Сага о Гудрид

Карлсефни считал, что в этом году они больше не столкнутся со скрелингами. И теперь, когда поселенцы покончили с неизвестностью и избавились от четырех вечно недовольных гренландцев, они наконец-то смогли порадоваться теплой, мягкой осени. Выпал легкий снежок и тут же растаял, и в бухте еще водилась треска, а тюлени уже направлялись к югу. Домашний скот пасся на лугах, и Карлсефни пока не собирался забивать его, разве что к праздникам, и Гудрид ловила себя на мыслях о том, что наконец-то она обрела сон по ночам.

Время казалось теперь бесконечным, как в детстве, и Гудрид замечала его движение только по тому, как рос и взрослел ее сын. Торкатла становилась все круглее и довольнее, а Эмма показала все свое мастерство: она научила Гудрид ткать чудесные узоры на лентах, а когда они выходили посидеть на двор, она показывала Гудрид такие красивые образцы вышивок, что та чувствовала себя настоящей богачкой, словно на дворе Карлсефни в Исландии, куда ей еще предстояло отправиться.

«Дома в Исландии». Гудрид произносила эти слова все чаще, наслаждаясь их звучанием, после того как нити, привязывающие ее к Виноградной Стране, становились все слабее. Ей нравилось здесь, но и она тоже предпочитала жить вместе с Карлсефни и ребенком среди своих, в Исландии. А здесь они были всего лишь поселенцами, чужаками! В Исландии она надялась иметь собственный дом, и еще много детей. Там по-прежнему оставались ее корни. Она хотела домой, в страну, не менее прекрасную, чем эта, и туда, где не было скрелингов.

Она редко видела теперь Арнейд и Гуннхильд, ибо мужья их решили, что люди Карлсефни могут соблазниться женскими прелестями. Арнейд сама с гордостью сообщила об этом Гудрид, но в голосе ее сквозило разочарование. А Гудрид лишь усмехнулась ее словам.

В канун Сретения Господня, облачным, штормовым днем, она сидела у очага, играя со Снорри, как вдруг дверь распахнулась и в комнату со стоном ввалилась Арнейд, закрывая рукой один глаз. Эмма схватила лампу и посветила ей в лицо, заставив показать, что такое с глазом: на его месте оказался фиолетовый кровоподтек. На щеках тоже виднелись синяки.

Гудрид уложила Снорри в люльку и перекрестилась.

– Кто же так поступил с тобой, Арнейд?

– Мой муж, – простонала она в ответ. – Гейр так разозлился, когда я сказала, что просто соскучилась по детям в Гренландии…

Гудрид протянула гостье тряпку, смоченную Эммой в воде. Арнейд приложила ее осторожно к глазу и продолжила:

– Он ходит такой злой с тех пор, как Гуннхильд похвалилась, что к лету ждет ребенка. А ведь она ненамного моложе меня, да и муж ее не сравнится с моим Гейром!

– Тяжело быть в разлуке со своими детьми, – осторожно заметила Гудрид.

– Им хорошо в доме у дяди: мы все вместе переехали туда, когда утонул мой первый муж. А я-то думала, что здесь у меня родится много детей, – просто сказала Арнейд. – Не знаю теперь, что и делать. Гейр говорит, что он хочет домой в Исландию, и там он купит себе двор на те средства, которые он скопил здесь.

Некоторое время женщины сидели молча, прислушиваясь к сопению Снорри. Внезапно Арнейд встала и со своей обычной деловитостью заявила:

– Люди говорят, что ты умеешь колдовать, Гудрид. Приворожи ко мне Гейра, чтобы он был со мной поласковее.

Гудрид показалось, что ее словно ударили, но она ничем себя не выдала.

– Я сделаю лучше: попрошу Карлсефни поговорить с твоим мужем. И еще я приготовлю тебе на глаз примочку, но без всякого колдовства. Я просто умею лечить людей.

Поговорив с Гейром, Карлсефни вернулся назад таким веселым, что Гудрид подумала расспросить его, как обстоят их дела. Они со Снорри сидели за домом, на лесной опушке. День выдался безветренный, снега не было, и только на пруду виднелась молочно-белая ледяная корочка. Гудрид шутливо начала:

– Так значит, Гейр исполнит все, как ты ему велел?

