Вардананк

Тоска омрачила душу Арсена.

Он хотел было заговорить о войне, но внезапно почувствовал потребность закрыть глаза и не думать о ней.

«Придет война – будем воевать!.. Пока ее нет – будем жить!» – подумал он.

Но перед его мысленным взором выплыл Азкерт с его змеиным взглядом, с пеной у рта, Азкерт, призывающий стереть с лица земли Армению… Пламя ненависти вспыхнуло в сердце Арсена, и он унесся мыслью к своей родной стране, которая лежала там- в туманной дали. Тысячи армянских юношей обрекают себя на смерть; матери, прижав к груди детей, ждут с широко раскрытыми глазами, что будет… Он вспомнил своего сурового рыцаря-отца, его орлиный грозный взгляд и завет: «Береги родину. Она – самое драгоценное на свете!..» Припомнил, что сказал певец Гохтана:

Дорог ты, как жизнь,

Очень дорог;

Как свобода,

Мил ты мне – дым из дымоходов

Дома моего родного!..

Арсен прижался лицом к земле, вдохнул в себя ее запах. Ему почудился аромат родной земли…

– Война! – прошептал он, подняв голову.

– Что? – спросил Вахтанг.

– Ничего, ничего! – отозвался Арсен.

Вахтанг, который тоже смотрел в небо, поднялся.

– Ну, вставай! Едем, пора!

Они сели на коней и медленно спустились в город. Освежившиеся и бодрые, подъехали они ко дворцу. На каменном кругу фонтана сидели сестры. Хориша снизу взглянула на Арсена.

Арсен вздрогнул, опустил глаза и снова поднял их. Хориша словно целилась… И вдруг, как бы выпустив стрелу, она улыбнулась. Арсен с трудом перевел дыхание.

Обед накрыли в зале. За столом сидела немолодая женщина величественного вида, с медлительными движениями, с приветливым и добрым взглядом. Ласково поцеловав Арсена, она усадила его рядом с собой.

– Забыл ты нас, редко бываешь!..

– Война с кушанами виновата, мать! Возможно, настанет день, когда и вовсе не приду…

– Ормпзд да хранит тебя! – с испугом прервала его женщина. – Зачем ты омрачаешь нам душу?

И в смерти храбрец прекрасен,

В храбреце и смерть прекрасна,

Ничто не связано столь тесно,

Как смерть и храбрец прекрасный! – произнес Вахтанг, у которого запас цитат из персидской поэзии был неисчерпаем.

– Где же Хориша и Ормиздухт? – спросила госпожа у прислужницы.

– Ушли в сад.

– Поди позови их.

Служанка вышла. Арсен благодарно взглянул на госпожу. Та поняла и незаметно улыбнулась.

– Ты похожа на мою мать, госпожа, – сказал Арсен.

– Не похожа – а я и есть твоя настоящая мать! – пошутила госпожа. – Тебя похитили у меня и увезли в Армению. Теперь я тебя не выпущу!

– Тем лучше! У меня будут две матери! – возразил Арсен, обнимая ее.

Открылась дверь, вошли Хориша и Ормиздухт, сели рядом с матерью и стали тайком переглядываться с Арсеном.

Госпожа была тещей Вахтанга, к которому она перешла жить после смерти своей старшей дочери – его жены. Вахтанг, давший обет вторично не жениться, посвятил себя поэзии.

Едина любовь, если она прекрасна,

И единый раз любовь прекрасна… – декламировал он меж тем, как, прильнув к плечу матери, Хориша не сводила глаз с Арсена, которого этот смелый, упорный, красноречивый взгляд пронизывал и околдовывал.

Госпожа замечала эти взгляды и улыбалась. Она впервые увидела Арсена в тот день, когда армянская конница вошла в Пюшапух, чтоб вместе с войсками Азкерта выступить в поход против кушанов. Вахтанг был на этой войне вместе с Арсеном. Однажды, когда конный кушан занес меч над головой Вахтанга, подоспевший Арсен отбил удар и сразил кушана. Там, в походе, и сблизился с Арсеном Вахтанг, а после войны ввел его к себе в дом.

Трапеза продолжалась до поздней ночи; встав из-за стола, все спустились в сад. Серебро луны сверкало между черными кипарисами.

Пора было ложиться спать. Госпожа ушла с девушками на спою половину, а Вахтанг с Арсеном легли в зале. Вахтанг уснул почти сейчас же, не договорив какого-то четверостишия. Что касается Арсена – сон бежал от его глаз. Он смотрел в ердик на потолке: звезды чертили в небе свои вечные письмена.

