На пороге трона

   — И тогда я тем более буду иметь возможность заверить вас, ваше сиятельство, как сильно желает также и король прусский быть вашим личным другом и, несмотря на войну с Россией, о которой сильно сожалеет, постоянно выказывать вам своё милостивое расположение.

Граф Бестужев окинул его испытующим взором.

   — До сих пор я испытал со стороны его величества короля прусского мало дружелюбия, — сказал он. — И король английский был мне другом, — с глубоким вздохом продолжал он, — но непреложный ход политики разрывает все связи.

   — Король прусский, — возразил граф Понятовский, — умеет различать между личностью такого великого и высокоумного государственного мужа, как вы, ваше сиятельство, и обязанностями слуги своей государыни, которая, к сожалению, восстановлена против короля и присоединилась к его противникам. Король не преминет дать вам доказательства своего расположения и не воздержится от этих доказательств из-за перемены во внешней русской политике, как сделал это король английский... — Затем он, смеясь, прибавил: — Ведь всегда можно сделать так, чтобы армии стояли друг против друга в бранном поле и чтобы вместе с тем взаимные отношения обоих государств, которые созданы лишь для дружбы друг с другом и которые рано или поздно, без сомнения, возвратятся к этой дружбе, вовсе не были непоправимо порваны кровавыми событиями.

Бестужев с искренним изумлением взглянул на графа Понятовского, а затем произнёс:

   — Я был прав, предполагая в вас много ума, так как вы были в состоянии внушить живейшее участие к вам такой женщине, как великая княгиня... Но теперь я вижу, что слишком низко ценил вас.

   — Итак, мы поняли друг друга, — ответил граф Понятовский, — я не ошибся в надежде найти в лице вашего сиятельства друга и союзника, а вы можете во всякое время рассчитывать на мою готовность со своей стороны исполнить всякое приказание, которое вы отдадите мне.

Бестужев скорее с дружелюбным, чем со снисходительным выражением лица подал ему руку и некоторое время стоял рука об руку с этим молодым человеком, без обиняков высказавшим себя усердным сторонником короля прусского, с которым Россия вела войну; и его-то канцлер готовился представить петербургскому двору в качестве посла государства, союзного его императрице и не менее враждебного Пруссии.

Оба эти человека — старый, лукавый, непроницаемый дипломат и молодой, цветущий, весёлый и жизнерадостный кавалер — объединили в этом рукопожатии, которым они обменялись, сокровеннейшие нити политической интриги, взволновавшей тогда всю Европу.

Они стояли всё ещё друг против друга, когда в комнату снова быстро вошла Екатерина Алексеевна. При виде этой группы, которую она никак не ожидала видеть, великая княгиня изумлённо остановилась.

Бестужев, не выпуская руки Понятовского, повёл его навстречу великой княгине.

   — Этот молодой человек, — проговорил он с непринуждённой улыбкой, — обладает даром убеждения, которому я не был в состоянии противостоять... Я обещал ему насколько возможно содействовать его возвращению.

   — Его возвращению? — с изумлением и недоверием спросила Екатерина Алексеевна. — Следовательно, он всё же должен покинуть нас? А когда его здесь не будет, каким образом станет возможно устроить его возвращение?.. Это ещё тяжелее, чем изменить волю государыни.

   — Это необходимо, ваше императорское высочество! — сказал граф Бестужев. — Её величество, быть может, и забудет о том, что повелела, но есть люди, которые напомнят ей об этом... Позвольте теперь графу уехать и улечься буре, разразившейся над ним, а когда вы будете принимать его здесь в качестве посла его величества короля польского, то немного подумайте о старике Бестужеве и убедитесь, что он — самый верный и преданный друг ваш, — прибавил он с выражением добродушного упрёка.

   — В качестве посла короля польского? — с ещё большим изумлением воскликнула Екатерина Алексеевна. — Я не понимаю этого... А если этого тем не менее не случится?.. Если вы, Алексей Петрович, не сдержите слова? — с мрачным взором прибавила великая княгиня. — Если это попросту окажется ловушкой?..

   — Его сиятельство сдержит своё слово, — твёрдо, убеждённым тоном проговорил граф Понятовский, обращаясь к великой княгине. — Неужели вы предполагаете, что я согласился бы всего лишь на день даже удалиться отсюда, если бы в моих руках не было достоверного обеспечения, что разлука лишь кратковременна и что вскоре я снова смогу сложить к вашим ногам мои покорность и преданность?

