Вьетнамский кошмар: моментальные снимки

Господь – Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться : Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что я самый хитрый придурок в долине…

Вот блин, забыл. Не могу вспомнить. Я хочу лишь унести отсюда свою задницу – исчезнуть. Фу! Но я утомлён. Превратился в зомби от страха, который тебе и не снился. В этой шулерской игре мне может выпасть смерть, но я дорого продам свою жизнь. Сержант Дуган врубился бы, хе-хе…

Война уносит много хороших ребят. Война искренна. Мёртвые немы. Пули не лгут. Мины-ловушки говорят правду. Разве не прекрасен американский образ жизни в борьбе за свободу и всё такое?

Да, но мне б лучше оказаться в Филадельфии. Мне б лучше остаться в живых, чем бесплатно глазеть на узкоглазых. Я человек мира, а не поджигатель войны. Я ненавижу насилие.

Брекк, у тебя руки трясутся. Голова дёргается. Ты сам себя морочишь, как Кейт Хепберн.

Да, ты должен посмотреть на рубашку с изнанки.

Ты сходишь с ума.

Я не схожу с ума. Я уже сумасшедший. Чёрт, здоровая психика – дорогое удовольствие.

Я, наверное, сейчас пёрну. О Господи, громко-то как…

Хватит пускать ветры, твою мать! Вдруг чья-нибудь бабушка прячется в кустах. Пёрнешь – и сдохнешь. Ведь это всё-таки ночная засада. Или забыл?

Забыл.

Думай, сынок, соображай…

Я б, кажется, на дерево залез. Люк никогда не будет искать меня там. Эй, Люк, глянь-ка : я прячусь на дереве. Ха-ха-ха, ты смог достать Сейлора, но тебе никогда не добраться до меня!

Надо уснуть, надоело мне всё это. Пусть азиаты думают, что я военный Иисус, Будда храбрости, слуга страха, всезнающий воин джунглей, с которым не стоит связываться. Всегда, блин, готов…

Дружище, да ты рехнулся!

Тссс, сам знаю…

Но что б ни натворил, никому не рассказывай. Понимаешь, пришло время ночного приёма пищи. Мне надо напиться крови. Азиатской кровушки. У кого-нибудь есть азиатская кровь? А как насчёт съедобной манды? А, чёрт бы побрал эту блядскую войну…

Да пошёл он на хрен, этот Вьетнам. Узкоглазые не заслуживают свободы. Это их проблема, не моя, пусть сами воюют. А мне бы в Сайгон да к Доктору Поправляйся за скипидарной клизмой, чтоб очиститься от этой сраной войны. А потом чтоб ЮСАРВ отправило меня для дальнейшего прохождения службы в какой-нибудь госпиталь – ходить дозором в резиновой палате до самого дембеля.

Какая-то здесь сюрреальность. Не сравнить с наркотой. Ещё хлеще. Я сказал наркота? Вот бы ширнуться. С иглой всё становится проще, особенно ночные засады. С наркотой всё нипочём, даже пули, что дырявят твоё тело. Доктор, доктор, где ты, док? У тебя ведь есть обезболивающее…

Нет, вы только посмотрите : у меня уже глюки. Вот сижу я в прачечной, специально построенной для грешников-протестантов. Здесь даже есть маленькая библиотечка, и я сижу и листаю порножурналы, пока моя подружка-католичка оправдывает своё дерьмо на исповеди, чтоб только по воскресеньям иметь возможность испить крови и вкусить плоти.

Шарлотта, Шарлотта, что ты делаешь? Бля, да она превратилась в воскресную потаскушку и сейчас перепихивается с Духом Святым. Боже мой, посмотрите на эти крутые бёдра. Она действительно отдаёт себя! Со мной бы ей так трахаться.

Ну и чёрт с тобой, Шарлотта! И с твоими мечтами, и мыслями, и торчащими сосками. Думы о тебе возбуждают так же, как дрочь дохлого чёрного кошака дождливой ночью в джунглях.

Посмотрим, о ком я могу помечтать. Знавал я одну цыпочку в Аспене…

Нет, нет, нет, не то. Забыл, что ли? Погляди на неё внимательней. Была она как скелет. Как гордые питомцы Треблинки, этого прекрасного летнего лагеря нацистов на реке Буг в центральной Польше, куда на смерть отправляли евреев из варшавского гетто. Помнишь татуировку на её руке?

