Тропою волка

— Проклятье! — ругался Пац. — И когда у них закончатся порох или ядра?! Они, похоже, все это производят там, за стенами крепости! В таком случае нам гамон!

Подошел адмирал. На этот раз он поступил хитрее: корабли пристали к берегу на почтительном расстоянии от замка, а к самой крепости флибустьеры Лапусина подплывали на длинных гребных галерах, которые заметить издалека было не так уж и просто, в отличие от парусных судов. Тем не менее защитники, пусть и поздно, но все же заприметили капитана и открыли прицельный огонь. Лапусин пошел на абордаж прямо со стороны реки. Его людям по канатам и кошкам удалось-таки ворваться в замок, но удержаться лапусинские пираты, тем не менее, там не сумели. Короткий бой на саблях выиграли солдаты Юшкевича. Не так уж прост оказался Тикотин, не так уж силен и отважен Лапусин. Тем не менее через месяц, в феврале 1657 года, замок был в конце концов взят именно благодаря адмиралу. Михал же предостерег и солдат Паца_у и матросов Лапусина от грабежа и разбоя, и лишь лично Михалу Радзивиллу сдал шпагу Юшкевич, который попал в плен, получив ранение.

Чуть позже, в марте во время сейма в Бресте Сапега с Юрием Глебовичем в присутствии Михала активно обсуждали судьбу Тикотинского замка.

— Замок — это имущество Радзивиллов! — возмущался Михал. — Он должен отойти к нашей семье! Дочь Януша Анна имеет прямые законные права на Тикотин, так что, спадары, не ломайте копья!

Сапега краснел, как вареный рак, и кричал:

— Януш Радзивилл предал короля! Его имущество отходит к нам, победителям!

— Ну, так, может, отдать половину замка Лапусину? — хмурил черную бровь Михал. Он готов был ударить Сапегу по лицу. «Боже, как прав был Кмитич! — думал Михал. — Старый хитрый и жадный лис — вот кто наш новый гетман, будь он неладен!»

Возмущенный Михал уехал в свою Белую, чтобы, главным образом, успокоить нервы и обдумать дальнейший план своих действий. Белая была его вторым любимым, после Нес-вижа, местом. Красивое уютное поместье, проектирование которого отец Михала Александр Людвик поручил люблинскому архитектору Павлу Негро. Тот выбрал живописное место вблизи розлива реки Кшны. Дворцовый комплекс, окруженный с трех сторон широким рвом и земляными валами, спроектированными по староголландской системе, представлялся Михалу хорошим укреплением в случае нападения московитов. Но сюда, полагал Несвижский князь, они уж точно не доберутся… С каким нескрываемым удовольствием въезжал Михал в замок через мост и прекрасную позднеренессансную браму, видом и формой напоминавшую римскую триумфальную арку. Это был его самый любимый еще с детства элемент всего замкового комплекса. Тут он однажды стоял с Анной Марией Радзивилл и хвастался свершениями своего отца, а та, как обычно делают все дети, хвасталась своим. Потом они со смехом целовали друг друга в губы…

Дворец был совсем новым, его строительство начали в 1622 году по приказу отца, а закончили совсем недавно. Он был оригинальным, отличался большими соединительными объемами и не имел внутреннего двора. Четыре угловых бастиона и система аркад в продолжение главного фасада придавали строению типичный характер раннего барокко, что так любили короли из шведско-польской династии Ваза, к которым принадлежал и Ян Казимир. Особой гордостью Радзи-виллов был католический костел Святой Анны, построенный еще в начале XV века, и реформаторский арианский храм.

Все это встретило Михала привычной тишиной, цветущими белым молоком садами и покоем. Но как же ошибся Несвижский ординат! Не было спасения от нескончаемой лавы войны и здесь, в этом тихом и, казалось бы, райском местечке. Грохочущий поток войны дополз и до безмятежной Белой, приютившейся вблизи польской границы. 27 апреля на резиденцию неожиданно, словно с неба свалившись, напали московские войска с наемными казаками. Спешно и суетливо Михал стал организовывать защиту. Тщетно. Его никто не слушал. Комендант крепости приказал выбросить белый флаг.

— Ну уж нет! Я им не сдамся! — крикнул Михал, впрыгнул в седло и пришпорил коня. Лишь он один из всех защитников покинул окруженный дворец, пролетев на своем горячем коне прямо через позиции казаков.

