Сестра Харуна ар-Рашида

ности. Убийство визиря и то, что теперь, я вижу, ты за¬

мышляешь сделать, тебе не простят ни ныне живущие, ни

потомки. Вместе с визирем ты убил и мою дружбу. Отны¬

не я буду исполнять обет молчания. Думы мои и тайны

останутся при мне! Да будет аллах тому свидетелем!

Харун ар-Рашид изменился в лице, но быстро овладел

собой и спокойно проговорил:

—      Дядюшка, ты никогда не узнаешь, в чем виноват

визирь, за что поплатился головой. Освобождение аль-

Аляви, стяжательство — все это пустяки. Поверь мне в

последний раз: если бы визирь воскрес, я бы убил его

вторично! Вот какая у меня к нему ненависть! А больше

я тебе ничего не скажу. — Халиф глубоко вздохнул и за¬

кончил: — Ступай, дядюшка! Я должен совершить омове¬

ние и сотворить молитву. Сегодня пятница. Меня ждут в

мечети.

Глава LXVII

ХАСАН И ХУСЕЙН

Первыми из Бармекидов среди бела дня были схваче¬

ны отец и брат Джаафара ибн Яхьи. Это послужило сиг¬

налом к началу погромов. Шемассийский дворец был

разграблен, обитатели его перебиты. Та же участь постиг¬

ла и другие бармекидские дворцы и дома. В Нахраване

явившиеся под предлогом проводов визиря стражники из

особой охраны халифа захватили лагерь. Избиение Барме¬

кидов и их сторонников продолжалось повсеместно.

В тот день тысячи безвинных людей обрели гибель. Остав¬

шиеся в живых, чудом уцелевшие были заточены в тем¬

ницы, брошены в подземелья, изгнаны с насиженных

мест, обречены на скитания и медленную голодную

смерть. Их земли, богатства, рабы перешли к халифу.

На поспешно собранном меджлисе запрещено было даже

упоминать имена убитых, изгнанных и заточенных.

Зубейда торжествовала. Мечты ее полностью осущест¬

вились. В субботу утром к халифу были приведены сы¬

новья визиря — Хасаи и Хусейн.

Еще разгоряченные внезапно прерванной игрой, весе¬

лые и шаловливые мальчики увидели сидящего на тахте

пышно разодетого незнакомого мужчину и подбежали к

нему. Через несколько минут младший гладил бороду

Харуна ар-Рашида, а старший — он, как и полагается,

был похрабрее — взобрался ему на плечи.

—      Как вас зовут, дети? — едва выдавливая из себя

слова, спросил халиф и с ужасом заметил, что один маль¬

чик похож на него, а второй — на Аббасу.

—      Я Хасаи!

—      А я Хусейн!

—      Хусейн и Хасан! Хасан и Хусейн! — баловались

дети, перекрикивая друг друга.

«Неужели я убыо их?! О, аллах! «Убийца!» — крикнула

мне Аббаса. Убийца?! Нет, нет! Невинные создания, пле¬

мянники, они будут жить!—Халиф переводил взгляд с

Хусейна, в котором, казалось, воплотилась сестра, на Ха¬

сана, в котором он узнавал самого себя в далекие годы

детства. — Однако что со мной? Я простил нанесенное

ос юрбление? Нет, такое не забывается. Они — мой стыд

и позор! Живое свидетельство...»

—      Масрур! —крикнул он, сбрасывая с плеч Хасана и

отталкивая Хусейна.

—      Я здесь, мой господин!

—      Возьми ключ, который я тебе дал, сейчас же прове¬

ди их... ты знаешь куда... обоих... пусть выроют... рядом...

поменьше... Ты понял?

—      Как не понять, мой господин!

—      Ступай, мой верный слуга!

Он хлопнул Масрура по плечу, гляпул на испуганных

детей и отвернулся, чтобы скрыть внезапно выступившие

на глаза слезы.

Трудно сказать, почему заплакал эмир правоверных;

то ли это были слезы поздней жалости и раскаяния, то ли

слезы ненависти и злобы...

В проеме окна синели воды Тигра. Вдали, на Багдад¬

ском мосту, что-то чернело, — это было посаженное на

кол тело визиря.

Так закончилась печальная история Аббасы, сестры

халифа.

Кто хвалим и прославляем в этом мире? Кто среди

людей обрел счастье? Тот, кому повезло в жизпи, кто

умело использовал благоприятные обстоятельства.

Да будет хвалимый достоин похвалы!

Да будет счастливый достоин счастья!