Дело генерала Раевского

Потом долго сидел за столом скрестив руки, положив их на плечи. Взял в руки со стола книгу и наугад раскрыл её. И стал читать нечто из раскрытой книги отрывками, негромко, для самого себя: «Ибо что считается в супружестве самым утешительным, то самое растворено горечью. Между благами супружеской жизни почитается неразрывность, по сказанному: «...еща Бог сочета человек да не разлучает, но таким образом и оковы и узы должны почитаться благом, ибо супружество — те же оковы...»

Посидел некоторое время молча и продолжил чтение: «Как бежавшие рабы, кроме того, что скованы каждый порознь, связаны ещё и один с другим, дабы, вместе скованные, они по необходимости следовали друг за другом и не могли отделиться один от другого: так связаны и души супругов, каждый из них, имея заботу о самом себе, в то же время утесняем бывает другою заботою, наложенною на каждого союзом супружества».

Он долго сидел при свече. Он читал про себя, и перелистывал страницы далее, и возвращался вновь на прочитанное. Пока там, в дали ещё более безмерной, чем горы, начал брезжить рассвет. В конце концов он вернулся к страницам первоначального чтения и принялся вновь читать громко с интонацией настойчивой, как бы в память свою внедряя читаемого слова? «...сказала Ставрофила. Но так как эти оковы общие, то супруги взаимно друг другу помогают, и тяжесть, разделённая между двоими, бывает легче».

Этим утром, не взошло ещё солнце, Николай Раевский принял решение жениться.

ИЗГНАНИЕ

1

Ночевать я остался в житнице. Я не поехал домой. У меня было два отгула, и я мог на службу не являться. Домой поехать я, конечно, мог бы. Ничто этому не мешало. Да и дорога в полупустом полуночном автобусе сама по себе тоже была привлекательной. Можно было в одиночестве более часа сидеть у окна и думать, о чём тебе угодно. Смотреть, как мелькают за окном дорожные огни пригородов, дачных посёлков, встречных машин, которые появляются неизвестно откуда и неизвестно куда улетают. Такое пребывание в позднем автобусе всегда успокаивает, отрешает от тьмы забот и житейских обстоятельств, которые в обычное время не дают человеку задуматься над чем-то достойным и несуетным, «Суета сует и томление духа...»

Я остался здесь по настойчивому внутреннему желанию как можно ближе узнать этих странных людей, странных только для нашего, всё поломавшего и всё исказившего времени. Пока с ними ничего не случилось, поближе разглядеть их. Мне стало казаться вдруг, что им что-то угрожает, что-то с ними должно случиться. Само по себе появление в нашем обществе таких людей, безусловно, должно было вызвать праздное внимание. Люди молодые, красивые, дружно живущие, независимо и открыто лелеющие свою независимость. Да ещё и умные! Умные явно и даже, может быть, талантливые. Такие редкие сочетания таких личностей в наше время... Сама ситуация, сам настрой всего течения жизни явно должны, так или иначе, зацепить Олега и Наташу, весь ход жизни нашей не выносит подобных сочетаний. Ещё и умны! Да, судя по всему, талантливы. Живут не нищенствуют! Какие-то библиотекарша и фотограф. Что им надо? Ибо сказано:

И этот странный Евгений Петрович, так внезапно появившийся в Горках под Бородином и так спокойно привёзший меня прямо к дому Олега и Наташи, словно сюда он уже не раз приезжал запросто.

Ничего нельзя сказать плохого об этом Евгении Петровиче. Он ничего плохого не делает. И никому, может быть, не сделал зла. Но что-то от него исходит и заставляет меня сегодня, этой ночью, под этой звучной крышей под ровное, мерное тиканье жука-часовщика в стене тревожиться и ожидать чего-то недоброго.

Кто же этот странный иудей, за три века до рождения Иисуса Христа писавший эти великолепные слова? Этот, судя по разного рода сопоставлениям, иерусалимец, вкусивший уже эллинской мудрости и шагнувший сквозь неё? Он был весьма и весьма образован, не только умудрён, два персидских слова он употребил на страницах рукописи. Он, может быть, вышел из стоиков?.. Но... Но кто же он на самом деле и почему ему внимают горы и пустыни, моря и озера, города и деревни, пальмы и берёзы?

А может быть, слова сии принадлежат царю. Именно Соломону? Есть многие и были на свете, кто этому сыну Давида принадлежность их утверждают. Пусть они утверждают. А мы будем в них просто вслушиваться, в слова:

И что-то всё же тревожит, хоть ночь тиха, только слышно, как с сосен и берёз на крышу осыпается иней. Но... но всё так шатко и неопределённо, особенно для тех, кто хочет сделать доброе дело, составить честную жизнь, помочь оступившемуся, сохранить чью-то добродетельную для всех память.

2

Проснувшись, я увидел в окно утяжелённые инеем деревья, на них блистающие хлопья инея, а над инеем голубизну неба. Такая голубизна бывает только ранней весной, её ещё иногда называют лазурью, когда становится она особенно пронзительной и особенно радостной. Умывание и завтрак остались позади. Мы вскоре уже сидели за столом. При ярком свете дня заметил я, что Наташа подвергла волосы свои какой-то обработке, потому что они стали значительно светлее. Волосы сделались золотистыми, как свежие берёзовые стружки. И это меня удивило. Но на одно лишь мгновение, потому что я нетерпеливо ждал начала чтения. Правда, меня, как и прежде, удивило, зачем или, может быть, почему Наташа при каждом чтении рукописи сидит за столом, внимательно следит по тексту, как-то необычайно бережно страницы перекладывая. Впрочем, последнее обстоятельство, надо заметить, меня удивило не очень.

3