Миронов

«24 февраля для разгона толпы народа на Невском и др. улицах экстренно была вызвана 4-я сотня. Командир войсков. старш. В. С. Бахиров, выстроив сотню, обратился к ней с речью. Настроение казаков было ясно для всякого, но, несмотря на это, Бахиров начал говорить о долге службы, о царе, о бунтовщиках, напрасно было потрачено красноречие царского сатрапа. Сотня отказалась выполнять приказы палача.

Вечером 24 февраля одна сотня стояла в полицейском участке по Забалканскому проспекту. Полиция скрылась, по улицам двигались толпы народа и восставшие войска. Сотня требовала присоединения к народу. Командир Бахиров грозил казакам, распоряжался действовать оружием и все звонил по телефону в полк, требуя подкрепления... Сотня не слушала, и подкрепление не приходило. Казаки побросали нагайки, и командиру полка пришлось срочно выписывать новые. Но нагайки без казаков не действовали.

27 февраля вечером, когда уже большая часть Петрограда была в руках восставших войск, полк, разогнанный во все концы города, начал отдельными разъездами собираться в казармы. К вечеру казаки собрались в круг и потребовали от полковника Яковлева, чтобы он приказал уведенным двум сотням возвратиться в Петроград и немедленно идти и представить себя в распоряжение Государственной думы, немедленно присоединиться к народу. Полковник не соглашался. Тогда казаки снарядили конвой на автомобиле и послали за уведенными сотнями. Утром 1 марта, не дожидаясь этих двух сотен, полк был под красным знаменем у Государственной думы.

28 февраля ночью командир 1-й сотни есаул Аврамов приказал сотне тайком выбраться из Колпина. Сотня уже присоединилась к народу. Чтобы убрать сотню и опять-таки выждать прибытия георгиевских эшелонов генерала Иванова и «дикой дивизии», дано было приказание тайком убраться из города. Раньше есаул Аврамов грубо врывался в толпу народа, избивал даже детей нагайкой, и когда казаки выезжали без нагаек – грозил судом и расстрелом. Когда обозначилась явная попытка убрать сотню, чтобы потом при подходе подкреплений бросить ее на народ, есаул Аврамов был арестован народными милиционерами при содействии казаков сотни и доставлен в Петроград.

В городе все революционные войска готовились к отражению дивизий генерала Иванова. Ходили слухи, что даже генерал Эверт ведет войска на Петроград. Революционные солдаты и казаки не знали, что несет им следующий час. Никто не мог знать, сколько грядущая свобода еще потребует трупов и крови. Одно было ясно, что контрреволюционеры не могли оставаться у власти и командовать восставшими войсками. 2 марта утром казачий полковой круг потребовал удаления офицеров, «явно противных разрастающейся народной революции». Комитет экстренно довел до сведения о создавшемся положении военную комиссию при Государственной думе, которая распорядилась либо арестовать явных противников революции, либо немедленно откомандировать их в резерв. Чтобы не делать шума и избежать острых приемов, комитет решился на последнее. Десять офицеров-реакционеров были устранены от командования и отчислены в резерв».

О тех памятных днях вспоминает унтер-офицер учебной команды Волынского полка Александр Владимирович Любинский:

– 25 февраля 1917 года, в 12 часов 15 минут наша учебная команда прибыла на Знаменскую площадь против Николаевского вокзала. Разместили нас во дворе Северной гостиницы. Жандармы, городовые и человек пять-десять конных казаков 6-й сотни, 1-го Донского казачьего имени генералиссимуса графа Суворова полка уже охраняли подступы к площади. На площади было пусто, но со всех сторон, по улицам – Суворовской, Старо-Невской, Лиговке – подходил народ, тысячи. Требовали пропустить на площадь. Городовые и жандармы не пускали. В это время с угла Старо-Невской, где был тогда ювелирный магазин, выскочила девушка-студентка. Оглянулась – и побежала через площадь. Наш взводный офицер Воронов-Вениаминов выхватил у солдата винтовку и выстрелил. Девушку убил. Второй наш взводный, Баньковский, дал команду: «Винтовки – разрядить!», а народ прорвал ограждение и кинулся на площадь. Пристав, фамилия Крылов, подскочил к казакам. Скомандовал стрелять. Казаки в народ не стали стрелять. Крылов размахнулся и два раза ударил по щеке правофлангового казака. Рядом стоял казак Филатов. Выхватил шашку и одним махом срубил приставу голову. Так и упала. Человек шестьдесят жандармов повернули коней и кинулись в сторону Невского, а народ – к нам и казакам. Целуют. «Казаки с нами!» – кричат. «Долой войну! Долой царя! Хлеба!» С революционными песнями тысячами двинулись по Невскому. Уже остановить никто не мог.

25 февраля 1917 года – это еще не революция. Монархия еще жила и бешенствовала, веря в свою силу. Еще царский комендант Петрограда Хабалов, наводя ужас на улицах города, вооружал пулеметами полицейско-жандармские полки и оставшиеся верными правительству наиболее замордованные реакционным офицерьем воинские части и расправлялся с безоружным, голодным народом, требовавшим хлеба; расстреливал рабочие демонстрации и загонял сотни людей в тюрьмы. Еще чаша весов колебалась.

Несколько позже на Знаменской площади произошло событие, изменившее отношение толпы и войск. Появилась надежда, мало-помалу переходившая в уверенность, что ни казаки, ни войска не будут стрелять в народ. Вечером этого дня на окраинах города уже явно стали обозначаться события, носившие массовый и притом весьма активный характер. Толпа не исполняла распоряжений полицейских агентов и в тех случаях, когда полиция пыталась атаковать, вступала с ней в борьбу.

Искрой, от которой вспыхнул вселенский пожар, послужило трагическое событие именно в Волынском полку, и именно в его учебной команде. Унтер-офицер Кирпичников не подчинился офицеру своему и, яростно споря, выстрелом из револьвера убил его. Кирпичникову грозил военно-полевой суд, но он быстро сообразил, чем заслужить симпатии своих солдат, и заорал: «Бей офицерье!.. Долой войну!.. Даешь революцию!..» Солдаты, похватав оружие, вывалились из казармы на улицу и присоединились к восставшим горожанам... Глава Временного правительства Александр Федорович Керенский пожаловал Кирпичникову первый Георгиевский крест на красной ленте и собственноручно приколол. С того момента Кирпичников стал именоваться солдатом революции № 1, Ему было присвоено звание прапорщика. Потом чем-то обиженный «герой» переметнулся к белогвардейцам – это уже было во времена гражданской войны. Потребовал, чтобы его принял сам генерал Марков. Когда генералу доложили о настойчивом домогательстве всероссийско известного Кирпичникова – солдата революции № 1, тот приказал тут же его повесить...

По разумению Филиппа Козьмича Миронова, пребывавшего в госпитале и получавшего регулярные донесения о событиях в столице государства, творилось что-то невероятное... Но его вскоре отправили в один из провинциальных госпиталей, опасаясь революционного влияния на казаков. Но того, что произошло, и сам Миронов не ожидал от рядовых чинов донского казачества. Какая сила была царем сосредоточена в Петрограде – три полка отборных казачьих войск! Они, конечно же, смогли бы сдержать революционный пыл неорганизованной толпы. Если бы захотели... Миронов помнит, как один генерал в бешенстве побежденного кричал: «Дайте мне две сотни преданных, нерассуждающих казаков, и я остановлю революцию в России!..» А тут было не две сотни, а целых три полка!

За развитием событий Миронов будет внимательно следить издалека...

В стране – усталость, нищета и нескончаемые жертвы. Голод. Разорение. Тыл разложен. На фронте сплошные поражения... В правительстве сидят ставленники царицы и Гришки Распутина. Сначала Штюрмер стал министром иностранных дел вместо Сазонова. Через полгода Штюрмер заменил Горемыкина на посту Председателя Совета министров. Народ России такое назначение воспринял с негодованием. Повсюду чувствуется приближение грозы. Все несчастия России от немецких шпионов, царицы, симпатизирующей немцам, министров, назначенных царицей-немкой и ее старцем...

По Петрограду разнеслась молва: по распоряжению царицы в госпиталь, где находились пленные немецкие офицеры, прибыли доброжелатели, одаривали дорогими подарками и деньгами. А русские – оборванные, голодные – напрасно кровь проливают на фронте. Сами немцы поняли, что силой оружия им не одолеть Россию. Тогда решили скомпрометировать царицу, благо ничего не стоит опорочить женщину... Царица-немка – изменница. .. Распутница... И потом, надо всячески содействовать революционному движению, которое уберет с трона царя. Ведь только царь являлся цементирующим звеном русского народа, который видел в нем власть – духовную и светскую. Царь и церковь – неразделимы, как и православный народ русский – богоносец, великий в простоте, правде и смирении и всепрощении. Царя не будет, распадется империя – и победа будет за Германией.