Тайна Магдалины

Когда однажды Мария узнала, что Иса должен придти в Вифанию вместе со своей матерью и группой сторонников-назареев, она почувствовала, как радость возвращается в ее сердце впервые за много-много дней.

— Они сюда не придут. И ты не можешь пойти к ним, Мария. Твой муж запрещает это, — Лазарь сделал каменное лицо в ответ на просьбы своей сестры.

— Как ты можешь так поступать со мной? — причитала Мария. — Они — мои старые друзья, а некоторые из них — и твои старые друзья тоже. Рыбаки Петр и Андрей, которые играли вместе с нами на ступеньках Капернаума и на берегу Галилейского моря. Как ты можешь отказать им в гостеприимстве?

Душевная борьба отразилась на лице брата Марии. Решение отвернуться от друзей детства, от Исы и Великой Марии, уважаемых детей Давида, мучило его. Но у Лазаря был приказ от первосвященника не принимать назареев, когда они будут проходить мимо на своем пути из Иерусалима. Более того, муж его сестры дал четкие указания, что она не должна присутствовать там, где проповедуют учение назареев. Лазарь поклялся, что будет беречь благочестие Марии в границах, очерченных ее мужем.

— Я делаю это для твоего же блага, сестра.

— И выдал меня замуж за Крестителя ты тоже для моего же блага? — Мария не стала дожидаться его ответа. Она выскочила из дома и убежала в сад, где могла позволить себе поплакать.

— Он действительно хочет для тебя самого лучшего.

Мария не слышала, как Марфа подошла к ней; она была слишком погружена в свое горе, чтобы обратить на нее внимание. И как бы сильно она ни любила Марфу, ей не хотелось слышать больше поучений о послушании. Мария начала говорить, но Марфа прервала ее:

— Я здесь не для того, чтобы ругать тебя. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Мария внимательно посмотрела на Марфу. Жена брата никогда не шла наперекор его желаниям или хоть как-нибудь противилась ему. Однако в Марфе была спокойная сила, и в этот момент Мария видела на лице своей невестки отражение этой силы.

— Мария, ты мне как сестра, в некотором смысле — как родная дочь. Я не могу видеть, как ты страдаешь весь этот год. И я горжусь тобой, как и твой брат. Я знаю, он не говорил тебе, но мне он говорит об этом постоянно. Ты выполнила свой долг, как благородная дочь Израиля, и все это с высоко поднятой головой.

Мария вытерла слезы, а Марфа продолжала:

— Лазарь уезжает в Иерусалим по делам. Он не вернется до завтрашнего вечера. Назареи будут здесь в Вифании, они встречаются в доме Симона.

Мария широко раскрыла глаза. Неужели это действительно та самая послушная, набожная Марфа предлагает такой ловкий план?

— У Симона? Ты имеешь в виду вон тот дом?

Мария показала на дом, который был хорошо заметен из их собственной усадьбы. Марфа кивнула.

— Если ты будешь вести себя очень осторожно и совершенно незаметно, я посмотрю в другую сторону, когда ты захочешь навестить своих старых друзей.

Мария стиснула Марфу в объятиях и воскликнула:

— Я люблю тебя!

— Шшш! — Марфа вырвалась из объятий Марии, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что за ними никто не следит. — Если Лазарь придет повидать тебя перед отъездом в Иерусалим, ты должна злиться на него. Он не должен ничего заподозрить, иначе нас обеих ждут большие неприятности.

Мария серьезно кивнула Марфе, с трудом пытаясь удержаться от улыбки. Марфа поспешила вернуться в дом, чтобы проводить Лазаря, оставив Марию танцевать под оливковыми деревьями.

Мария подошла к дому Симона с бокового входа, по дороге прикрыв свои приметные медно-рыжие волосы одним из самых плотных своих покрывал. Она попросила разрешения войти, и ее немедленно впустили внутрь, где Мария с радостью увидела много знакомых лиц. Она быстро оглядела комнату, но не увидела самых важных и любимых людей — значит, Иса со своей матерью еще не пришел.

Мария повернулась и встретила ослепительную улыбку Саломеи, дочери Иродиады и падчерицы Ирода, тетрарха Галилеи. Мария радостно вскрикнула, узнав ее, потому что они вместе учились у Великой Марии. Они радостно и тепло обнялись.