Арсен ждал, когда взойдет утренняя звезда. Он тихо вышел в сад, спустился к реке и сел на прибрежный камень. Ожидание казалось ему долгим, оно было мучительно. Приближение счастливого мига свидания наполняло его тревогой. Арсен все боялся, что Диштрия не придет, что-нибудь случится, проснется кто-нибудь, помешает – и улетит счастье, которое дается так нелегко и иногда бывает неповторимо.

Он смотрел в сторону, откуда должна была появиться Диштрия. Иногда ему казалось, что вдали проплывает тень, но нет – то был осман зрения.

На далеком горизонте, в глубокой тьме ночной пустыни, блекла золит истая луна, сменив серебро своего сказочного лика на медный отблеск умирания. И вот – не обманчивое ли это видение вновь во мгле сада? Арсену показалось, что в темноте замаячила чья-то тень и застыла, то ли в нерешительности, то ли из осторожности… Он взглянул на восток. За спиной горы, щуря огненные ресницы, устремив свой вечный взор на землю, выплыла утренняя звезда, – она плыла гордо, величаво.

Сердце сжалось у Арсена. Он увидел, как тень колыхнулась и заскользила вдоль стены. Вплотную подойдя к Арсену, Диштрия шепнула ему на ухо:

– Пройди в комнату Она там. Одна…

– Веди! – с трудом проговорил Арсен.

– Идем, скорей… Осторожней!.. – скользя вперед, шептала Диштрия, ведя его за руку Когда Арсен вошел в комнату Хориши, дверь за ним захлопнулась, но заточение было сладостным и казалось милее свободы. Хориша сидела на ковре, низко опустив голову. Ее черные волосы рассыпались по ковру. Она приподняла голову, взглянула на Арсена и вновь опустила ее, Арсен подошел и, молча сев рядом, обнял ее. Хориша задрожала. Арсен поцеловал ее в плечо.

– Хориша!.. – шептал он, задыхаясь. – Говори! Скажи что-нибудь…

Хориша молчала, ей было трудно дышать.

Внезапно она обняла его, затрепетала, и они слились в поцелуе. Арсен чувствовал в своих объятиях теплое и нежное тело Хориши; прикосновение жгло его. Светильник затрещал и погас. Комната погрузилась в темноту. В окне ярче стали звезды. В углу сада, в жертвеннике, взметнулись языки вечного огня.

Горсть песка ударилась в дверь: настал час разлуки.

– Хориша, пора…

Хориша вздохнула, отпустила его и вновь прильнула к нему.

Дождь песчинок усилился.

– Хориша, пора!..

– Будь что будет!.. Останься, не уходи!.. – молила она.

Арсен вновь крепко сжал ее в объятиях, и. вновь ими овладело забвение.

В дверь постучали. Послышался шепот Диштрии: она торопила.

Арсен встал. Хориша не поднимала головы, не открывала глаз.

Арсен осторожно вышел, прикрыл дверь и, спускаясь по лестнице, столкнулся лицом к лицу с Диштрией. Он обнял ее и поцеловал. Диштрия, вздохнув, отвела его руку и шепнула:

– Уходи скорее, князь…

– Если б ты знала, Диштрия! Милая Диштрия!.. Диштрия сама обняла Арсена и вновь вздохнула. Арсен быстро скользнул в гстую тень.

Диштрия вошла в комнату Хориши. Обхватив голову руками, Хориша рыдала.

– Хориша!.. Ты плачешь?..

Хориша упала на свое ложе, зарывшись головой в подушку.

– Ты вступила в жизнь, милая! Будь счастлива!.. – шептала Диштрия, обнимая Хоришу. – Плачь, плачь! Сладки твои слезы сейчас, как весенний дождь…

Хориша испуганно взглянула на Диштрию и прошептала:

– А если он уедет и не вернется?

– Как он может? Как может?..

– А если уедет на войну?

– Твоя любовь будет охранять его! Лишь бы ты крепко его любила.

– Кто может любить его сильнее меня?..

Небо побледнело, звезды стали скрываться в зеленовато-голубом бархате, прокричали петухи. Где-то далеко на улице раздалея топот копыт – проехал первый всадник.

Уже светало, когда Хориша, наконец, уснула.

Осторожно, неслышно вышла от нее Диштрия и спустилась к реке. Предутренний ветерок шелестел в ветвях деревьев, в полутьме земля казалась незнакомой и загадочной. Весна благоухала в деревьях, кустах и цветах.