Заговор, которого не было...

Как позднее установит следствие, побег бандитов из зала суда стал возможным из-за халатности старшего кон­воира прапорщика Сергея Николаева.

При конвоировании преступников в зал суда не был проведен полный досмотр. Кроме того, в момент помеще­ния осужденных в зале суда за металлические ограждения наручники с них были сняты раньше, чем закрыли дверь клетки.

Вениамин Ахтаев, как показало следствие по факту по­бега из зала суда двух опасных преступников, спрятав в одежде заточку, пронес ее в здание райсуда.

Освободившись от наручников, он приставил заточку к горлу прапорщика Николаева и забрал у него пистолет.

Затем бандиты разоружили других охранников и попы­тались бежать на автомобиле.

Милиционеры и собровцы перекрыли им дорогу.

Завязалась перестрелка, в которой погиб и.о. начальни­ка криминальной милиции Приреченского района майор Григорий Желябинский.

Приехавший вместе с ним старший опердежурный ГУВД капитан милиции Александр Сергеев был тяжело ранен.

И тогда группа захвата открыла огонь на поражение.

Владимир Третьяков был убит на месте.

Вениамин Ахтаев был легко ранен и на захваченном у здания суда автомобиле скрылся с места преступления.

Прокуратура возбудила уголовное дело в отношении старшего контролера Сергея Николаева, — ему инкрими­нировалась должностная халатность, повлекшая за собой смерть человека.

Да что толку, хорошего этого человека — Григория Желябинского — не вернешь.

Что касается Вениамина Ахтаева, то его местные сыскари поклялись все же вернуть и снова посадить на скамью подсудимых.

Но странно — не больно-то умный Веня Ахтаев как сквозь землю провалился.

А и то сказать — искали его в городе и его окрестностях, операцию «перехват» сразу же провели, город «закрыли». А он на лодке переправился на баржу и на барже махнул в Ульяновск, только его и видели.

Там его, «выпулившись» из ИТК, и нашел старший брат, и сразу приспособил к делу.

Живой факел

Сергей Дробов и младший брат Веня составили кос­тяк банды, которую создал, выйдя из заключения, Роман Ахтаев.

Фраза сидевшего за убийство бывалого зека, сказанная там, на зоне, Роману запомнилась.

—

Следов не оставлять! И самый страшный след — жи­вая жертва или свидетель. Мочить всех, понял, братан, всех! Без жалости: ты их пожалеешь, они тебя — нет.

Банда требовала свое. Это не в одиночку идти на «мок­рушник». Тут думаешь и о себе, и о подельниках.

Роман, казалось, продумал все мелочи. Из украденно­го в автомастерских инструмента сделали заточки, из приобретенного в пригородном селе охотничьего ружья ЗК № 5260 с боеприпасами, — отличный обрез.

Когда братья вышли на

Дробова, начали групповые тре­нировки.

Сергей набрасывал воображаемой жертве, скомканной из старого одеяла и ватника на переднем сиденье брошен­ной, без колес, машины, удавку; Роман бил заточкой сбо­ку; Веня добавлял кастетом в висок.

На «кукле» получалось все справно.

—

Главное, — пояснял Роман, — действовать синхрон­но. Серега «струнку» накинул, мы с тобой, Веня, сразу бьем в жизненно важные центры. Ты понял, братан, в жизненно важные! Кастетом надо бить в висок, там кость самая тон­кая, а заточкой — в шею и в сердце. А то помнишь, того мента в степи — уж кололи мы его, кололи, а он все не по­мирал. Так там — степь. А на шоссе может и не быть у нас столько времени, чтоб водилу отключить навсегда, превра­тив его в «жмура». Понял?

—

Что я, дефективный, что ли, — обижался Веня, про­шедший, увы, унизительный этап обучения в школе для умственно отсталых, или как нынче модно стало говорить, с «замедленным развитием».

Заказ из азербайджанского села Мюридак пришел на «ВАЗ-21061» — желательно черного, даже точнее — цвета мокрого асфальта, в хорошем состоянии.

А коли рынок сбыта обеспечен, чего с делом тянуть.

