумался, словно что-то вспоминая, и тихо промолвил:

— Да, я знал Юнга. Хороший был человек. Очень жаль, что он погиб.

— Осмелюсь доложить вам, ваше высокоблагородие, что если бы наш командир Юнг не был смертельно ранен, то вам все равно не удалось бы с ним встретиться.

— Почему?

— Судя по его характеру, он не сдался бы вам в плен. Он утопил бы свой броненосец и сам погиб бы вместе с ним. Решительный был человек.

Наступило неловкое молчание.

Пожилое лицо Номото сразу стало строгим. Косясь, он жестко посмотрел на боцмана, словно кот, у которого хотят отнять пойманную им жертву, и сухо приказал:

— Идите.

— Есть.

Воеводин свой разговор с Номото сейчас же передал мне. И мы Долго ломали голову над тем, откуда японский командир знает Юнга. Я слышал от своих офицеров, что он был женат на японке и даже имел от нее сына. Не на этой ли почве наш командир познакомился с Номото? [5] .

Когда показались японские берега, к нам подошел наводчик Ятсуда и, улыбаясь, ошарашил нас новостью:

— Ваш адмирал Рожественский попал в плен. Штаб его тоже в плену.

Мы впились в японца глазами:

— Как, при каких обстоятельствах?

Но Ятсуда вместо ответа сказал:

— Теперь скоро кончится война.

Он не стал с нами больше разговаривать и, сославшись на то, что ему некогда, убежал в нижнее помещение корабля.

Эта новость моментально облетела русских матросов, но никто ей не поверил.

Возбужденно загалдели:

— Брешет азиат!

— Что Рожественский был дураком — мы все знаем. Но чтобы такой свирепый человек в плен сдался — никогда не поверю этому.

— Да если бы ему пришлось тонуть, так все равно он угрожал бы адмиралу Того кулаком.

— Не командующий, а угар. Рожественского японцы могли взять только мертвым.

В полдень, перед тем как пойти в военный порт Майдзуру, нас, пленных, согнали в носовые кубрики, и вскоре мы услышали грохот отданного якоря.

Перед нами открывались страницы новой жизни. Но все это, как и сдача кораблей, случилось только потому, что адмирал Небогатов подчинился приказу командующего эскадрой и пошел по курсу норд-ост 23°(Если бы остатки русской эскадры после дневного боя 14 мая не стремились прорваться на север, то значительно уменьшилось бы торжество противника.

Об этом любопытные строки имеются в книге «Великое сражение Японского моря», перевод В. Л. Семенова, изд. Вольфа, 1911 г., стр. 29 — 30:

«План действия на 28-е (15-е) был приблизительно тот же, что и для предыдущего дня…» «Счастье благоприятствовало нашим разведчикам, и скоро стали получаться известия, что там-то одно судно, там-то два, а там-то несколько идут вместе, так что военные действия, обещавшие быть такой тяжелой работай, на самом деле оказались очень легким делом…» «Наша эскадра ожидала движения подходившего неприятеля, который как бы сам шел в поставленные нами для него сети…»).