Расплата

3

Что же стало известно полиции?

Между девятью и десятью часами утра генерал Миллер вышел из своей скромной квартиры в Булонии. На нем был светло-серый костюм, весьма поношенная серая шляпа и бежевый габардиновый плащ английского фасона без пояса. В руках — темно-коричневый портфель. Ни в штабе РОВСа, ни в Галлиполийском собрании генерал Миллер не появлялся. Евгений Карлович был очень пунктуальным человеком во всем до педантизма. Если он задерживался, пусть не надолго, к семейному обеду, обязательно телефонировал — предупреждал жену и дочь о каких-либо непредвиденных обстоятельствах и непременно информировал о сроках своего возвращения.

В тот день Миллер домой не позвонил. Встревоженные родственники уже вечером обратились к полиции. Забеспокоились и в штабе РОВСа: в определенный час генерал не появился в офицерском обществе Северян. С заявлением выступил адмирал Кедров. Он безапелляционно заявил: «Миллер и Кутепов — несомненные жертвы большевиков». Направляясь на свидание с неизвестным лицом, Евгений Карлович, вероятно, считал его германским военным агентом в Прибалтике, сопредельной с СССР стране, несомненно располагающим важными сведениями. Из того факта, что начальник РОВСа не сообщил о встрече никому из своих сотрудников, Кедров делал предположение об обязательстве гея дола Миллера держать предстоящее свидание в абсолютной тайне, так как военный агент либо лицо его заменяющее, действовали без ведома своего начальства, под контролем французских агентов. И поэтому особо дорожили соблюдением тайны. Вероятно, у генерала Миллера в последний момент возникли определенные подозрения о ловушке, не перешедшие, однако, в уверенность. Он пошел на свидание один, чтобы не спугнуть «дичь», ограничившись лишь уведомлением своего сотрудника о том, что оставляет письмо на имя генерала Кусонского, которое должно быть вскрыто не ранее десяти часов вечера — в случае, если генерал не вернется и не заберет своего послания... Сейф начальника РОВСа был вскрыт в начале десятого. Извлечена записка, повергшая присутствующих в состояние растерянности и крайнего замешательства. В ней сообщалось: «У меня сегодня встреча в половине первого пополудни с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и улицы Раффе. Он должен пойти со мною на свидание с двумя немецкими офицерами, вероятно, военными атташе при лимитрофных государствах Штроманом и с Вернером, служащими в здешнем посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка и, на всякий случай, я оставляю эту записку. Генерал-лейтенант Миллер».

Кусонский и Кедров тут же вечером кинулись разыскивать Скоблина. Имея собственный дом под Парижем (никто, как оказалось, не знал — где), Скоблин, частенько приезжая на своей машнне, останавливался в скромном отеле «Паке» на улице Виктора Гюго. Они разбудили ничего не понимающую хозяйку. Она показала: «Супруги — наши старые клиенты. Обычно они приезжали под вечер и занимали комнату на день-два, реже — на несколько часов, до утра. Устроившись, приводили себя в порядок и обычно вскоре уходили. Но в последний приезд мадам меня разбудили: какой-то русский обязательно хотел видеть генерала Скоблина. Был второй час. Я указала ему номер месье на первом этаже. Он прошел вслед за мной, разбудил месье и минут через пятнадцать-двадцать оба они ушли. Больше месье Скоблин ко мне не возвращался».

Кедров вспоминал о ночном разговоре в помещении штаба РОВС, который он провел в присутствии генерала Кусонского, запротоколировавшего всю беседу.

Кедров (почтительно): Ваше превосходительство, вас спешно требуют на улицу Колизе.

Скоблин (недовольно): Я уже лег спать. Что там случилось?

Кедров: Генерал Миллер пропал. Вы, генерал, последний, с кем виделся начальник РОВСа. Поэтому и гфишлось побеспокоить вас. Просим прощения за столь поздний визит.

Скоблин: Это неверно, господа. Я видел генерала Миллера лишь вчера вечером.

Кедров: У меня имеется доказательство — у вас было назначено свидание с генералом Миллером в половине первого пополудни.

Скоблин (оскорбленно): Извольте немедля ознакомить меня с вашими доказательствами, адмирал.

