Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Наследник весь аж пошел багровыми пятнами и заорал:

— Все зло от сего чертова семени! Жиды совершили Революцию в Франции, в России они пролезли на все посты, жидовка отбирает у тебя Прибалтику, а ты ей во всем потакаешь!

Тут уж почти все невольно отшатнулись от матушки и в ложе образовалось как бы пустое место. А посреди него матушкин стул и чуть ближе к сцене кресло моей бабушки.

Тишина стояла такая, что казалось — еще немного и грянет гром среди ясного неба. Даже на сцене все замерли. Актеры не станут играть, пока из царской ложи раздаются всякие выкрики. Потом кто-то из знати наверняка захочет поглядеть пропущенную сцену еще раз, так зачем потеть дважды?

Затем моя бабушка оторвалась от созерцания застывших актеров, обернулась к матушке и, чуть пожимая плечами, повинилась:

— Тяжело тебе с ним придется. Весь в отца. Не думает ни о приличиях, ни о своей голой заднице, ни даже — Империи. Где он кредиты намерен искать — не возьму в толк… Не был бы моей плотью — удавила б гаденыша.

Тут уж у матушки не выдержали нервы и она, забыв об обычной предосторожности, поклонилась Государыне и отвечала:

— Я исполню все тайные желания Вашей Милости!

Тут Наследник картинно взмахнул руками (он всегда любил "жест ироический") и воскликнул:

— Решено! Я — не стану вторым Густавом Третьим! Те, кто любит меня и готов живот положить в битве с сей саранчой — ура, за мной!!

Добрая половина двора бросилась вслед за будущим Императором и первым среди них — Кристофер Бенкендорф, а прочие сдвинули стулья ближе к центральным двум креслам и трагедия продолжалась.

Кстати, совсем забыл объяснить — при чем тут Густав III. Сей подлец в свое время получал от матушки весьма крупные кредиты на более чем приятных условиях и обещался, в свою очередь, обеспечить нейтралитет Риги в случае русско-шведской войны. Но он и не думал держать своих слов.

Матушка этого так не оставила и в 1792 году, через два года после ничейного исхода Шведской войны, Густава III — зарезали.

Впервые в истории Северной Европы Помазанник Божий пал жертвой наемного убийцы. Все следы заговора вели к нам в Ригу, но на шведских следователей было оказано колоссальное давление со стороны Англии (должной — полмиллиарда гульденов частным инвесторам) и в итоге выяснилось, что смерть Густава дело рук маньяка. Конечно же, — одиночки. Впрочем, с той поры матушку ни разу не решились надуть при сделке. Даже монархи.

Люди же, с коими матушка никогда не вела дел, (навроде — Наследника Павла), не зная подробностей, стали во всеуслышание болтать о существовании некоего "всемирного заговора", нити которого тянутся к некоему таинственному Рижскому Синедриону и главе его — Шарлотте Бенкендорф. Ну, что возьмешь с больных, да убогих?

По возвращении в Колледж страсти накалились. Две плотных толпы воспитанников, возглавляемые Наставниками, чуть ли не сцепились у мостков на наш островок. Только личное вмешательство самого Настоятеля Колледжа Аббата Николя предотвратило кровавую драму. Стороны уже взялись за шпаги, сторонники Павла прибыли на островок раньше нашего и теперь отказывались пускать нас за нашими же вещами.

Переговоры продолжались всю долгую, холодную и мерзостно-слякотную столичную ночь и к утру в нашей компании выработалось общее мнение, что нам нужны лишь наши вещи, а учиться под одной крышей с сей сволочью мы не станем, чего бы это нам ни стоило.

Были небольшие сомнения — что делать с русскими, пожелавшими примкнуть к нашей группе? Мы предложили им вернуть исконное православие, плюнув на католическое распятие и латинскую Библию. Средь них было много сомнений и в конце концов мы взяли лишь тех, кто согласился стать православным, но отказался осквернять святыни общие для всех христиан.

(В католическом Колледже того не учили, но по протестантским понятиям — нет различий в кресте протестантов с католиками. Тем более — нет ложных Писаний. Есть Писания на латыни, по коим грешно справлять лютеранскую службу, но от этого они не прекращают быть Святыми Писаниями!)

