Великая судьба

— Да, жанжин, — покорно кивнул дзанги и, пятясь, вышел из палатки.

Максаржав подумал: «Вот за таких трусов отдали свою жизнь прекрасные люди... Но мы не допустим, чтобы поработили нашу родину. Правда, русских будет нелегко победить. Где бы нам добрых коней достать?..»

Однажды Максаржаву доложили, что явился залан[Залан — помощник командира полка.] Лхам-сурэн.

— Это имя я где-то слышал. Да-да, это тот самый залан. Помню, помню... Когда брали Кобдо, он поймал двух беглецов управляющих, которые пытались удрать со всем своим добром. Пусть войдет, — сказал Максаржав.

— Жанжин, — обратился к Максаржаву Лхамсурэн, — в пади Мухар белогвардейцы уничтожили несколько семей. Угнали у меня коней, меня самого арестовали и хотели убить, но, к счастью, я сумел убежать, пока они разглядывали скакунов богача Насана. Я пришел к вам вместе с моими младшими братьями.

— Ты мудрый и честный человек. Помнится мне, ты очень хорошо произносишь благопожелания и хорошо готовишь. Ты был удостоен звания залана в нашем последнем походе?

— Да. В награду за то, что хорошо сражался, я получил двух коней и звание залана.

В разговор вмешался Дэрмэн:

— Жанжин, нам нужен человек, чтобы держать шелковые поводья вашего коня во время торжественных церемоний.

— Вот и возьми Лхамсурэна.

А залан подумал: «Чем погибать от руки врага, сидя дома, лучше погибнуть в бою. Настоящий мужчина должен быть воином!»

Вернулись разведчики и доложили:

— Белые разграбили монастырь Самгалдай. Они убивают людей, грабят и разоряют аилы. Численность их невелика, но они хорошо вооружены. Очень злобствуют!

Максаржав тотчас же построил отряд и двинулся на поиски белогвардейцев. Он видел трупы повешенных на колоннах храмов, монастырские ламы выходили навстречу Хатан-Батору и, низко кланяясь, просили поскорее покончить с врагами.

Внезапно напав на отряд белых, которые остановились на отдых, цирики взяли в плен более пятидесяти вражеских солдат., Один из пленных сказал идущему рядом с ним товарищу:

— Глупо вышло. Нас взяла в плен горстка монголов.

— Господин офицер, — возразил тот, — не сердитесь на меня за то, что я вам скажу: ваши представления о монгольской армии ошибочны. Это настоящая, регулярная армия, и сейчас этот монгольский князь принесет наши сердца в жертву знамени.

— Наш царь сделал ошибку: Монголию надо было покорить.

— Да нет, царь был поумнее нас с вамп.

— Вот подождите, подойдут наши главные силы и разобьют войско монголов в пух и прах.

— Не по душе мне эти убийства и грабежи. В чем провинились перед нами эти нищие скотоводы? Они, как и наши бедняки, страдают от войны.

— Да уж не большевик ли вы? А по мне, так самое лучшее — отобрать у этих дикарей скот, а их самих «избавить от страданий».

— Если бы вы не были захвачены в плен этими «дикарями», я бы еще мог попять вас... Но неужели вы не видите, что наша пехота не может противостоять нх коннице?

— Вы говорите «армия»... Да какая же это армия! Просто толпа добровольцев, сбежавшихся отовсюду, у них даже формы нет!

— Какими бы они ни были, но они нас победили, и мы у них в плену...

«Это бандиты, которые мучили и убивали и бедняков, и богачей, и лам, и простолюдинов, отбирали у людей все, не брезгуя ни малым, ни большим. Нужно отправить их к красным. Заодно и проверим, правда ли то, что говорил Сухэ». И Максаржав отрядил группу цириков, которым приказал под конвоем отвести пленных и сдать отряду Красной Армии.

— Передайте нм, что Хатан-Батор Максаржав шлет привет! — напутствовал он конвойных.

Едва они вернулись в свой лагерь и расположились на отдых, как Максаржаву доложили, что на границе вновь завязался бой между белыми и красными.

— Ну что ж, поедем посмотрим, — сказал он.