— Что ты делаешь здесь, так далеко от дома? — спросила ее Мария.

— Мать дала мне разрешение последовать за Исой и продолжить свое обучение, чтобы я могла получить семь покрывал. — Семь покрывал могли носить только женщины, которые прошли посвящение как первосвященницы. — Ирод Антипа дает моей матери все, что она пожелает, и он симпатизирует назареям. Он только не выносит Крестителя.

Саломея тут же закрыла рот, как только у нее вырвались эти слова. Она выглядела ужасно смущенной.

— Прости. Я забыла.

Мария печально улыбнулась ей.

— Нет, Саломея, не извиняйся. Иногда я сама забываю.

Саломея посмотрела на нее с глубоким сочувствием:

— Это так ужасно для тебя?

Мария покачала головой. Она любила Саломею, как сестру, и они действительно так называли друг друга, что было традиционно для назарейских священниц. Но Мария все-таки была царевной, и ее учили вести себя соответствующим образом. Она бы не стала плохо говорить о своем муже, неважно перед кем.

— Нет, это не так ужасно. Я редко вижу Иоанна.

Саломея поспешила ухватиться за ее слова, как будто чувствовала необходимость загладить свой промах:

— Надеюсь, я тебя не оскорбила, сестра. Это просто потому, что Креститель говорит ужасные вещи о моей матери. Он называет ее блудницей и прелюбодейкой.

Мария кивнула. Она слышала обо всем этом. Мать Саломеи, Иродиада, была внучкой Ирода Великого и унаследовала некоторые отрицательные черты печально известного царя. Она оставила своего первого мужа, чтобы выйти замуж за Ирода Антипу, который правил Галилеей, и тетрарх предпринял такие же действия, разведясь со своей арабской женой, чтобы жениться на Иродиаде. Иоанн возмущался, что иудейский монарх показывает такое вопиющее неуважение к закону, и открыто объявлял, что брак Ирода Антипы с Иродиадой — это прелюбодеяние. До сих пор Ирод, хотя и был явно раздражен, не предпринимал реальных действий против Иоанна в ответ на его обвинения. Как тетрарху Галилеи, ему хватало постоянного лавирования между капризами Цезаря и требованиями, которые налагало это трудное место; ему не нужна была еще одна головная боль в лице этого несносного аскетичного пророка.

Тот факт, что Иродиада была назареянка, не улучшал мнение Иоанна о культуре назареев. Это еще больше доказывало ему, что женщин никогда нельзя допускать к власти или даже к общественным свободам; ясно, что это превращает их в распутниц. Иоанн часто использовал Ирода и Иродиаду в качестве примера испорченности назареев.

Но если Иоанн нажил себе врага в лице тетрарха, Иса заслужил восхищение жены Ирода. Когда единственная дочь Иродиады достигла совершеннолетия, Иродиада послала ее учиться Пути. За время, проведенное вместе в Галилее, Саломея и Мария очень сблизились, еще больше связанные своей духовной любовью к Великой Марии и ее сыну.

— Наша сестра Вероника здесь, — сказала Саломея, желая переменить тему. Племянница Симона, Вероника, была очаровательной и глубоко духовной молодой женщиной, которая училась вместе с ними в доме матери Исы. Мария любила Веронику и огляделась вокруг в поисках своей дорогой подруги.

— Вот она! — Саломея схватила Марию за руку и подтолкнула ее в другую часть комнаты навстречу улыбающейся Веронике. Три женщины, сестры по назарейской вере, тепло обнялись. Но у них было мало времени для разговора, потому что в комнату вошел Иса.

За ним следовала его мать и два младших брата, Иаков и Иуда. А также братья-рыбаки из Галилеи и сурового вида мужчина, которого, как знала Мария, звали Филипп. Иса приветствовал всех, кто находился в комнате, но остановился перед Марией. Он тепло обнял ее, но с должной пристойностью и уважением к благородной женщине, которая является женой другой мужчины. Он одарил ее долгим взглядом, показывая свое удивление тем, что она ослушалась своего брата, но ничего не сказал.

Мария улыбнулась ему и приложила руку к своему сердцу.