Дверь быстро распахнулась, и вошёл великий князь в своём голштинском мундире.

   — Я слышу, что вы здесь, граф Алексей Петрович, — воскликнул он, — и мне очень интересно знать, что вы привезли нам с собою. Не знаю, добрые ли то вести, и почти опасаюсь противного, но во всяком случае цель вашего посещения достойна того, чтобы я ознакомился с ней.

Он казался раздражённым; в тоне его голоса звучали упрёк и недоверие.

Бестужев обменялся быстрым взглядом с великою княгинею и спокойно и непринуждённо ответил:

   — Я прибыл сюда, чтобы сообщить вам, ваше императорское высочество, о том, что государыня императрица недовольна пребыванием при вашем дворе графа Понятовского.

   — А-а, — воскликнул великий князь, причём от вспыхнувшего в нём гнева его лицо покрылось тёмною краскою, — а-а, старая история! Хотят лишить меня всех моих друзей!.. Но из этого ничего не выйдет... Что находят в графе Понятовском, который — отличный кавалер и которого я причисляю к своим друзьям?.. Передайте императрице, — всё запальчивее и запальчивее кричал он, — что я буду защищать своих друзей, что я хочу по своему вкусу выбирать окружающее меня общество и что я не примирюсь с тем, чтобы со мною обходились как со школьником!.. Я — герцог голштинский... Я мог бы сделаться королём шведским и во всякое мгновение готов сбросить с себя свой русский великокняжеский титул, низводящий меня на степень последнего из крепостных!.. Вы остаётесь здесь, граф Понятовский... я приказываю вам это, и мы поглядим, осмелится ли моя тётка послать в мой дом солдат своей гвардии, чтобы удалить вас отсюда!..

   — Ваше императорское высочество, — сказал граф Бестужев, — может быть, вы и могли бы осмелиться пренебречь гневом императрицы, но примите во внимание, что почувствовать на себе всю ярость этого гнева придётся бедному графу Понятовскому... Я только что хотел, прежде чем доложить вам распоряжение императрицы, обсудить вместе с великою княгинею и находящимся здесь графом, каким образом можно было бы устранить остроту повеления императрицы... Я советовал графу на короткое время покинуть двор и Россию... Между тем я позабочусь о том, чтобы её величество обратилась к другому образу мыслей, и уверен, что в ближайшем будущем она ничего не будет иметь против возвращения графа.

   — Вы так думаете? — спросил Пётр Фёдорович, который, по обыкновению, после первого бурного припадка гнева снова впал в робость и в котором одержал верх страх перед тёткою.

   — Я уверен в этом, — подтвердил граф Бестужев, — и граф Понятовский также моего мнения.

   — Правда? — спросил Пётр Фёдорович, обращаясь к Понятовскому.

   — Правда, — ответил граф, — и я прошу вас, ваше императорское высочество, как ни тяжела мне разлука, считать моё временное удаление отсюда приемлемым.

   — Чёрт возьми, чёрт возьми! — воскликнул великий князь, топнув сапогом по полу и звякая шпорою. — Никто при этом дворе и не вспомнит обо мне, за исключением разве того случая, когда дело коснётся того, чтобы причинить мне зло и сделать неприятность мне и моим друзьям!.. Постойте же! — вдруг воскликнул он, причём его взор озарился счастливым огоньком. — Скажите, граф Бестужев, вы уверены в том, что императрица вскоре изменит свои воззрения и разрешит графу возвратиться?

   — В этом, как я уже имел честь заметить вашему императорскому высочеству, я совершенно уверен, — ответил граф Бестужев.

   — В таком случае, — воскликнул Пётр Фёдорович и, как ребёнок, радостно захлопал в ладоши, — в таком случае я знаю, как мы поступим... Пусть граф исчезнет из моего двора, но тем не менее он не уедет отсюда... тем не менее мы будем ежедневно видеть его... У меня есть для него надёжное убежище... в доме лесничего, в парке, близ зверинца... Никто не откроет его там, и в то время как мы будем среди своих, он будет иметь возможность приходить сюда всегда, когда лишь захочет... Вы умеете, граф Бестужев, хранить молчание?.. Обещаете не изменить мне? — сказал он, схватив руку канцлера.