— Да зачем туда ездить, это не представление. Подумайте о себе, о своей жене и детях, — забеспокоился Далай, но Максаржав оборвал его:

— У меня нет времени спорить с тобой, Далай. Возьму нескольких метких стрелков, побольше патронов и поеду. — Он надел теплую одежду и вышел. «Небо проясняется. С вершины вон той горы все будет видно. Но как я отличу красных от белых?» — подумал Максаржав и остановился.

— Жанжин! Разрешите нам поехать и посмотреть, а мы потом доложим вам о том, что там происходит, — сказал Дагва.

Максаржав не ответил, лишь дал знак, чтобы ему подвели копя.

— Поехали быстрей! Где человек, доставивший известие? Пусть покажет дорогу. Вперед! — крикнул Максаржав.

Они ехали довольно долго, пока не услышали звуки боя, эхом отдававшиеся в горах. Прислушались, натянув поводья.

— Надо подобраться так, чтобы не задела шальная пуля. Лучше проехать вон за той горой, — сказал Максаржав, и они повернули коней. Поспешно поднявшись по склону, они нашли безопасное место на вершине среди скал, откуда была хорошо видна картина боя.

— Красные — под красными знаменами! Отважно бьются! Но кажется, белые их одолевают...

«Белые должны быть разбиты. Если красные потерпят поражение, мы сами прикончим белых, — подумал Максаржав. — Нет, красные вроде берут верх. Вон из пади подошли их новые силы...»

— Пригнитесь пониже, — сказал Далай, — вдруг они нас заметили и начнут стрелять.

К вечеру красные одержали победу. Максаржав вернулся в свой лагерь и распорядился:

— Позовите казначея! Скажите, чтобы он немедленно нашел где-нибудь красную ткань.

Вскоре было получено донесение, что группа белых расположилась лагерем по ту сторону реки. Максаржав выстроил своих цириков.

— В нашем полку десять цириков остались совсем без обуви, — сказал командир Дамба. — Как быть?

— Об этом подумаем после того, как разгромим белых, — ответил Максаржав. — В обозе пала корова, надо с нее снять шкуру и отдать этим десятерым, пусть обернут шкурой ноги, они потом догонят нас.

Войско Максаржава стало по льду переходить реку. Лед проламывался под копытами коней, и несколько всадников упали в воду. Появились разведчики и доложили:

— В отряде белых около трех сотен. Видимо, устали. Развели костер и улеглись по двое, по трое возле огня, некоторые спят сидя. У всех винтовки, и, кажется, есть пулемет. Вокруг лагеря выставлены караулы.

Максаржав отдал приказ:

— Отсюда мы не будем атаковать. Зайдем в тыл и нападем с той стороны. Полк Дамбы останется здесь, встретит врага.

В лагере белых все, кроме караульных, спали, утомленные четырехдневным переходом — красноармейцы гнали их четверо суток, не давая остановиться. И вот теперь, когда пересекли монгольскую границу, солдаты расположились на отдых.

Максаржав дал задание каждому командиру, определил всем позиции, и, внезапно обрушившись на белых, цирики разгромили их. Пленных не брали. Захватили много оружия, десятерым босоногим цирикам достались и сапоги. Правда, некоторые возражали, заявляли, что не могут носить эту обувь с твердыми подметками.

«А теперь попробую напугать красных», — решил Максар жав.

— Выставить дальние и ближние караулы! Поставить два ряда охраны! — приказал он и ушел в свою палатку. Он сел, не раздеваясь, прислонился к шесту, поддерживающему палатку, и задремал.

Ядам и Дорж поочередно сменяли друг друга на посту.

Вершины гор скрылись в тумане. Звезды исчезли. Иней покрыл траву. Караульные дрожали от холода всю ночь, не сомкнув глаз. Чтобы хоть немного согреться, они прыгали на месте.

На рассвете к лагерю подъехали в телеге, запряженной породистыми лошадьми, два русских комапдира с переводчиком.

— Мы приехали, чтобы встретиться с вашим командующим. Можно его видеть? — спросили они.

Друзья Максаржава, не зная, будить командующего или дать ему выспаться, стали перешептываться. И тут из юрты послышался голос Максаржава, который, как оказалось, давно проснулся:

— Что случилось? Кто меня хочет видеть?

Дэрмэн прошептал: «Не поймешь, когда только он спит!»