Тайна Магдалины

«Не будь идиоткой. Давай, Морин, думай». И вдруг она услышала его. Не призрачный женский голос, а голос, звучавший в ее собственной голове, всплывший из памяти. Это был голос Синклера в их первую ночь в замке:

«Дорогая моя, вы — пасхальный агнец».

Морин повернулась к панели и набрала цифры. 3-2-2.322. Ее день рождения, день воскресения.

Прозвучали два коротких гудка, вспыхнула зеленая лампочка, и механический голос сказал что-то по-французски. Морин не стала выяснять, проснулся ли кто-нибудь. Она открыла тяжелую дверь и выскочила наружу, туда, где лунный свет освещал вымощенную булыжником подъездную дорогу к замку.

Морин точно знала, куда идет. Она не знала почему и не знала как; просто знала, что ей суждено это сделать. Голоса больше не было слышно, но Морин и не нуждалась в нем. Что-то еще двигало ею, какое-то знание внутри.

Она быстро обогнула замок, тем же самым путем, каким Синклер вел их, когда они осматривали окрестности. По заросшей тропе было бы невозможно пройти в темную ночь, но сейчас полная луна освещала путь. Морин шла почти бегом, пока не увидела вдали цель своего похода. Причуда Синклера. Башня, которую Алистер Синклер по непонятным причинам построил посреди своих владений.

Теперь Морин знала, что такая причина имелась. Это был наблюдательный пункт, как и Tour Magdala Беранже Соньера в Ренн-ле-Шато. И Беранже Соньер, и Алистер Синклер внимательно наблюдали за местностью в ожидании того дня, когда их Мария решит раскрыть свой секрет. Обе башни возвышались над территорией, где, как считалось, спрятано сокровище. Морин в возбуждении направилась к башне, но тут ее сердце упало. Она вспомнила, что Синклер держал дверь в башню закрытой. Он открывал ее ключом, когда они приходили.

Стоп. А потом? Морин рылась в своей памяти, пока подходила ближе к башне и не могла вспомнить, запер ли Синклер дверь. Мог ли он забыть это сделать? Может быть, он вернулся позднее и исправил свое упущение? Или дверь запирается автоматически?

Ей не пришлось долго ждать. Обойдя башню кругом, Морин увидела открытую дверь.

Она вздохнула с облегчением и благодарностью.

— Спасибо, — сказала она, глядя в небо. Очень кстати.

Морин осторожно поднималась по ступенькам. Внутри странного каменного сооружения стояла кромешная тьма, и она ничего не видела. Она подавила свою склонность к клаустрофобии и преодолела страх. Голос Тамми, прозвучавший в голове, напомнил, что и Синклер, и Соньер построили свои башни в соответствии с духовной нумерологией. Дверь располагалась на двадцать второй ступеньке. Лунный свет пролился на лестницу, когда Морин шагнула на крышу башни.

Она минуту постояла там, впитывая в себя сверхъестественную красоту теплой ночи. Не зная, что искать, Морин просто ждала. Она пришла сюда издалека; нужно продолжать верить, что ее путешествие не кончается здесь. Лунный свет вспыхнул на чем-то, не замеченном ранее. На каменной стене позади двери были высечены солнечные часы, похожие на те, которые они видели в Ренн-ле-Шато. Морин провела рукой по резьбе, не зная, были ли они одинаковыми или просто похожими. Она размышляла над этим, наблюдая за ночным Лангедоком.

Тогда Морин увидела вспышку боковым зрением. Она посмотрела туда пристальнее. Что-то неуловимое, проблеск света или движение, привлекло ее взгляд к определенному месту на горизонте. Она повернулась в эту сторону и заметила, что лунный свет как будто усилился, бросая яркий луч на участок местности прямо перед ней, чуть в отдалении. Свет от чего-то отразился. Что это было — камень? Здание?

Теперь она знала. Гробница. Свет был ярче в том месте, где находилась могила Пуссена.

Конечно. Спрятано на видном месте, где и оставалось до сих пор.

Свет продолжал двигаться и меняться, уплотняясь, как будто приобретая очертания вытянутой человеческой фигуры. Сейчас она казалась живой, переливалась разными цветами, танцевала, двигаясь по полям то к ней, то от нее. Она звала ее за собой, указывала ей путь. Морин наблюдала за ней, совершенно очарованная, пока не отважилась принять единственно возможное решение — последовать за ней.

