Подвиг Антиоха Кантемира

При этих словах Кантемир бросил быстрый взгляд на Мари, словно собирался ей что-то сказать, но опять не смог и покорно стал слушать ее спокойный голос, который почему-то казался ему сейчас жестким, карающим.

— Моя бабушка, молдаванка, свободу свою не захотела променять на деньги. Побираясь по дороге, переодевшись нищенкой, она пришла в мою страну, чтобы иметь право любить и быть любимой. Мы, девушки третьего сословия, не отказываем себе в праве на любовь. Должно же быть что-то и у бедняков!

Взглянув на Кантемира и заметив, какие тяжелые нравственные мучения он испытывал, она враз смягчилась.

— Антуан, ты долго пробудешь в Париже?

— Да. Меня к этому вынуждают дела службы.

— Я спрашиваю тебя об этом, потому что успела привязаться к тебе и мне было бы больно расстаться с человеком, которого я полюбила тотчас же.

Антиох обнял, прижал ее к себе.

— Мари, голубка моя, прости меня, но согласись переехать в маленькую квартирку, которую я нашел для тебя по объявлению. Там две комнаты и небольшая кухня. Я буду счастлив, если ты согласишься. Придет время, я все расскажу о себе, я тебе обещаю. Нот адрес: Улица Бурбон, дом 5. Первый этаж, налево. С хозяйкой я расплатился.

Мари заметно повеселела. Лицо ее стало лукавым:

— А если я не соглашусь?

— Согласись, Мари! Ближе тебя у меня в Париже нет и не будет человека. Отныне ты моя жена перед богом, а с людьми, увы, труднее. Потерпи, мы что-нибудь придумаем, вот увидишь.

Тверды, неизменны законы любви, и люди разного возраста, переступившие порог ее царства, начинают жить по этим законам. Они говорят друг другу нежные глупости и радуются им, как не в состоянии порадоваться ни одному из умных изречений или поступков. Они тревожатся, не имея сведений друг о друге. Им необходимо сознание постоянного присутствия любимого рядом. Они жаждут своей исключительности в глазах близкого существа и не переносят сравнений, умаляющих их достоинства. Они безгранично доверчивы, слушая любовные клятвы, и ни одна из них не кажется им преувеличенной. Они мелочно подозрительны и жестоко ревнивы, чуть дорогое существо проявит желание жить обособленной жизнью. Им свойственны приливы острой ненависти, потребность освободиться из любовного плена и горячее, добровольное раскаяние в этих крамольных мыслях и намерениях. Они испытывают особую радость во взаимных исповедях о прошлом, словно подводят под ним черту, свидетельствующую о наступлении повой эры. Они воспринимают жизнь и события с точки зрения того, понравится ли это любимому или как и когда об этом лучше ему рассказать. Они хранят в памяти даты и события своей любви еще до того, как их судьбы объединились. Каждая мелочь приобретает для них содержание и значительность, и, вероятно, поэтому так ярка и насыщенна жизнь любовников.

Кантемиру и Мари впервые довелось познать счастье семейной жизни. Выло оно у них урезанное, сокрытое от посторонних глаз, но все-таки настоящее. Они имели свой дом — а это немало! Кантемиру казалось чудом, что он может прийти туда в любое время и застать Мари, и быть с нею рядом!

Он не мог познакомить Мари со своими друзьями, не мог пригласить к себе, не мог даже остаться у нее на ночь, но все-таки он умел выгадывать время на встречи, и они виделись часто, очень часто. Потребность встреч с нею становилась все ощутимее по мере того, как росло в нем чувство ответственности за нее, за семью. Мари ждала ребенка.

Весть эта ошеломила его своею реальностью, хотя и оставалась для него сказочной фантазией.

Он с нежностью и тревогой следил за Мари, и его мучила мысль, как сможет развиться новая жизнь в этом хрупком и тоненьком существе.

Потрясенный, он слушал биение сердца своего малыша. В тиши кабинетных занятий он высчитывал оставшиеся до родов недели и дни.

Гросс заметил, что он часто стал гулять в неурочное время, и приписал это желанию во что бы то ни стало восстановить пошатнувшееся здоровье.