Лагерь работал как фабрика по производству жира. Во время войны его питомцы много постились. И если нацистам не нравилось, как соблюдалась программа похудания, они травили людей газами, жгли и сгребали бульдозерами в братские могилы. Немного там было радости. Мне никогда не нравились такие фабрики. Особенно те, которыми управляли немцы, – курорты, построенные в Аушвице, Дахау и Бухенвальде. Помнишь, когда ты снял с неё одежду и трахал, то слышал стук её костей?

Скверное это было дело.

Я представил, как сотни солдат СВА крадутся, словно индейцы, бесшумно подбираясь к нам всё ближе и ближе. Я ждал, что вот-вот раздастся звук трубы и заработают ракеты и автоматическое оружие.

На нас покатятся человеческие волны – косорылые, накачанные героином по макушку. Они там, в темноте, движутся и ждут нас.

Безмолвие обратило мозг мой против меня самого. Я заполнил пустоту всеми страхами, которые только появлялись у меня с момента прибытия сюда, – мыслями, которые, как я полагал, уже исчезли. Или утихли, по крайней мере. И я услышал вещи, которые слышать невозможно…

Дыхание деревьев.

Сердцебиение крохотной птахи.

Шуршание насекомых в 200 метрах от меня.

Слышал, как дёргается моя голова, как трепещет моё сердце, как пульсирует в жилах моя кровь. Меня трясло, и прошибал пот. Я терял сознание и снова приходил в себя. Мне хотелось взлететь над джунглями и уплыть на тучке из Вьетнама прямиком в Соединённые Штаты Америки.

Я всё к чему-то прислушивался. Услышать бы хоть к чему-нибудь. Сначала слушал ушами, а потом и потрохами. Я жаждал знакомых звуков, но не слышал и комариного писка – ничего.

Минуты слагались в часы. Страх был силён, как мощный наркотик. Мне уже виделось, как что-то выскакивало из леса. Уже двигались тени там, где их не было. Господи, я ненавижу эти грёбаные джунгли. Отчаянное, оглушительное безмолвие. Почему никто не отрыгивает, не кашляет, не хихикает, не сморкается?

Каждый мускул, каждая жилка моего существа, каждый нерв моего тела дрожал от перенапряжения.

И вот оно пришло…

Мощный гул из самого сердца земли. Он поднимается по ногам, по телу к голове, – и она вибрирует так, что пломбы едва не вылетают из зубов.

Раскаты грома. Где-то далеко-далеко.

Задайте жару, ребята!

Лесные нетопыри хлопают крыльями и отлетают в Преисподнюю.

Б-52 – удар с воздуха.

С высоты 18 тысяч футов самолёты сбрасывают свой взрывающийся груз. Самолёты похожи на огромных доисторических птиц, мечущих смертоносные яйца на азиатов – 2000-фунтовые чугунные бомбы, которые выгрызают в земле котлованы, из которых получаются пруды.

ВВС бомбят Вьетнам и превращают его в дымящуюся кучу говна, и делают меня несказанно счастливым. Они летят стройными рядами, словно чайки, которые, плотно закусив тухлой рыбой, бомбардируют Статую Свободы – величайшую даму света. Самолёты разворачиваются, пилоты пришпоривают своих коней на новый заход, а потом возвращаются на базу в Юдорн.

Это называется "дуговое освещение".

Несущие смерть бомбардировщики летят выше ватных облаков и купаются в лучах лунного света.

Прекрасно, ребята, просто чудесно! Надеюсь, вы от души всыпали парочке – нет, целой куче – всем этим маленьким ублюдкам!

Это жутко, это хуже, чем можно себе представить. В тысячу, в полторы тысячи раз страшнее наводнения, саранчи или тайфуна.

Может быть, со временем местные крестьяне простят нас за то, что мы сделали с их землёй. Но простит ли нас земля?

Военно-воздушные силы страшнее Бога. Когда Бог хочет надрать кому-нибудь задницу, он снимает со стены парочку молний и с громом и ливнем швыряет вниз, творя грозу и лесные пожары.

Но самолёты страшней. Гораздо страшней. Ибо когда падают бомбы, мёртвых вытряхивает из могил, и они глядят в небо в надежде рассмотреть то, что падает на них и тревожит мирный сон их. А воздух наполняется густым и липким смрадом гниющей плоти и разлагающихся костей.

Наступил Судный день, парни. Сейчас мы разгадаем тайну всего сущего. И узнаем правду о том, кто и куда будет отправлен. И вы, парни, полетите вниз и вниз – туда, где целую вечность будете купаться в Огненной реке. Веселитесь, суки!