Восстание в крепости

Бахрам, заботясь о том, чтобы известие, принесенное Рамазаном, не взбудоражило присутствующих, поспешил перебить его:

— Люди болтают всякое. Пусть себе говорят что угодно. — Он направился к двери. — Хорошо, что ты пришел, Рамазан. Выйдем-ка во двор, мне надо кое-что сказать тебе.

Они вышли. Во дворе к ним присоединился Узун Гасан. Под тутовым деревом сидели двое стариков. Все расположились рядом с ними на бревне, приспособленном для колки дров.

Гасан-киши никак не мог успокоиться.

— Послушай, Рамазан, — сказал он, — скорей выкладывай, что ты хотел сказать. Кажется, мы догадываемся, о чем пойдет речь. Если дело касается муллы, я сейчас пойду и приволоку его за шиворот.

Рамазан покачал головой.

— Мулла тут не при чем. Говорят, урядник Алибек распорядился, чтобы на похоронах Кара Насира было немноголюдно. Таков приказ пристава Кукиева.

Гасан-киши зло плюнул в землю.

— Тьфу, гиена! Не хватает еще, чтобы пристав и урядник командовали похоронами людей. Можно ли верить этому?

— Я передаю то, что слышал своими ушами.

Гасан-киши, негодуя, хлопнул себе по колену.

— Мне кажется, это все выдумки того, четырехглазого. С тех пор как он появился в городе, творятся странные вещи. Будь он неладен — этот Тайтс! Посмотришь на его тщедушное тельце, за него и ломаной копейки не дашь, а творит такое! Выходит, даже хоронить покойников — запрещено. Что им от нас надо? Или все это неспроста делается? А?

Бахрам поднял голову.

— Ясно, неспроста. Иначе власти не всполошились бы.

— А что же произошло? Если знаешь, — говори!

— Боятся, что у могилы будут произносить речи, ругать власть.

— Вот оно что! А я все ломаю голову, почему это мулла Кебла Сафар не пошел?! — Гасан-киши снова хлопнул себя по колену. — Клянусь аллахом, он испугался. Я еще в жизни не встречал такого труса. Этот и на родниковую воду дует!

То и дело во дворе скрипела калитка. Приходили все новые люди. На улице у ворот собралась большая толпа.

Немного погодя к Бахраму подошел сосед Кара Насира и сказал, что урядник Алибек и несколько городовых ждут поблизости от дома, когда начнется вынос тела.

Гасан-киши снова вышел из себя:

— Нечестивцы! Что же это такое? Неужели они не дадут нам спокойно похоронить человека? Надо бы спросить у них: почему они суют свои носы во все дыры? Или, может, случилось что-то, чего мы не знаем? Тогда пусть пожалуют сюда… Посмотрим, что они скажут нам!

— А тебе что, старина? — бросил ему Бахрам, не поднимая от земли помрачневших глаз. — Пусть себе стоят и наблюдают.

Бахрам и сам был порядком взволнован, хотя старался скрыть это. Он поднялся с бревна и вышел за ворота.

Народу собралось много. Пришли все рабочие табачной фабрики.

Урядник Алибек, и правда, стоял неподалеку от дома, посреди улицы, широко расставив ноги. Он что-то говорил двум городовым.

Бахрам долго вглядывался в толпу, — хозяина табачной фабрики Гаджи Хейри нигде не было. "Испугался, не пришел", — подумал он. Но его тревожило другое: почему до сих пор нет Аршака, из-за него задерживается вынос тела. Когда Бахрам вернулся во двор, до его слуха снова донеслись женские причитания. Но не успел он подсесть к Гасану-киши, как появился Аршак.

Бахрам кивком головы дал ему понять, чтобы он прошел в комнату, и последовал за ним. Здесь никого не было. Они сели у стены.

— Что случилось? — тихо спросил Бахрам.

— Ничего нового. Я видел Лалезар-ханум. Она спрятала листовки в надежном месте. В крепости тоже все благополучно.

Бахрам немного успокоился.

— Ты видел урядника и городовых, когда шел сюда? — спросил он.

— Видел. Городовые ушли, урядник остался один.

Бахрам удивился.

— Странно, почему же городовые смылись?

— Не знаю. Наверное, Алибек полагается на себя одного.

Бахрам покачал головой.

— По-моему, дело не в этом. Просто они боятся, что, пока они будут здесь, в городе может произойти что-нибудь нежелательное.