Антиох, не соблюдая предосторожностей и нередко даже убеждаясь, что за ним следят, быстрою своею походкой шел на улицу Бурбон, дом 5. Волнуясь, открывал дверь своим ключом, и его встречала сияющая Мари в широком платье с отложным белым воротником, очень к ней шедшем. Временами ему казалось, что никогда ему но дождаться рождения ребенка, которого они так страстно хотели иметь.

Мари в упоении шила ему нарядные чепчики, обшитые кружевом или лентами, крохотные платьица, розовые, голубые, белые, вязала чулочки, которые Антиох, играя, надевал на свои пальцы, и они счастливо смеялись, простынки, одеяльца. Они выбирали своему малышу имена. Было решено девочку назвать в честь бабушки-молдаванки, пришедшей пешком в Париж, — Ниорицей, а мальчика — в честь его отца — Дмитрием.

К этому времени Антиох поведал Мари всю свою жизнь. В этом рассказе ее более всего поразило, что он молдавский князь, сын молдавского царя.

Она уверовала в то, что само провидение послало ей Антиоха, и привязалась к нему еще больше.

Желанный день настал совсем неожиданна, Антиох накануне простился с Мари, которая по-прежнему была беззаботна и весела.

Утром нужно было срочно отправить в Россию реляции, и он просидел над ними до обеда. Затем, отказавшись от еды из-за нездоровья, вышел на прогулку.

Через десять минут он был на улице Бурбон. Его встретила толстая акушерка, которая вот уже вторую неделю по приглашению Мари жила в их квартире.

— Сыночек родился поутру, поздравляю вас, месье Димитро. Мадам Димитро сейчас только проснулась, попросила поесть и покушала очень хорошо. Две котлетки бараньих скушала и выпила бульон. Теперь я чаю принесла с печеньями.

Стоял сырой и холодный февраль. Антиох был в шубе, привезенной еще из России. Он стремительно рванулся, не раздеваясь, в комнаты, но акушерка, чувствуя себя сегодня главной в доме и зная, что все ей подчиняются, преградила Антиоху дорогу, потребовав, чтобы он разделся.

— Разве мыслимо с холоду? Простудите и младенца и мать.

Антиох с удивлением рассматривал толстощекого малыша, которого родила Мари. Ребенок был очень крупным, и Антиох, улыбнувшись, вспомнил свои недавние страхи, что Мари слишком худа и хрупка для материнства. Долгожданный сын Митя. Мари будет называть его Дмитро или Мити. Он представил себе, как Мари произнесет своим тихим голосом: "Мити", и улыбнулся еще раз, счастливый.

Теперь нужно было сделать главное. Повидать Мари. Он помнил о ней все время, пока рассматривал сына. Пять шагов до соседней комнаты. Сияющая акушерка, не переставая наслаждаться главенством в доме, сделала ему знак рукой, предлагая войти. Он вошел и не узнал в этом бледном пятне, почти слившемся с белизной подушки, лица Мари. Волосы ее были собраны под белым платком, и без своего роскошного золотого обрамления она была совсем некрасива. Но у нее были говорящие глаза, которые мгновенно поведали ему все: и перенесенную муку, и радость рождения сына, и страх за него, и боль, что они разлучены навеки. Он ничего не сказал ей из слов, которые хотел бы произнести. Он только смотрел на нее. Но Мари прочла в его глазах все: и сострадание к перенесенным мукам, и благодарность за рождение сына, и обещание не оставить его своей заботой, и надежду на соединение их жизней.

Не он, а Мари произнесла главное слово, которое он собирался ей сказать:

— Спасибо.

Глава 16

Вечер у Кантемира

— "Вечер у Кантемира"… Где-то я видел уже такое заглавие, — скажет иной читатель.

— Вполне вероятно, — ответит автор. — Так называется рассказ о беседе, которую вели в Париже русский посол князь Антиох Кантемир с французским писателем Шарлем де Секонда бароном де ля Бред э де Монтескье и другими гостями у себя дома, в отеле д’Овернь. А сочинил этот рассказ и напечатал в 1817 году друг Пушкина Константин Батюшков. Он любил творчество Кантемира, понимал его значение для русской словесности и сказал о Кантемире прочувствованное слово как поэт и гражданин. Автору этих строк, начавшему писать о Кантемире, рассказ Батюшкова светил подобно огню в конце туннеля, был нужен как литературный источник. Но в передаче вероятных рассуждений Кантемира и Монтескье автор следовал своим представлениям о характере доводов и возражений ее участников.