Приключения Натаниэля Старбака

— Зажгите ее, а потом поведайте мне о своих недугах, — Дилейни знал, что толкнуть Старбака на этот отчаянный визит должно было нечто экстраординарное. Юноша выглядел, как будто у него лихорадка.

Старбак позволил уговорить себя закурить сигару, раз уж табак является успокоительным средством. Дым разъедал ему глаза, он задыхался от его горечи, но продолжал курить.

Про меньшей мере, стоило показать себя взрослым мужчиной, а он понимал, что этим вечером вел себя как полуоперившийся юноша, и нуждался в доказательстве своей зрелости.

— Думаете, дьявол тоже кое-что оставил на земле? — начал он издалека подходить к тому деликатному вопросу, который привел его к двери Дилейни. — Чтобы устроить нам западню?

Дилейни закурил сигарету и понимающе улыбнулся.

— Так кто она?

Старбак промолчал. Он чувствовал себя таким идиотом, но ощущал непреодолимое желание совершить эту глупость, как и когда разрушил свою карьеру ради Доминик Демарест.

Вашингтон Фалконер сказал ему, что подобные деструктивные страсти являлись обычным недугом молодых людей, но если то была болезнь, то Старбак не мог от нее ни излечиться, ни облегчить страдания, и теперь она вынудила его выставить себя идиотом перед умным адвокатом, который терпеливо ждал ответа. Старбак помолчал, но в конце концов, зная, что дальнейшее затягивание ни к чему не приведет, признался, кого он ищет.

— Ее зовут Салли Траслроу.

Дилейни ответил самой незаметной и скрытной из своих улыбок.

— Продолжайте.

Старбака трясло. Вся Америка была на грани войны, ожидая того ужасного момента, когда раскол приведет к окончательному разрыву и морям крови, а он мог лишь дрожать из-за девицы, которую встретил в один злосчастный вечер.

— Я думал, что она могла сюда зайти. В эту квартиру, — произнес он с запинкой.

Дилейни выпустил большую струю дыма, от которой затрепетал огонь на свечах, стоящих на отполированном обеденном столе.

— Чую запах своего братца. Договаривайте уж.

Старбак поведал ему всё, и этот рассказ показался ему таким жалким, как когда он признался в своей глупости Вашингтону Фалконеру. Теперь он пытался приплести свое обещание, данное тем хмурым вечером, и рассказал о наваждении, которое он не мог толком описать и оправдать, и даже толком не отдавал себе в нем отчета, он лишь заявил, что не сможет жить, если не найдет Салли.

— И вы подумали, что она может быть здесь? — с дружелюбной насмешливостью поинтересовался Дилейни.

— Я знаю, что ей дали этот адрес, — многозначительно сообщил Старбак.

— И вот вы явились ко мне, — сказал Дилейни, — мудрое решение. Так чего вы от меня хотите?

Старбак взглянул на него через стол. К его удивлению, он выкурил всю сигару, остался лишь окурок длиной в дюйм, который он погрузил в остатки своего пирога.

— Я хочу узнать, не сможете ли вы объяснить мне, где ее искать, — произнес он, подумав, насколько тщетна эта просьба и насколько унизительна. Почему-то до того, как прийти в эту элегантную квартиру, Старбак полагал, что его поиски Салли — это просто что-то вроде сна наяву, но теперь, столкнувшись с необходимостью признаться в своем наваждении этому практически незнакомому человеку, Старбак ощутил себя полным идиотом. Он также почувствовал всю безнадежность поисков пропавшей девушки в городе с населением сорок тысяч человек.

— Простите, — сказал он, — мне не следовало сюда приходить.

— Я, кажется, припоминаю, как предлагал вам свою помощь, — напомнил ему Дилейни, — хотя должен признать, мы оба были тогда пьяны. Я рад, что вы пришли.

Старбак уставился на своего благодетеля.

— Так вы можете мне помочь?

— Конечно, могу, — очень спокойно вымолвил Дилейни. — Вообще-то, я точно знаю, где находится ваша Салли.

Старбак ощутил прилив ликования и одновременно ужаса от того, что достигнутый успех может оказаться фальшивым. Он чувствовал, будто стоит на краю пропасти, не зная, попадет ли на небеса или в ад, если прыгнет.

