Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

Последние годы долгого правления сёгуна Токугава Иэнари (1787–1837) были отмечены природными бедствиями и голодом, что, однако, ничуть не приуменьшило вызывающую экстравагантность самого сёгуна, а казну Бакуфу оставило по-прежнему пустой. Начиная с 1832 года случилась целая серия недородов, особенно в 1833 году; в 1836-м был самый большой неурожай, сокративший производство риса и других зерновых почти до половины обычной нормы. Результатом этого было неуклонное повышение цен на рис, достигшее в 1837 году катастрофически высокого уровня. [497] Голод поразил беднейшие сельскохозяйственные регионы и все большие города. Как обычно, власти и не могли, и не желали принимать необходимые срочные меры для защиты населения, и все стало быстро приходить в нищенское состояние. Даже в Нагоя, где была предпринята попытка как-то ослабить давление, весной 1837 года на улицах валялись 1500 непогребенных тел. [498]

Осака, экономика которой в значительной степени контролировалась Коноикэ и несколькими другими торговыми домами в тесном сотрудничестве с муниципальным начальством, бурлила неповиновением. Атобэ — Высший Муниципальный Управляющий, с грубостью, напоминающей поведение английского правительства во времена ирландского картофельного голода, случившегося несколько лет спустя, не колеблясь исполнил директивы Бакуфу отправить морским путем в Эдо рис из осакских амбаров, и без того истощенных, вздувая, таким образом, цены еще выше и приводя городское население на грань голодного вымирания.

По мере того, как обстановка в городе ухудшалась, Осио наблюдал за людской нищетой со все большим негодованием и, в резком обращении к властям, заявил, что голод не был, как объясняли конфуцианцы «карой небес» (тэнсан), но «деянием правительства» (сэйсай). Устрашенный страданиями, очевидцем которых он был на улицах Осака, и полуразвалившимися хижинами в окружающих деревнях, он написал серию стихотворений в китайском стиле, в которых говорил о несчастных, собиравших мертвых птиц для еды, или родителей, оставлявших своих детей умирать от холода, поскольку не могли прокормить их. [499] Его сочувствие страдающим массам обернулось яростью в отношении коррумпированных, ленивых чиновников и наглых торговцев, которых он описывал в строгих, пуританских терминах конфуцианского ученого, как забавляющихся на дорогостоящих банкетах вином, прекрасными блюдами и танцовщицами. Однако, слов было недостаточно. Теперь, в начале 1837 года, у Осио наконец-то появилась отличное поле для той деятельности, которую предписывала его философия.

По мере того, как голодное состояние в Осака продолжало ухудшаться, и становилось ясно, что официальные лица не собираются делать ничего для улучшения положения, Осио послал Атобэ петицию с просьбой отпустить рис из государственных кладовых, чтобы накормить страждущих; одновременно он обратился к Коноикэ, Мицуи и другим крупным представителям торговых домов, настаивая, чтобы те выделили деньги для несчастных. [500] После некоторого колебания торговцы, очевидно действуя по приказу Атобэ, отклонили просьбу. Сам Атобэ не только отказался открыть кладовые, но еще с презрением пригрозил Осио наказанием за подачу «прямой петиции» (госо), за то, что тот вмешивается в общественные дела, не имея официального статуса. Неудача с обращением и факт, что такая посредственность, как Атобэ, стоит во главе правления в столь критический момент, убедили Осио — если у него вообще были какие бы то ни было сомнения, что легальным, ненасильственным путем ничего не добьешься.

Вскоре после этого Осио предпринял действия, привлекшие к нему массу последователей, а позже — почитателей. Для сбора средств он продал то, что, как ученый, ценил больше всего — свою библиотеку из приблизительно пятидесяти тысяч томов. Эта драгоценная коллекция дала ему сумму около одной тысячи золотых рё (где-то 6000 долларов по современным ценам), большинство из которой он распределил среди нуждающейся части горожан. Щедрость, хотя и объявленная Атобэ неблагородным атом саморекламы, завоевало ему широкую популярность в Осака. Одновременно с раздачей денег бедным, Осио втайне купил пушку, дюжину ружей и несколько сот мечей; он также нанял эксперта по огнестрельному оружию для тренировки своих сподвижников в обращении с ним. Знание, приобретенное им из книг, давало теперь действенные плоды в общественной сфере.