В ночь с 27 на 28 октября 1989 г. банда, состоявшая из двух братьев Ахтаевых и Сергея

Дробова, остановила на Комсомольской площади машину под номером Е 89-92, которой, как потом выяснилось, управлял в тот трагичес­кий для него вечер В. А. Кордин.

Так уж получилось, что не видались бывшие солдаты и сержанты ОБАТО из местечка Талаги, что под Архан­гельском, много лет. Вот интересно устроена человечес­кая память: пока служили, не особенно и дружили. «Де­довщины» жестокой между ними не было — одного года призыва, но опять же кто сержант, кто ефрейтор, а кто и в дембелях — все рядовой. Так что не из одной компании. А оказались снова в родном городе — и вроде друг к другу не тянет. Однако приехал из другого города старый, талагских лет, корешок, и всех собрал на квартире у бывшего сержанта, начальника кислородной станции Вована Голубева. И так душевно посидели, столько смешного вспо­мнили.

—

Вот я и говорю, — философствовал чуть захмелевший Володька Лебедев, сидя вальяжно на переднем сиденье шикарной «Волги», на которой в рабочее время Володя Кордин возил большого местного начальника. — Интерес­ная это вещь — человеческая память. Все что плохого было, что спали мало, вкалывали много, и на железнодорожной станции чего-то там разгружали, и наряды на кухне — все забылось. Помнится только хорошее.

—

Это точно, — соглашался Кордин, в отличие от друга, трезвый как стеклышко, — с ребятами посидел, а пить за рулем, конечно, не стал. Хорошая работа на улице не валя­ется. — А помнишь, парень в первой автороте был, голосок слабенький, а память... Все песни советских композито­ров знал!

—

А оркестр какой создали, вместе с сержантами-дембелями стройбата, один на весь гарнизон. Как он, оркестр этот, на танцах в солдатском клубе играл...

Жаловались старые вояки, сведенные случаем вмес­те, на дороговизну автомобилей, отсутствие запчастей, ворчание жен из-за «кружки пива», выражали недоволь­ство, что охота еще не старым мужикам и приодеться, а де­нег катастрофически не хватает.

А тут и выскочили на проезжую часть два щуплых на вид пацана.

Кордин вроде бы и бровью не повел.

—

Слышь, сержант, голосуют, — обратил внимание Ле­бедев.

—

Сам вижу.

—

Возьмем? Все тебе лишний рубль. А то и пивка в же­лезнодорожном ресторане прикупим. А?

—

Зависит, куда ехать.

—

Далеко не поедешь?

—

Наоборот, далеко только и поеду. Тогда и калым будет солидным. А так, до вокзала или до ресторана на приста­ни, не поеду. Себе дороже.

—     

А и я бы с тобой. Меня дома никто не ждет. Жена зав­сегда рано ложится, ей вставать до первых петухов. И я б с тобой.

—  

А что? С корешком спокойнее. А то пошаливать стали. Я имею в виду не у нас в городе, а по России. Во­дил убивают, машины толкают на Кавказе. Промысел. Вдвоем спокойнее. Не, ты, может, и не стал бы брать. Близко — не выгодно, далеко — опасно, — приговаривал ворчливым тоном трезвый Кордин, притормаживая «ВАЗ» у обочины.

— 

Слышь, командир, до Воротниково не возьмешься подбросить?

— 

Путь не близкий. На обратную дорогу вряд ли ко­го найду.

—

Оплатим в оба конца.

—     

Двойная плата — это хорошо. А с чего танцуем? — не сдавался Кордин.

Парень с черными, слегка раскосыми глазами, смуглой кожей и шрамиком на чуть выдающейся скуле заверил, что не обидит.

—

Только нас не двое. Щас третий, братан старший, по­дойдет.

—

Не страшно, салон большой, все трое на заднем сиде­нье уместитесь.

Предложение водителя несколько сбивало разработан­ную членами банды стратегию поведения в салоне.

—

А может, подбросим сначала вашего приятеля к нему домой, а потом и рванем налегке по шоссе в сторону дерев­ни? — с надеждой в голосе спросил скуластый.