С католиками нам было не по пути, а существ, для коих нету Святынь (пусть даже и — католических!) я не считаю людьми. (Кстати, сам граф Спренгтпортен впоследствии говорил, что я поступил в лучших иезуитских традициях.)

Мы даже немного побили отказавшихся поганить святыни. Впоследствии это стало обычаем Эзельской Школы — мы (в иезуитском обличье) били новоприбывших за их лютеранство, требуя от новичков Отреченья от Веры. Если мальчик ради шкуры своей отрекался, его выгоняли, стойких же помещали в карцер, откуда они выходили уже нашими Братьями и — полноправными членами нашего "цеха.

Так в моем Управлении появились первые русские и я никогда не жалел, что принял этих ребят к нам на службу. Русский — обязан быть Православным и уважать чужую Веру при этом…

К утру прибыли бабушкины лейб-гвардейцы и матушкины конные егеря. Две детских толпы были наконец-то разведены и бабушкины охранники стали выносить нам из казарм наши вещи.

Все наше имущество было изодрано, запачкано и осквернено юными "павловцами" и я приказал ни к чему не касаться. (Кроме, разумеется, памятных вещей и — семейных реликвий.) Так мы покинули Колледж налегке, а за нашей спиной осталась гора изгаженных "павловцами" вещей. В прямом смысле этого слова — изгаженных.

Так кончилось мое обучение в столице и началась моя рижская жизнь. В следующий раз мне довелось прибыть в столицу только через шесть лет — в 1801 году принять участие в коронации Императора Александра I.

19 мая 1796 года жена Наследника Павла разрешилась от бремени мальчиком, названного Николаем. Николаем Павловичем.

С первой минуты после рождения придворные дамы, присутствовавшие при сем событии, стали шушукаться о том, что теперь с наследованием трона проблем не предвидится, — роды были очень тяжелыми. Мальчик родился в два раза тяжелее и в полтора — длиннее своих старших братьев, — Александра и Константина. Но больше всего поразил факт, который сразу стал анекдотом.

Павел был колченог и потому носил короткие сапоги. В длинных кривизна ног сразу бросалась в глаза — даже по швам. Точно такие же ноги были и у Константина. Александр же унаследовал ноги матери и любил щеголять во всем обтягивающем. Ножки его имели вид самый что ни на есть — соблазнительный, а попка — аппетитней попок многих и многих дам. Извините за эту "казарму.

Итак, у Александра ножки были — фигуристыми и он предпочитал сапоги мягкие, почти дамские, которые бы хорошо облегали ногу и подчеркивали достоинства фигуры Наследника. У новорожденного же ноги были невероятно длинны и очень мощны. До такой степени, что придворная дама, исполнявшая роль восприемницы от повитухи, при виде сих ног перекрестилась и воскликнула:

— Ну, наконец-то! Теперь и в этой семье есть кому носить ботфорты Петра!

Тут в дверь постучались и сказали, что Наследник желает знать о здоровье и статях новорожденного. Дама тут же передала мальчика на руки своим помощницам, а сама вышла к Наследнику, который стоял в окружении свиты, и рассказала:

— Это мальчик, Ваше Высочество! Настоящий богатырь, вырастет в подлинного гренадера! Я приняла роды у многих женщин и сразу могу сказать, кто в итоге получится из маленького. Мне частенько приходится кривить душой, но сегодня мальчик удался на славу — истинным русским богатырем! А ножки у него просто на радость! Несомненно мальчик будет… будет… носить… ботфор…" — тут несчастная мертвенно побледнела и упала в глубокий обморок.

Вернее, не упала. Потому что ее успел подхватить на лету Начальник Охраны Наследника. Генерал-лейтенант гренадерского роста и богатырских статей — Кристофер Бенкендорф. Он стоял совсем рядом с Наследником и последние слова впечатлительной дамы были обращены скорее к нему, чем к Принцу. Вернее, не к нему, а к его сапогам — огромным, тяжелым, надраенным до зеркального блеска ботфортам, которые заканчивались, извините за подробность — "у самых… причиндалов", а те как раз получились на уровне грудей восприемницы. И груди Наследника.