В марте 1837 года Осио приказал распространить свои Требования («Гэкибун») среди «народа и крестьян» в четырех районах вокруг Осака. Это явилось прямым подстрекательством к восстанию, и дороги назад теперь уже не было. Отпечатанные копии Требований были разосланы по деревням в шелковых мешочках шафранового цвета с синтоистским заклинанием из Великого Храма в Исэ и благопристойной надписью «послано Небом» (тэн ёри кудасарусоро). Поскольку документ был написан на сложном китайском языке, [501] большинству потенциальных читателей оно мало что могло сказать, однако подобные практические вопросы мало занимали Осио.

Требования начинались с указания на недавнюю серию землетрясений и других природных бедствий, которые, как в добром конфуцианстком стиле замечал Осио, явились знаками гнева Небес в отношении коррумпированных, ищущих личной выгоды чиновников правительства Бакуфу. Эти предостережения, однако, не были услышаны. Рис на кораблях был отправлен в Эдо, в то время как население Осака голодало; начальство же, ответственное за тяготы народа, продолжало купаться в мирских удовольствиях вместе c рисовыми торговцами, актерами и продажными женщинами.

Затем последовал призыв к действию. Невозможно, писал Осио, продолжать в молчании сносить несправедливость. Пришло время всем искренним людям восстать и «обрушить месть небес» (тэмбацу) на коррумпированных чиновников и скаредных торговцев, преуспевавших за счет бедных, накапливая рис и другое продовольствие ради своих эгоистичных выгод. Виновные в этом, включая высших муниципальных управителей, должны быть строго наказаны, а продукты немедленно распределены среди нуждающихся. Начиная свое вооруженное «очищение от несправедливости», Осио призывал вламываться в местные правительственные конторы и сжигать все книги с регистрацией ежегодных поборов, а также все прочие документы, на которые власти опирались при сборе налогов. Если какой-либо чиновник заподазривал о планах восстания, он должен быть немедленно убит. Как только жители деревень узнавали о начале восстания в городе, им следовало бросаться на подмогу и помогать уничтожить негодяев, ответственных за их несчастья. Тогда, наконец, станет возможным стереть с лица земли накапливавшуюся веками коррупцию и вернуться к истинному, высокоморальному управлению, которым Япония наслаждалась во времена Дзимму, основателя императорской династии. [502]

Нам неизвестно, когда именно Осио решился на вооруженное восстание. Традиционно отсчет начала выступления ведется от вспышки его гнева в адрес правительства, в частности — Атобэ, за неумение справиться с голодом 1836-37 годов. Однако решение было принято за несколько лет до этого, вероятно — когда он только начал преподавать в своей Академии Очищения Сердец ради Обретения Внутреннего Видения. В Требованиях он подчеркивал моральную основу своего восстания, указывая, что у него и у его последователей нет намерений покорить страну и захватить политическую власть, но, подобно китайским героям позднего периода династии Мин, ими руководили исключительно искренние мотивы — та искренность, что обязывала их навлечь небесную кару на нечестивых. [503]

Практические цели восстания (если не иметь в виду планировавшегося немедленного уничтожения некоторых из наиболее отъявленных чиновников и торговцев, а также распределения продуктов питания среди голодающих) в Требованиях были очерчены довольно смутно; вероятно сам Осио не вполне ясно их себе представлял. Он особо подчеркивал, что это — не очередное эфемерное волнение, но что восстание продолжится до тех пор, пока не будет полностью восстановлена справедливость. Весьма сомнительно, чтобы он вынашивал какую бы то ни было особую программу. В его цели почти наверное не входило свержение феодальной системы Бакуфу; скорее он намеревался исправить несправедливости путем назначения на должности добродетельных чиновников.