Кедров: Вот. Прошу вас, письмо Миллера.

Скоблин: Нет, нет. Все это подделка, провокация. Я отвергаю. Письмо написано кем-то другим. Я даже таких улиц не знаю.

Кедров: Подумайте хорошенько, Николай Владимирович. Может быть, вы все-таки сообщите нам чтонибудь?

Скоблин: Уверяю вас, я ничего не знаю.

Кедров: В таком случае нам всем следует пойти в полицию.

Скоблин: Извольте, я готов. Хотя абсолютно не понимаю, в чем меня подозревают. В предательстве собственного начальника?

Кедров: Мы далеки от подобной мысли. Но не исключаем возможности, что начальника РОВСа завлекли в ловушку, пользуясь вашим именем, генерал.

Скоблин: Полагаю, вы не приставили к двери часового, который станет сопровождать нас в комиссариат?

Кедров: Мы трое должны немедля сделать общее заявление для полиции. И это все, что мы обязаны сделать в настоящих условиях исчезновения Евгения Карловича.

Скоблин: Хорошо. Я подчиняюсь....

По окончания разбора Скоблин первым вышел из управления РОВСа, быстрым шагом направился к лестнице и, не сказав ни слова, стал спускаться. Кедров и Кусонский — следом. Оказавшись на улице, они увидели, что Николай Владимирович... исчез. И даже тут генералы не подумали, что он сбежал, подтверждая свое участие в деле Миллера. Предположив, что Скоблин, взволнованный событиями, поехал в гостиницу предупредить жену, они наняли такси и помчались в отель «Паке», надеясь там найти подозреваемого. Именно подозреваемого как несколько раз подчеркивал Кедров: в русской офицерской среде, где отношения основываются исключительно на взаимном доверии, обвинение в предательстве расценивается как нечто чудовищное и невероятное. Русский офицер может быть заподозрен в предательстве тогда, когда он сам прямо или косвенно подтвердит этот факт. В случае с генералом Скоблиным лишь его бегство из штаба РОВСа могло служить основанием для подобных подозрений, который офицерский суд чести мог предъявить .ему, потребовав подробных объяснений. Итак, генералы направились в «Паке», чтобы поговорить с Плевицкой, если ее мужа не окажется в отеле.

Надежда Васильевна плача вышла в вестибюль. Она была одна.

— Не приезжал ли Николай Владимирович? — спросил Кедров.

— Боже мой, — повторяла она в странном волнении. — Мой муж исчез. Где он? Что с ним? Что вы сделали с Колей? Умоляю, скажите правду, господа! Где Николай Владимирович?

— Он вышел из управления и пропал, — Кедров и Кусонский пытались успокоить Плевицкую. Эпизод произвел на них тяжелое впечатление...

Впрочем, в те первые дин таинственного исчезновения Миллера, существовала и другая версия его похищения — после того, как д поиску подключилась французская полиция.. Плевицкая была арестована тотчас же в отеле. Следствие начало активно допрашивать всех, знавших Миллера и Скоблина. Генерал Кусонский подтвердил: «Записка была написана руководителем РОВСа на полулисте белой бумаги, характерным почерком, ие вызывающем сомнений, чернилами, от руки, в за клееном конверте с надписью «генералу Кусонскому». Я спрятал ее в свой письменный стоя вместе с деньгами и достал из ящика лишь ночью, когда меня вызвали на улицу Колизе. Конверт был в полной неприкосновенности. Я распечатал его и передал адмиралу Кедрову, а затем — чинам уголовного розыска комиссариата XVI района».

Далее версии все более расходятся. В четверг, около 11 утра, генерал Скоблин был якобы арестован и доставлен под охраной французских полицейских в помещение Галлиполийского общества на улицу Фэзандери, где собрались председатели воинских организаций и начальники групп (в том числе группы Туркула, отколовшейся из РОВСа). Адмирал Кедров сообщил обстоятельства исчезновения Миллера. Его информацию дополнил полковник Мацы л ев, якобы встретивший генерала накануне около пяти часов пополудни возле квартиры Евгения Карловича и его супруги. На вопрос Мацылева, куда он торопится, Скоблин ответил, что намерен нанести визит генералу Деникину и поблагодарить его за участие в празднике корниловцев.