– Конечно, – безмятежно ответил Карлсефни, качая на ноге укутанного в меховые одежки сына. – Я сказал ему, что хёвдинг имеет право высаживать драчунов на берег при первой же необходимости. И когда мы поплывем назад в Гренландию, мы так и сделаем, если он не образумится. А потом я спросил у него, кто должен будет вынести его дело на тинг, если он убьет Арнейд. Он ответил мне, что этим займется Торгрим Тролль из Эйнарова Фьорда. И тогда я сказал Гейру, что он будет первым, кто похвалится победой над Торгримом. Пока Гейр переваривал мои слова, я спросил, сколько ему придется заплатить из приданого, если жена его пожелает развестись с ним, и кто будет мстить за него самого, если жена убьет его.

Услышав смех родителей, Снорри радостно залепетал, и синие глазенки его перебегали с отца на мать и обратно. А Карлсефни медленно проговорил:

– И наконец, я напомнил ему, что дома люди узнают о происшедшем только с наших слов, так что ему следует подумать, что будут рассказывать потомки о нашем общем путешествии.

Карлсефни и Бьярни согласились на том, что надо начинать готовиться к возвращению домой, как только закончится охота на тюленей. После однообразных зимних дней Гудрид радовалась оживлению и заботам. Дни становились все длиннее, и она теперь чаще выходила на двор, уча Снорри ходить. Теперь, когда зима подошла к концу, снег и лед уже не слепили глаза, и Гудрид частенько останавливалась, чтобы полюбоваться окрестностями.

– Тебе грустно, что мы уезжаем, Гудрид? – спросил ее как-то Карлсефни, увидев, что жена стоит погруженная в свои мысли.

Она медленно повернулась к нему.

– Я была так счастлива здесь… Мне казалось, что в этой земле – настоящий Рай… Но в тот день, когда был убит Торбранд, я начала думать, что здесь, наверное, Рай скрелингов, и мы пытаемся отнять его у них. Поэтому-то они и используют против нас оружие и колдовство. Что ты думаешь об этом, Торфинн?

Казалось, слова жены его позабавили.

– Я думаю, что мы начали собираться как раз вовремя. Потому я и спросил, не грустно ли тебе.

В душе Гудрид лишь на мгновение возникло разочарование: он не захотел ответить на ее длинные, путаные рассуждения. Но тотчас она улыбнулась и взяла его за руку.

– Как же я могу остаться здесь без тебя! Мы делаем правильно, что покидаем то место, где нас одолевают злые сил. Как ты думаешь, когда-нибудь мы вернемся сюда еще раз?

– Если судьба захочет этого. Возможно, в будущем эти места превратятся в обжитые, населенные, и наш Снорри станет богатым купцом как в этих морях, так и во многих других!

Карлсефни намеревался уехать пораньше, прежде чем скрелинги опять пожалуют к ним. На обратном пути они собирались останавливаться у берега, чтобы еще поохотиться. Гудрид радовалась, что поездка будет неспешной, ибо Снорри в таком случае не утомится. А ей самой нравилось забывать о времени, как это бывает в длительном морском путешествии.

Собираясь поохотиться на обратном пути и добыть себе мяса и рыбы, люди не имели надобности забивать овец, и было решено оставить их в Виноградной стране. Корма здесь было предостаточно, да и трюмы на корабле не будут перегружены. Гудрид представила себе, как обрадуются будущие поселенцы, когда завидят на берегу тучный скот, пощипывающий травку. Если, конечно, скрелинги не убьют их овец! Но другие животные обречены на убой, и надо успеть до отъезда высушить и прокоптить их мясо.

Оба корабля до отказа забили мехами, гагачьим пухом, моржовыми клыками и древесиной. Карлсефни распорядился, чтобы люди разобрали частокол и тоже погрузили на корабль. А из того дерева, которое привез с собой Карлсефни с юга, Снорри сын Торбранда вырезал светлую золотистую дощечку и отдал ее Карлсефни:

– Над этой дощечкой стоит поработать!

По вечерам Карлсефни вырезал из нее новый флюгер на свой корабль, а еще баловал своего сына Снорри тем, что дарил ему вырезанные из дерева игрушки. Мастерил он и весла, и иное снаряжение. По обе стороны флюгера радовали глаз искусно вырезанные звери, вплетенные в лозы с листьями, а сам флюгер гордо увенчивал собой мачту «Рассекающего волны», который стоял на якоре в бухте, свежевыкрашенный, с новенькой оснасткой.