Геворг Марзпетуни

Царь почувствовал смущение воинов и, обратясь к ним, сказал:

— Вы хотите, чтобы ваш царь попал в плен к Беширу?

— Никогда!.. — воскликнули все как один.

— Тогда готовьтесь к бою. Князь Марзпетуни с двадцатью воинами разбил войско Бешира. Неужели вы, сто человек, не сможете сделать то же самое?

Имя храбрецов Марзпетуни вдохновило воинов.

— Веди нас, великий государь! — крикнули они горячо.

— Я буду с вами до последнего вздоха, — сказал царь. Затем обратился к монастырскому ключнику: — Сколько на острове плотов?

— Двадцать, если не считать лодок, — ответил тот.

— Завтра до рассвета они должны быть готовы к спуску на воду.

— Будут готовы еще ночью, — ответил ключник и, низко поклонившись, удалился.

Замысел царя был более чем дерзким. С несколькими десятками воинов идти против войска Бешира — значило идти на верную гибель.

Монастырская братия, прекрасно понимавшая грозящую опасность, обратилась к царице с просьбой, чтобы она отговорила царя от такого намерения.

— На острове нам легче защищаться, — убеждала царица. — Наши воины и братия справятся с плотами противника. Это нетрудно. Но вне острова у тебя нет опоры. Противник стрелами истребит твоих воинов и займет остров.

— Две серьезные причины толкают меня на этот шаг, — ответил царь. — Первая — мое царское достоинство. Этот наглый араб осмелился послать ко мне своих людей и требовать Севан, называя его владением главного эмира. Он приглашает меня к себе подписать мирное соглашение с тем, чтобы взять в плен. Этот жалкий человек, потерпевший поражение от двадцати воинов Марзпетуни, считает армянского царя столь бессильным, что осмеливается делать ему столь унизительное предложение. Я должен доказать ему, что у льва и в клетке львиное сердце. У меня перед глазами пример Марзпетуни. Как ни мало у меня воинов, я должен дать сражение Беширу. Стыдно Ашоту Железному быть менее мужественным, чем князь Геворг.

Вторая причина еще более серьезна. Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Я не дорожу ею. Об этом я много раз говорил тебе, и ты знаешь, что я имею право желать смерти. Настал час, которым я должен воспользоваться. Я хочу избавиться наконец от угрызений совести и нескончаемых душевных мук. К тому же смерть в этом бою может прославить мое имя. Я, конечно, забочусь не о себе, но о потомках; моя смерть послужит им примером.

— Первая причина уважительная и справедливая, вторая же бесчеловечна, — ответила царица: — Если жизнь стала для тебя бременем и ты желаешь избавиться от нее, это твое право, но обрекать на смерть еще сто человек — жестоко. Эти люди, оставаясь на острове, могут избежать опасности. Зачем перед уходом из жизни брать на душу новый грех? Зачем становиться причиной несчастья людей, лишать семьи кормильцев?..

— Я этого не допущу. Я все взвесил и знаю, кого настигнет смерть. В этом бою падет тот, кто ищет смерти. Остальные вернутся с победой.

— Странное пророчество.

— Да, это так. Бешир, сидя спокойно в своем шатре, ждет, чтобы я пришел к нему с богатыми дарами и сдался в плен. После моего ответа он не ожидает ничего другого. Я все обдумал. Пусть и братия и царица будут спокойны…

— И царица?.. Ты думаешь, что царица может быть спокойна, когда царь ищет смерти?

— Я не хочу огорчать тебя, но решение мое непоколебимо. Какие бы ни были его последствия, ты с ними должна смириться. Даже тогда, когда счастье сопутствовало мне, честь была для меня превыше всего. Как я могу запятнать ее теперь, когда питаю к себе только ненависть?!

— О, какой ты безжалостный… Почему ты сказал это?.. Зачем дал мне почувствовать, что тебе не для кого жить?.. — С этими словами опечаленная царица вышла от царя и направилась в свои покои.

На следующее утро, незадолго до рассвета, плоты были спущены на воду. Воины в присутствии царя упражнялись в метании стрел. Царь разместил их на десяти плотах, на каждом по семи человек, гребцами же назначил опытных в этом деле монахов. Для себя он выбрал легкую лодку, в которую, кроме гребцов, село несколько человек из его свиты. Затем царь распорядился, чтобы остальные воины и монахи следили за их действиями и по первому сигналу, вооружившись копьями, уселись на плоты и двинулись на врага. Это должно было создать впечатление, что с острова на помощь идет новое войско.

