Властелин Севера

Они вполне удовольствовались таким объяснением, и шутка обошла весь зал, порядком повеселив присутствующих.

Буря утихла ночью. Гром гремел все тише и тише, и дождь, хлеставший по соломенной кровле, потихоньку слабел и к рассвету уже едва-едва моросил. Вода капала с поросшей мхом крыши.

Мы надели кольчуги и шлемы и, когда Хакон и остальные датчане отправились на восток, в Треск, наш отряд поскакал на запад, к холмам.

Я думал о Гизеле, затерявшейся где-то в этих холмах, — жертве своего отчаявшегося брата.

— Если мы найдем Гутреда, — спросил меня на скаку Беокка, — мы сможем забрать его на юг, к Альфреду?

— Забрать на юг, к Альфреду? — удивился я. — А зачем нам это надо?

— Чтобы Гутред остался в живых. Раз он христианин, его радушно встретят в Уэссексе.

— Но Альфред хочет, чтобы он был королем здесь, — ответил я.

— Уже слишком поздно, — мрачно проговорил Беокка.

— Нет, — заявил я. — Вовсе даже не поздно.

Беокка уставился на меня так, словно заподозрил в безумии. Может, я и впрямь выглядел безумным среди всего этого хаоса, охватившего Нортумбрию, однако было одно обстоятельство, о котором Ивар не подумал. Он, должно быть, уже не сомневался, что победил. Он собирал под свои знамена воинов, а Кьяртан тем временем гнал Гутреда в самый центр страны, где ни одна армия не смогла бы долго протянуть в такой холод, под ветром и проливным дождем. Но Ивар забыл о Рагнаре. Мой друг слишком долго находился далеко отсюда, однако удержал свои земли в холмах, и на этих землях кормились люди, которые поклялись служить Рагнару.

Поэтому мы сейчас и скакали в Сюннигтвайт. К горлу моему подступил комок, когда мы галопом спустились в долину, потому что Сюннигтвайт был уже совсем рядом. А ведь именно там я провел свое детство, там меня вырастил отец Рагнара, там я научился сражаться, любил и был счастлив и там же я пережил ту страшную ночь, когда Кьяртан сжег дом Рагнара и убил всех его обитателей. Впервые с тех давних пор я вернулся сюда.

Люди Рагнара жили в селении Сюннигтвайт или рядом с холмами, но первым человеком, которого я здесь увидел, была Этне, та самая рабыня из племени скоттов, которую мы освободили у Гируума. Она несла два ведра воды и не узнала меня, пока я ее не окликнул. И тут девушка выронила ведра и с криком побежала к домам. Из низкого дверного проема появился Финан. Увидев нас, он издал восхищенный возглас, затем вышли еще несколько человек, и вот уже образовалась целая толпа, радостно выкрикивающая приветствия, потому что Рагнар вернулся наконец к своим людям.

Финан не мог дождаться, пока я спешусь; радостно ухмыляясь, он шел рядом с моей лошадью.

— Хочешь узнать, как умер Сверри? — спросил ирландец.

— Медленной смертью? — предположил я.

— Да уж, и мучительной. — Финан снова ухмыльнулся. — И мы забрали себе его деньги.

— Много денег?

— Больше, чем тебе могло бы присниться! — воскликнул он с торжеством. — И еще мы сожгли дом Сверри, оставив плакать его женщину и детей.

— Вы пощадили их?

Финан явно смутился.

— Это Этне их пожалела. Но я был доволен уже тем, что убил Сверри. — Он опять ухмыльнулся, глядя на меня сверху вниз. — Похоже, нам опять придется повоевать, да?

— Ты угадал.

— Мы должны сразиться с этим ублюдком Гутредом? — спросил Финан.

— А тебе этого хочется?

— Только представь: он прислал священника, заявив, что отныне мы должны платить деньги церкви! Мы прогнали священника.

— А я думал, ты христианин.

— Я христианин, — начал оправдываться Финан, — но будь я проклят, если отдам священнику десятую часть своих денег!

Жители Сюннигтвайта ожидали, что им придется сражаться за Ивара. Они были датчанами и в надвигающейся войне видели войну между датчанами и выскочками саксами, но ни один из них не рвался в бой, потому что им не нравился Ивар. Приказ Ивара достиг Сюннигтвайта пять дней тому назад, и Ролло, который был тут главным в отсутствие Рагнара, намеренно тянул с отбытием. Теперь же решать предстояло Рагнару, и той ночью перед своим домом, у горящего под облаками огромного костра, он предложил людям высказать все, что у них на уме.