Морин оставила дверь открытой, чтобы лунный свет освещал ей путь вниз по лестнице. Она сбежала по ступенькам и выскочила из башни. Но, оказавшись снаружи, остановилась. Добраться до могилы в темноте было сложно. Прямая тропа отсутствовала. Местность была неровная, усыпанная валунами и покрытая густыми зарослями колючего кустарника.

Единственное, что могла придумать Морин, — это выйти на подъездную дорогу и пойти по главной дороге, идущей через владения Синклера. Для этого требовалось пройти мимо главного входа в дом и выйти на шоссе. Двигаясь по запутанной тропе так быстро, как только могла, Морин вскоре увидела прямо перед собой дом. Он казался темным и тихим. Пока все хорошо. Она побежала по булыжнику вдоль края длинной подъездной аллеи, пока не достигла парадных ворот.

Она с облегчением обнаружила, что ворота с этой стороны оборудованы датчиками движения, и они открылись с механическим шепотом, как только Морин приблизилась к ним, пробежала мимо и свернула налево на главную дорогу. Вряд ли в этой удаленной местности можно было встретить много машин. Окрестная тишина грозила поглотить ее — такое жуткое безмолвие, что оно выбивало ее из колеи. Владения замка простирались далеко, и поблизости не было соседей. Единственным звуком был стук сердца Морин.

Она старалась держаться края дороги и внимательно смотреть, куда идет.

Сердце Морин подпрыгнуло в груди, когда какой-то звук разорвал тишину. Машина. Откуда она едет? В горах трудно понять, с какой стороны движется машина. Морин не стала ждать, чтобы выяснить это. Она бросилась на землю и стала молиться, чтобы кусты и трава скрыли ее от света фар. Морин лежала абсолютно неподвижно, когда машина приблизилась и осветила окрестности. Но водитель пронесся мимо рыжеволосой женщины, лежащей ничком в кустах на обочине.

Убедившись в том, что машина уже достаточно далеко, Морин встала, отряхнулась и продолжила свой путь вдоль дороги. Взглянула на замок, теперь уже находившийся в отдалении — не свет ли горит в окне на верхнем этаже? Она на минуту прищурилась, пытаясь определить, где находится это окно, но здание было слишком большим, и у нее не было времени стоять и раздумывать.

Морин снова принялась шагать, ее сердце забилось чаще, когда она завернула за поворот и узнала место. Прямо перед ней, на возвышении в лунном свете сняла могила Пуссена. «Et in Arcadia ego», — прошептала Морин сама себе. — «Вот мы и здесь».

Она принялась искать тропу, которую они с Питером обнаружили несколько дней назад. Морин нашла ее, благодаря удаче, своим воспоминаниям и, возможно, чему-то большему, и поднялась на холм, где веками стояло надгробие, надежное и молчаливое свидетельство древнего наследия. Однажды оно должно было раскрыть свои секреты.

И что теперь? Морин огляделась, потом прошлась вокруг и остановилась около надгробия, думая и выжидая. На краткий миг она почувствовала сомнение, вспомнив слова Тамми: «Алистер перекопал каждый дюйм земли в этом месте, и Синклер использовал все возможные достижения современной технологии».

Не только они, но и тысячи других искателей сокровищ снова и снова прочесывали эту местность. Никто ничего не нашел. Почему с ней должно быть иначе?

Но потом она услышала его, голос из сна. Ее голос: «Потому что пришло время».

Громкий шорох в кустах так напугал ее, что Морин подпрыгнула, потеряла равновесие и упала на землю. Правая рука ударилась об острый камень, и она почувствовала, что порезала ладонь. У нее не было времени подумать о боли; она слишком испугалась звука. Что это было? Морин подождала, лежа совершенно тихо. Задержала дыхание. Потом снова раздался шорох, и два абсолютно белых голубя вылетели из кустов и исчезли в ночном небе Лангедока.

Морин снова начала дышать. Она поднялась и двинулась в сторону зарослей, которые скрывали нагромождение валунов напротив горы. Руками раздвинула кусты, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь за ними. Ничего, кроме камней. Она посильнее толкнула камень, но он не пошевелился, никакого движения. Она остановилась, чтобы на минутку передохнуть, пытаясь собраться с мыслями. Рука ныла в месте пореза; по ладони текла кровь. Когда Морин подняла правую руку, чтобы посмотреть на рану, лунный свет отразился от ее кольца, вспыхнув на круглом узоре, выгравированном на древней меди.