Когда солнце поднялось из-за Айцемнасара, небольшой царский флот, отчалив от острова, медленно направился к лагерю Бешира. Царская лодка, украшенная флагами, шла впереди, за нею по два в ряд следовали плоты. Армяне спрятали свои копья и щиты, чтобы обмануть противника. Как только плоты отчалили от острова, войско Бешира высыпало на берег, чтобы увидеть армянского царя. Многие арабы были безоружны, а некоторые даже босы и полуодеты. Они никак не ожидали нападения.

Бешир, возлегавший в шатре, узнав о приближении Ашота Железного, приказал своей свите выстроиться у шатра. Затем он облачился в богатые одежды, надел чалму с золотым султаном, выложенную золотом дамасскую саблю и, развалившись на роскошных подушках, стал поджидать гостя. Он решил сначала оказать царю почет, а по получении от него даров заковать его в цепи и пешком отправить в Двин. «Вот когда армяне узнают Бешира и будут трепетать при одном его имени. А презренный князь, осмелившийся ночью нарушить покой моего стана, пусть коленопреклоненно вымаливает прощение и плачет о своем несчастье в темнице Двина».

Бешир был занят этими мыслями, когда царь Ашот со своими воинами приближался к берегу. Арабов становилось все больше и больше. Они заполнили весь берег и прибрежные скалы. Царские плоты казались им красивыми игрушками.

Но вот царь, взяв из рук оруженосца серебряный лук, крикнул:

— Пора, мои храбрецы! Стреляйте!

Воины быстро взяли в руки щиты и, натянув луки, стали осыпать арабов стрелами.

На берегу начался переполох. Арабы, растерявшись, расталкивая и сбивая с ног друг друга, побежали к шатрам, но стрелы с ужасающей быстротой летели вслед за ними и валили их с ног. Ни одна стрела не миновала цели, ни один выстрел не обошелся без жертвы. Бешир все еще был погружен в свои мечты, когда до него донеслись отчаянные крики. Он растерянно вскочил с места и бросился к выходу. Навстречу ему бежали с искаженными лицами телохранители. Перебивая друг друга, они сообщили, что армяне напали на них.

— Вперед! К оружию! — закричал он хриплым голосом и, обнажив саблю, бросился к берегу. Но, столкнувшись с толпой бегущих воинов, вынужден был отпрянуть назад к своим телохранителям. Ему подвели коня и, сверкая саблей, он ринулся вперед.

— Арабы! Не отступайте! Не теряйтесь! За мной! Вперед, копьеносцы! Враг малочислен, нападайте, бейте его!

Но мало кто последовал за начальником, а телохранители кричали:

— Враг на озере, повелитель! Что могут сделать ему наши мечи и копья?

— Вперед, стрелки! Покажите неверным силу вашей руки! Утопите этих мерзких армян! — ревел Бешир.

Стрелки окружили его и, образовав из щитов черепаху, двинулись к берегу. Натянув луки, они стали посылать стрелы, но сама природа помогала армянам. Солнце яркими лучами слепило арабам глаза, и им не удавалось попадать в цель. Стрелы их падали в воду. Между тем стальные стрелы армян пронзали насквозь вражескую черепаху, разрывая кожаные щиты. Они срывали шлемы, впивались в грудь и бедра. Берег покрылся трупами. Бешир упорно сопротивлялся, надеясь рассеять наконец героически сражавшихся царских воинов. Но армяне все ближе подвигались к берегу. Это удивляло арабов. Вдруг над царской лодкой взвился красный флаг. Это был сигнал для островитян. Сейчас же показались новые плоты, которые, выйдя из-за скал, двинулись на помощь царю. Противник ясно видел на них многочисленное войско. Об этом говорили длинные копья, колеблющиеся над плотами. Медные щиты и вооружение, блестевшее на плотах, придавали им угрожающий вид.

Воины Бешира окончательно растерялись. Бешир стал ободрять их, но его голос не действовал на упавших духом арабов. Напрасно он кричал и метался из стороны в сторону на своем взмыленном коне. Смятение овладело войском. Один из соратников Бешира, подъехав к нему, настойчиво стал уговаривать его отступить.