Рагнар мог бы отдать им любой приказ, но он не виделся с большинством из этих людей целых три года и теперь хотел знать, каковы их настроения.

— Я позволю им говорить откровенно, — сообщил он мне, — а потом объявлю своим людям, что мы будем делать.

— И что мы будем делать? — спросил я.

— Пока и сам не знаю, — ухмыльнулся Рагнар.

Первым говорил Ролло. Не то чтобы ему не нравится Гутред, сказал он, но он сомневается: будет ли Гутред самым подходящим королем для Нортумбрии.

— Ибо король, — высказал свое мнение Ролло, — должен быть честным, справедливым, щедрым и сильным. Гутреда же нельзя назвать ни справедливым, ни сильным. А еще он покровительствует христианам.

В толпе послышались одобрительные возгласы.

Беокка, сидевший рядом со мной и понимавший достаточно из того, что здесь говорилось, расстроился.

— Альфред поддерживает Гутреда! — прошипел он мне.

— Тише, — предупредил я.

— Гутред, — продолжал Ролло, — потребовал, чтобы мы платили дань христианским священникам.

— И вы заплатили? — спросил Рагнар.

— Нет.

— Но если не Гутред, — требовательно спросил Рагнар, — то кто тогда, по-вашему, должен стать королем?

Все молчали.

— Ивар? — предположил Рагнар, и по толпе пробежал возмущенный ропот.

Никому не нравился Ивар, но все предпочитали помалкивать, все, кроме Беокки, который открыл было рот, но замолчал, как только я ткнул его локтем в костлявые ребра.

— А как насчет ярла Ульфа? — поинтересовался мой друг.

— Он уже слишком стар, — ответил Ролло. — Кроме того, Ульф вернулся в Кайр Лигвалид и хочет там остаться.

— Может, все-таки есть сакс, который оставил бы нас, датчан, в покое? — спросил Рагнар.

И снова никто не ответил.

— Или же найдется датчанин, достойный стать королем? — продолжал Рагнар.

— Только Гутред! — тявкнул, как пес, Беокка.

Ролло сделал шаг вперед, словно намереваясь сказать нечто важное.

— Мы повсюду последуем за тобой, господин, — обратился он к Рагнару, — потому что ты честный и справедливый, щедрый и сильный.

Это вызвало аплодисменты в толпе, собравшейся у огня.

— Это предательство! — прошипел Беокка.

— Умолкни, — велел я.

— Но Альфред велел нам…

— Альфреда здесь нет, а потому лучше замолчи по-хорошему!

Рагнар смотрел на огонь. Он был таким красивым и жизнерадостным, с таким волевым и в то же время открытым лицом, однако сейчас, казалось, пребывал в замешательстве.

Потом он взглянул на меня.

— А знаешь, Утред, ты вполне мог бы стать королем, — сказал Рагнар.

— Мог бы, — согласился я.

— Наш долг — поддержать Гутреда! — вновь тявкнул Беокка.

— Финан, — окликнул я, — рядом со мной сидит косоглазый, косолапый священник, одна рука у которого висит, словно плеть. Он страшно раздражает меня своими замечаниями. Если он вякнет еще хоть слово, перережь ему глотку.

— Но, Утред! — пискнул Беокка.

— Я дозволяю ему это единственное высказывание, — сказал я Финану, — но в следующий раз ты отправишь его прямо к праотцам.

Ирландец ухмыльнулся и вытащил меч. Священник умолк.

— Ты вполне мог бы стать королем, — снова обратился ко мне Рагнар.

Я ощущал на себе взгляд темных глаз Бриды.

— Мои предки были королями, — проговорил я, — и во мне течет их кровь. Это кровь Одина.

Мой отец, хотя и был христианином, всегда гордился тем, что его родословная восходит прямиком к богу Одину.

— И из тебя получился бы хороший король, — продолжал Рагнар. — Ибо хоть ты и сакс, но любишь датчан. Ты мог бы стать королем Нортумбрии Утредом. Почему бы и нет?

Брида все еще наблюдала за мной. Я знал, что она вспоминает ту ночь, когда погиб отец Рагнара, когда Кьяртан и его люди, издавая дикие воинственные вопли, перерезали мужчин и женщин, которые, спотыкаясь, выскакивали из горящего дома.