Шапка Мономаха

Он не знал, чем может умолить ее. И выпалил первое, что легло на душу.

– Я возьму тебя в жены! – прокричал он, не надеясь, что она услышит его.

Но ведь она могла прочесть его крик по губам. И снова усмешливо дернула уголком рта. И опустила лук. И развернула коня. А напоследок глянула так, будто отпечатала: «Я напомню тебе твои слова».

Через миг Ярослав потерял ее из виду. Оглянувшись, он понял, что пропустил перелом в битве. Муромская рать была опрокинута и бежала через поле – иные к лесу, прочие к городу. От одного к другому в Олеговом войске передавалась весть – убит Изяслав, сын Мономаха, князь курский.

Тех, что ушли лесом, не стали нагонять. Рязанская рать на хвосте у разбитого врага вломилась в Муром. Теряющих на ходу оружие кметей Изяслава били в спины, хватали, сдергивали с коней, вязали. Последним, знаменуя победу, в город въехал Олег Святославич, облаченный в княжье золоченое корзно поверх кольчуги и шапку вместо шлема. Медленным шагом, оглядывая пленных и мертвых на улицах, правил коня к детинцу. За ним ехал Ярослав, жадно и любопытно вертел головой, рассматривая схваченных муромлян. Спешась за стеной детинца, Олег торжественно перекрестился на церковную маковку и поклонился в пояс.

Вслед за победителями вели понурого коня с телом Изяслава, без всякой чести мешком положенного на седле. Олег глянул на него мельком и распорядился увезти в единственный муромский монастырь у Спаса на Бору.

– Жаль погубленной юности, но он сам выбрал это, – молвил князь, надев шапку.

– Что с пленными сделаем, князь? – спросил боярин Иванко Чудинович. – Много взяли, пять сотен или более наберется. Муромлян, я чаю, среди них меньше, чем ростовских людей.

– Заковать всех и в ямы, – коротко отрезал Олег Святославич.

– Своих ростовских дружинников князь Мономах с тебя стребует.

– Пускай требует. Не его воля здесь, а моя.

– В Муроме сядешь, князь? – поинтересовался Колыван Власьич, из-за плечей которого выглядывали Вахрамей с Мстишей. – Город торговый и небедный, но тебе здесь невелика честь. Не пощупать ли нам Ростовскую землю? Мономах у тебя Чернигов отнял, а ты у него отбери Суздаль.

– Владимиру так и эдак теперь воевать со мной, – убежденно сказал Олег. – Поглядим, чья пересилит.

– А ты не гляди, князь, – с задором выкрикнул из-за спины отца Вахрамей. – Ты руку протяни да возьми себе Мономаховы города. А просто глядеть небось скушно!

– Зубастые у тебя сынки, Колыван, – рассмеялся Олег.

– Моя выучка, – похвалился боярин и, повернувшись, взял старшего за ухо. Сказал тихо: – Не лезь вперед отца!

Князь ушел в хоромы, прихватив с собой одного Ярослава. Здешним холопам уже велено было готовить пир на всю дружину. Олег прошелся по терему, где никогда не бывал и где жили большей частью не князья, а их посадники. Набрел на робеющего ключника.

– Много ль моего имения утекло в Переяславль, пока Изяслав княжил? – осведомился князь.

– Нисколь не утекло, вся дань тут оседала, – затрепетал раб. – Позвать тиуна, хозяин?

– После, – отмахнулся Олег. – Не до того мне. Снаряди холопа пошустрее в дружинный обоз, там пусть разыщет чернеца Нестора и велит ему быть ко мне. Да поскорее!

Князь сел на кресло в светлице, где советовался со своей дружиной юный Изяслав, откинул голову и устало прикрыл глаза.

– Ну, братец, – обратился он к Ярославу, – хороша ль тебе Русь? Иль в латынцах веселей жилось?

– Без своего владения нигде не весело, брат. Хочу просить тебя, – с жаром сказал тот, – отдай мне на княжение Муром!

– Ишь чего захотел, – усмехнулся Олег, раскрыв глаза. – А я где сяду?

– Не знаю. – Ярослав сделался вдруг бледным. – Только я тебе Муром не отдам! Я с ним обручился.

– А я еще в Стародубе, когда в первый раз тебя увидел, догадался, что ты с придурью, братец, – пожал плечами Олег. – Город не девка, чтоб с ним обручаться… Ладно, подумаю, куда тебя сажать. Сегодня победа легко далась. Плох тот воин, который не ищет других побед.