Аршак усмехнулся.

— Возможно, ты прав.

Было уже далеко за полдень. Бахрам вышел во двор и подозвал к себе Гасана-киши и еще четверых рабочих табачной фабрики.

— Пора, — сказал он, — будем выносить.

Гасан-киши прошел в другую половину дома, где у тела покойного собрались женщины.

— Будет, будет вам убиваться! — сказал он. — Сейчас надо выносить. Дайте дорогу!

Женщины, как по команде, заголосили еще громче. На помощь Гасану-киши поспешили друзья Кара Насира. Они оттеснили женщин от гроба.

Жена Насира принялась царапать себе грудь и рвать на голове волосы. Она припала к телу покойного, не желая расставаться с ним. Женщины с трудом оторвали ее от умершего.

Когда гроб выносили из ворот, Бахрам метнул взгляд в сторону Алибека. Урядник действительно стоял один.

Улучив момент, фаэтонщик шепнул Бахраму:

— Нехорошо получается. Без муллы. Стыдно…

Бахрам ответил:

— Что ж, пусть глупцы стыдят покойника. Не думай об этом, Гасан. И без муллы можно похоронить человека.

Прохожие на улице один за другим присоединялись к похоронной процессии.

Бахрам продолжал исподволь следить за урядником Алибеком. Он чувствовал, что тот намеревается подойти к нему и что-то сказать.

У кладбищенских ворот Бахрам, уступив свое место у гроба одному из друзей покойного, услыхал вдруг за спиной голос Алибека:

— Эй, сын Араза!

Бахрам обернулся, насупив брови.

— Ну, в чем дело?

Алибек хлопнул ладонью по костяной рукоятке сабли, висевшей у него на боку.

— Предупреждаю: шума чтобы не было!

Бахрам насмешливо скривил губы.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Мы пришли на кладбище не в барабан бить, а хоронить покойника. — И он прошел мимо.

Дневной зной еще не спал. Облако пыли сопровождало толпу, которая шла за гробом Насира. Ближе к кладбищу с гор пахнуло свежим ветерком, пыль улеглась, сразу стало легче дышать.

Вдруг в толпе пронесся шепот. У свежевырытой могилы, скорбно опустив голову, стоял человек. Все сразу узнали его: это был Гачаг Мухаммед.

— Мухаммед!.. Мухаммед!.. — передавалось из уст в уста.

Алибек стоял с вытаращенными глазами, не зная, что делать. Сначала он намеревался притаиться в толпе и подстрелить Мухаммеда исподтишка. Но побоялся. Стрелять в такой момент в Мухаммеда?.. Бог знает, что могут сделать с ним рабочие! Однако тут же Алибек вспомнил о вознаграждении, назначенном за голову Мухаммеда, и в нем с новой силой вспыхнуло желание всадить пулю в гачага. У него затряслись руки. А может, Мухаммед ему только померещился? Может, он с утра хватил лишнего?

Гроб опустили на край могилы. Рядом с Мухаммедом встал Бахрам. Обведя глазами толпу, он глубоко вздохнул и заговорил:

— Братья, мы безвременно потеряли нашего товарища. Тот, кто виновен в его смерти, кто сделал сиротами четверых малышей, должен получить по заслугам. Настанет день — виновный за все ответит. На земле не вечно будет царить несправедливость. Люди могут терпеть и молчать, долго молчать, но они ничего не забывают. И пусть убийцы Насира не думают, что дети его пойдут по миру. Нет, дети Насира — наши дети!..

Мухаммед видел: простые, задушевные слова Бахрама доходят до сердца каждого, всех волнуют. Он подумал, что дети его сестры после смерти отца действительно не пропадут, — всегда в тяжелую минуту жизни им придет на помощь хотя бы этот парень, сын Араза.

Слушая Бахрама, Алибек наливался гневом. С каким наслаждением он расправился бы с этим дерзким говоруном. Но сейчас он должен думать о другом. До этого дня Гачаг Мухаммед казался ему недосягаемым, а сейчас — вот он, в двух шагах от него. Нет, во что бы то ни стало надо если не убить, то хотя бы подстрелить его и отдать в руки пристава.

Прячась в толпе, чтобы Мухаммед не увидел его, Алибек стал выжидать удобного момента.

Гроб опустили в могилу и засыпали землей. Мухаммед нагнулся, поднял горсть земли и кинул ее на могильный холмик.