— Так она жива? — спросил он.

— Приходите завтра вечером, — уклончиво ответил Дилейни и поднял руку, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы. — Приходите сюда в пять. Но…, - последнее слово он произнес предупреждающе.

— Что?

Дилейни ткнул сигаретой в сторону Старбака.

— Будете моим должником, Старбак.

Старбак дрожал, несмотря на теплый вечер. Он подозревал, что продал душу, но за сколько? Хотя он не очень-то об этом беспокоился, потому что завтра вечером найдет Салли.

Может, от вина или от тяжелого табачного дыма, или то того, что все его мечты готовы были осуществиться, но ему было всё равно.

— Понимаю, — осторожно произнес он, на самом деле не понимая ничего.

Дилейни улыбнулся и разрушил чары.

— Немного бренди? И еще одну сигару, полагаю, — Дилейни подумал, что было бы забавно развратить сына преподобного Элияла Старбака. А кроме того, по правде говоря, Старбак ему нравился.

Мальчишка был наивным, но со стальным стержнем внутри и хорошо соображал, даже если сейчас эту сообразительность затмевали страсти. Одним словом, Старбак однажды мог бы пригодиться, а если когда-нибудь он бы ему понадобился, Дилейни смог бы напомнить о долге, который возник этой ночью в результате отчаяния и наваждения.

Потому что Дилейни теперь стал агентом Севера. В его квартиру пришел некий человек, представившись клиентом, а потом протянул ему копию письма Дилейни, в котором тот предлагал северянам свои услуги в качестве шпиона.

Копия была сожжена, и зрелище горящей бумаги взбудоражило душу Дилейни. С этого момента он носил отметину, его можно было приговорить к смертной казни, но всё же награда за верность Северу стоила этого риска.

А риск, насколько он знал, будет очень недолгим. Дилейни не верил, что восстание продлится даже до конца июля. Новая армия Севера величественно сомнет жалкие силы мятежников, сгрудившиеся на севере Виргинии, раскольники потерпят поражение, а политики-южане начнут хныкать, что никогда и не были сторонниками этого мятежа.

А что случится с теми незначительными людьми, которых предали эти политики? Старбака, как полагал Дилейни, пошлют обратно к жуткому отцу-церберу, и это станет концом единственного приключения мальчишки.

Так почему бы не подарить ему это последнее экзотическое мгновение, которое он будет вспоминать всю свою скучную жизнь, а если по какой-то случайности мятеж затянется еще на несколько месяцев, Старбак станет его союзником, хочет он того или нет.

— Значит, завтра вечером, — с озорством заявил Дилейни, подняв бокал с бренди, — в пять.

Старбак провел весь следующий день в муках от дурных предчувствий. Он не посмел рассказать Вашингтону Фалконеру о том, из-за чего страдал, даже Адаму не посмел, а хранил лихорадочное молчание, сопровождая отца и сына в Меканикс Холл на Франклин-стрит, где расположился штаб Роберта Ли.

Ли был повышен с должности командующего войсками Виргинии до главного военного советника президента Конфедерации, но по-прежнему занимался своей работой в штате и, как сказали Фалконеру, выехал из столицы, чтобы проинспектировать некоторые укрепления, защищавшие устье реки Джеймс.

Изнуренный клерк, потеющий в приемной, объяснил, что генерал должен прибыть ближе к вечеру, или, возиожно, на следующий день, и что назначить с ним встречу невозможно.

Всем просителям придется подождать. По меньшей мере человек двадцать уже ждали в приемной или на широкой лестнице. Вашингтона Фалконера возмутило, что его приняли за просителя, но он смог сохранить спокойствие, пока тикали часы, а над Ричмондом собирались темные тучи.

Без четверти пять Старбак спросил, нельзя ли ему уйти. Фалконер гневно повернулся в его сторону, как будто чтобы отказать в этой просьбе, но Старбак выпалил, что плохо себя чувствует:

— Мой желудок, сэр.

— Иди, — раздраженно откликнулся Фалконер, — иди. Он подождал, пока Старбак не спустился по лестнице, и повернулся к Адаму.

— Да что с ним такое, черт возьми? Дело не в желудке, уверен.