Генерал Раевский

— Главное, полковник, сильней пыли, — передал полковнику Ефремову генерал Милорадович волю главнокомандующего. — Своим движением вы должны увести неприятеля подалее к Рязани. Справишься — честь тебе и слава.

До самых Бронниц не подозревавший хитрости Мюрат гнался за разъездами, полагая, что непременно настигнет русскую армию и нанесёт ей поражение. Но за Бронницами отступавшие вдруг исчезли. Были — и нет! Не стало их.

Мюрат выслал разведку к Рязани и направил дозоры на фланги, приказав найти главные силы русских. Однако поиски были безуспешными.

Две недели Наполеон находился в полном неведении, куда могли скрыться русские войска. Такого с ним никогда не случалось. Стотысячная армия словно провалилась!

А она в это время сосредоточилась у Тарутина. Своим манёвром она заняла угрожающее местоположение относительно находившихся в Москве и её окрестностях французских сил. Русские отрезали им доступ в не разорённые войной южные области, откуда к армии поступало не только людское пополнение, но и снабжение всем необходимым.

В Тарутине войска встали лагерем, занимая выгодные позиции. С фронта они прикрывались рекой Нарой, имевшей высокие крутые берега, за которыми в удалении расположились передовые посты. Они закрепились на небольшой речке Чернишной, притоке Нары.

1 октября генерал Орлов-Денисов выехал с ординарцем Полосухиным на правый фланг передовой линии, где его лейб-казаки несли охрану.

День выдался тёплый, солнечный, в воздухе лениво плавали серебристые паутинки. Генералу вдруг вспомнилось, как год назад в такую же осеннюю пору он проводил свой отпуск в родной станице Черкасской. Он сидел у Дона и думал о своей жизни, беспокойно-тревожной, с бессонными ночами, долгими походами, частыми сражениями. Такой жизнью жили его дед и отец, и такая же судьба уготована каждому казаку, стражу земли Русской...

«Курлы-курлы» — донеслось с неба. В белесоватой голубизне плыл журавлиный косяк.

   — К нашим краям летят, — поглядел на птиц из-под ладони Полосухин. — Через неделю-другую над Доном пролетят.

   — Пролетят, — согласился генерал.

Они миновали Спасское, по мосту перебрались на левый берег Нары и взяли направление к видневшемуся вдали перелеску. Их встретил сотник Урюпинский, бородатый, с быстрыми глазами. Сам он был с Хопра и фамилию носил по названию родной станицы Урюпинской.

   — На аванпостах тихо, и никаких происшествиев не случилось, — держа ладонь у папахи, доложил он.

В сторожевом охранении было создано три линии. В передовой дозорные попарно дежурили в течение суток. В версте от первой линии была вторая. Там также несли круглосуточное дежурство. А в третьей линии располагались резервные подразделения.

   — Неужто за сутки так ничего и не было? — усомнился генерал. — А что неприятель?

   — А он далече. Видать, сидит и боится сблизиться. Это уж точно. Вчера мы с Тимохой Токмаковым углубились в лес до самого Хоросина-села, ни души не повстречали.

   — Кто разрешил? Почему проявили самоуправство? — нахмурил брови генерал.

   — Виноват. Извините за необдуманность. Хотел только дойти до леса, поглядеть хранцуза поближе, да потом азарт захватил: дай, думаю, выясню, где хранцуз нечистый скрывается.

   — И где же он?

   — Так мы его не видели! Рыскали-рыскали по лесу и даже к опушке подбирались — нигде нет!

   — Ну-ка, ну-ка, — возбудился генерал и полез в сумку за бумагой с вычерченным на ней расположением аванпостов и неприятельских частей. — Покажи-ка, сотник, как ехали, где были.

Урюпинский, столкнув со лба папаху, склонился над планом и засопел: в таких делах он был не очень горазд.

   — Вначале, значица, мы выехали отсель и потрусили вот сюды, — ткнул он пальцем в угол обозначенного на бумаге леса. — А оттель пошли лесом в сторону хранца. Ехали версты две, а может и более. Хоросино-село правей нас и чуток позади оказалось. Тут мы повстречали девчонок малых, те бродили по грибы, с лукошками. Я их, значица, расспросил о том о сём, поинтересовался насчёт хранца. Заходили, гутарят, а сейчас в селе никого. Тогда решили ехать мы через лес, на опушку, авось там его найдём...