— Трымай го! — кричали где-то за спиной у Михала казаки. За князем устремились четыре всадника, причем первый на стремительном скакуне стал нагонять Михала, норовя сбить беглеца длинной пикой. Но Михал выхватил из седельной кобуры пистолет и не глядя, отведя назад руку, выстрелил почти в упор в круп казацкого коня. И конь, и его всадник кубарем полетели по пыльной дороге, остальные же отстали, а Михал ускакал обратно в Подляшье…

Но над Литвой нависла новая беда: с юга шли венгры Дер-дя Ракоши и шведы Карла Густава. В мае 1657 года двадцать тысяч венгров, румын и прочих жителей Трансильвании при поддержке двенадцати тысяч казаков Хмельницкого под началом Ждановича через Карпаты подошли ко Львову, признавшему Ракоши своим королем, но не впустившему в ворота его армию, затем переправились через Буг и пошли на Брест. В тот момент в Бресте стояли полки Сапеги и Станислава Потоцкого, ожидавших подхода Винцента Гонсевского. Узнав о приближении врагов, Сапега спешно покинул город, оставив в Бресте лишь двухтысячный наемный гарнизон. Сам же гетман подался к Каменцу, а Потоцкий — к Сандомиру. Но и немецкий комендант Бреста не решился воевать и капитулировал. Все вооружение фортеции забрали шведы, к которым примкнула и часть брестского гарнизона — 1 700 немцев.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но выяснилось, что против Швеции на стороне Польши собирается выступить Священная Римская Империя и уже выступила Дания. Как только вести об этом долетели до ушей Карла Густава, он спешно увел свою часть армии из Литвы в Данию через Германию. Так шведский король окончательно оставил многострадальную землю Речи Посполитой и со своим небольшим, но сильным войском застал датского короля Фридриха III совершенно неподготовленным, ожидающим помощи из Польши. Шведы, вторгшись с юга, легко заняли всю Ютландию, чем предупредили высадку датчан на берег юга Швеции. Дания была в руках шведского короля.

Так Карл Густав с честью вышел из сложной для себя ситуации в Польше. Правда, оставались еще новые подданные литвины, но отношения с ними портились — король не выполнил своих обещаний, не освободил страну «до последнего камня от московских захватчиков»… Так заслужил ли он за это Жмайтию и Курляндию, куда его добровольно впустили литвины? Вчерашний верный союзник Карла Фредерик Вильхельм, также радуясь, что шведы ушли в Скандинавию, теперь готовил документы для подписания мира с Речью Посполитой. Прусский курфюрст даже соглашался пойти под вассальное подданство «Народной республики», как уже однажды и было. Единственное жесткое требование, которое предъявлял Вильхельм Яну Казимиру, — амнистия его «троюродному дедушке» Богуславу Радзивиллу. Этого человека он безмерно уважал за его мужество, прозорливость и несгибаемость. Все, кто хоть раз воевал плечом к плечу с Богусла-вом, восхищались храбростью этого литвинского рыцаря и его стратегической смекалкой. Но только не Ян Казимир. Обиженный на Слуцкого князя польский король готов был вычеркнуть этот пункт из договора, но его крестник, Михал, настоял, уговорил, и Ян Казимир сдался — Богуслав был прощен.

Жизнь продолжалась во всех смыслах. 3 июля 1657 года в россиеновском доме Биллевичей поднялся ужасный переполох. На две недели раньше установленного лекарем Якубом Стравинским срока у пани Биллевич-Кмитич начались схватки. Ужас-най перебранка началась между Труде и Стравинским. Жмайт-ская женщина гневно протестовала против того, чтобы уложить Алесю в кровать для принятия родов, как настаивал врач.

— Поймите, пани Труде! — говорил Стравинский. — Я долго учился врачеванию и принятию родов во Франции при дворе самого короля Людовика! Во Франции никго уже не рожает сидя, как вы хотите, но только лежа! Это удобней и безопасней!

— Падлас! — гневно сверкали голубые глаза женщины. — Кому удобней, пан лекарь? Роженице?! Не смешите меня, милый мой пан Якубе! Это удобно вам, докторам, так принимать роды! А мы испокон веков рожали на кукишках и будем так рожать, как наши матери и бабки! Я что, плохо выгляжу? Меня тоже рожали сидя, как и я, сидя на кукишках, рожала всех своих четырех детей!