Холопы принесли вино и блюда с ломтями холодного мяса. Братья наскоро утолили звериный голод.

– Для чего позвал меня, князь? – раздался голос в дверях.

Олег Святославич неторопливо вытер руки и наставительно сказал:

– Раб не спрашивает, зачем зовет хозяин. Закрой дверь и поди сюда.

Нестор исполнил требование.

– Знаешь уже, что Изяслав убит?

– Знаю, князь. – Книжник осенился печальным крестом.

– Ну, я жду, что ж не поучаешь меня?! – уязвил его Олег, пытаясь заглянуть в глаза чернеца. Однако тот глядел в пол, не поднимая головы. – Секи меня словесным мечом, сокрушай булатом обличения. Излей на меня праведный гнев. А я послушаю да подивлюсь твердости твоей веры.

Нестор подавленно молчал.

– Давай же, чернец, суди меня! – остервенился Олег. – Скажи, что мне надо делать – посыпать голову пеплом, одеться во вретище и босым идти к братцу Владимиру, вымаливать прощения за то, что силой взял свой стол?

Книжник помотал головой и вдруг упал на колени, истово перекрестился.

– Не хочу более никого поучать, князь, – глухо молвил он. – Ныне молюсь только о своих грехах, гордыней нажитых. Если же впрямь хочешь успокоения своей душе, то покайся перед Богом о сгубленной жизни отрока, крестника своего.

– За что мне каяться? Не я его убил. Ты же говорил, что Изяслав сам себя накажет.

– А тебе, князь, подобало думать не о том, чтоб он был наказан, а о том, чтоб спасен был. Что ты сделал для этого? – книжник поднял на Олега молящий взор.

Князь не знал, как ответить.

– Скажи, что мне теперь делать, – повторил он спокойно.

– Напиши брату о гибели его чада. Пусть узнает от тебя, а не от других. Подумай о горе, которое ты принес отцу и матери отрока. Будь к ним добр сердцем и пошли слова утешительные. Этим не только своей душе поможешь, но и с князем Владимиром поладишь. Не станет он яриться на тебя за гибель детища. Уладитесь, как и хотели, когда целовали друг другу крест.

– Сделай, брат, как говорит этот монах, – воскликнул Ярослав.

Князь думал так долго, что Нестор, словно забыв о нем, стал молиться на образ Богородицы в углу светлицы.

– Прав ты, монах, – наконец произнес Олег, – в том, что лучше тебе поклоны бить, чем поучать князей. Зря я тебя позвал, желая услышать разумные слова. Если напишу Владимиру, он подумает, что я страшусь его. Не хочу унижать себя перед ним и его дружиной.

Нестор поднялся с колен.

– Иди в Спасский монастырь и оплакивай Изяслава, – велел князь. – Завтра похороню его там.

Когда книжник ушел, Олег сказал:

– Буду воевать с Мономахом, пока Бог меня не остановит! Назад пути нет. Мертвый Изяслав теперь всегда будет стоять между нами.

Ярослав сел на лавке поперек и притянул к груди колени.

– Я не хочу воевать с переяславским князем. Ты клялся на распятии в Стародубе, что замиришься с братьями.

– Не будь дураком, Славша, – отрубил Олег, – и не верь клятвам. Получишь Муром тогда, когда я добуду себе другой стол. Тебе придется воевать.

Ярослав тяжко вздохнул, воскрешая в памяти образ языческой девы-воительницы. Для того, чтоб найти ее, он готов был обойти хоть всю Русь. Но не много ли крови она потребует взамен его непролитой? И стоит ли она того, чтобы ценой этой крови сделаться княгиней муромской? Стоит ли эта дева его покаяния?

17

Митрополитов, назначенных из Царьграда, Русь встречала в низовьях Днепра у крепости Олешье. Киевский князь Святополк Изяславич, узнав о новом владыке первым, первым же отправил в днепровское устье своих послов. Без малого месяц пять княжьих лодий стояли у пристаней, а послы скучали, пока дожидались митрополита с его многочисленной свитой. Сойдя с греческой галеры, митрополит Николай сурово оглядел свою новую паству. Но узнав, что среди послов нет людей князя Мономаха, расправил морщины на широком лбу и благословил киевских мужей. Лодьи, ощетинившиеся сорока веслами, бодро пошли вверх по холодеющим на зиму водам Днепра.