   — Доехали до опушки?

   — Не-е. Не стали испытывать судьбу, поехали назад. Так никого и не повстречали.

Генерал, уставившись в план, о чём-то размышлял. Потом перевёл взгляд на лес, всмотрелся в холмистую равнину.

   — Послушай, сотник, а если сейчас поедем, проведёшь по тем местам?

   — Где был вчера? А то как же!

   — Тогда мигом собирайся, поедем. И дозорного с собой бери.

   — Токмакова? Он дежурит, но я подмену вышлю. А ещё надобно с десяток прихватить. Не дай Бог, на хранца наскочим.

   — Хорошо, давай команду на сбор.

   — Сей момент... А бережёного Бог бережёт.

Вскоре прибыл в полной форме шустрый Токмаков, за ним восемь верховых гвардейцев во главе с урядником Бутовым.

   — Поехали! — скомандовал генерал, и все направились к лесу.

Возвратились они к вечеру, уставшие, голодные, возбуждённые от удачно проведённой разведки. Проехав по вчерашнему маршруту, они не встретили ни одного француза, хотя до неприятельского расположения оставалось не более полуверсты. Не иначе как французы боялись заходить в лес. Поблагодарив подчинённых за службу, генерал поспешил в Леташевку, где находилась квартира главнокомандующего Кутузова.

Первого, кого Василий Васильевич встретил в селе, был полковник Толь. Едва он повёл рассказ о поездке, как полковник насторожился.

   — Продолжайте, граф, это очень интересно. — Он развернул карту и стал следить по ней, отмечая карандашом путь, который проделал Орлов-Денисов. — И ни одного французского разъезда не повстречали? И какие на сей счёт ваши соображения?

   — Надобно учинить диверсию против неприятельского фланга, воспользоваться оплошностью врага и внезапно напасть на него. Непременно добьёмся виктории. Поручите мне это дело и дайте полков поболее, пять, а может, и шесть. Их сейчас вон сколько с Дона прибыло! Целых двадцать шесть! Матвей Иванович Платов определённо сие дело одобрит.

Толь молча слушал, покусывая губу, думал своё.

   — Резон есть, только у Мюрата сила немалая: до тридцати тысяч на позиции да артиллерии сколько! — наконец сказал он. — Тут нужен основательный удар, а для этого и силы значительные. Нужно доложить главнокомандующему. Полагаю, Михаил Илларионович замысел одобрит.

Подошёл начальник главного штаба генерал Беннигсен. С утра, после того как он прочитал адресованное ему письмо самого императора, генерал был не в духе. Александр объявил ему из Петербурга строгий выговор за то, что он посмел встретиться на передовых позициях с Мюратом и вступить с ним в переговоры. Разговор не выходил за пределы личных отношений, однако Мюрат был врагом, и русский генерал не должен был терять своего достоинства.

Увидев Орлова-Денисова, Беннигсен вскинул бровь.

   — С чем прибыли, граф? Как будто у нас к вам не было дела.

   — Генерал только что вернулся из разведки, привёз новости чрезвычайной важности, — ответил за него Толь и не без умысла добавил: — Мы как раз собирались доложить вам о них.

   — Новости? Что-нибудь важное?

   — Совершенно верно. Прошу выслушать.

Толь стал докладывать сообщение Орлова-Денисова. Сухое, деревянное лицо Беннигсена оставалось неподвижным.

   — Вот у нас и возникла мысль внезапно напасть на Мюрата с одновременным ударом на его фланг и тыл.

   — Думать надо, думать, — неопределённо ответил Беннигсен. — Это прерогатива главнокомандующего. Ему доложите. С моей стороны возражений нет. Если возложат на меня ответственность, приму командование.

Толь без труда разгадал смысл высказанного хитроумным ганноверцем: конечно же, он одобряет дело и готов его возглавить, но предлагать главнокомандующему, с которым не ладит, не станет.

Михаил Илларионович слушал Толя без особого, казалось, интереса. Сидел в кресле, положив на стол пухлые старческие руки и поглядывая единственным оком на карту с вычерченными цветными знаками. Когда полковник кончил, Кутузов помедлил с ответом, потом произнёс: